Валерий Шамбаров - Кукловоды Третьего рейха

Германские планы были куда более совершенными и отработанными. На поляков ринулись две группы армий, «Север» под командованием фон Бока и «Юг» под командованием Рунштедта. А навстречу, из Восточной Пруссии, ударила 4-я армия фон Клюге. Бронированные и механизированные соединения были сведены в танковые корпуса. Они действовали на направлениях главных ударов и почти сразу, как тараны, прошибли польскую оборону.

Правда, большинство танков у немцев были легкими, со слабенькой броней. А в Польше уже имелось страшное оружие для машин подобного типа — противотанковые ружья. Но… они считались совершенно секретными! Личному составу их даже не показывали. Запечатанные ящики с противотанковыми ружьями и инструкции по их применению были разосланы в войска, но их предписывалось содержать под охраной, а вскрывать лишь по особому приказу. В суматохе о них забывали, и секретные ружья с секретными инструкциями нераспечатанными попали в руки немцев!

Дергания с мобилизацией — начатой, потом отмененной, а потом снова начатой, привели к тому, что мобилизационный план был выполнен на 60 %. Призванные резервисты массами направлялись к своим частям, запрудили дороги и станции — и становились беззащитными жертвами бомбежек, попадали под танковые прорывы. А по тылам сразу разгулялись немецкие диверсионные группы, выбрасывались десанты. Они ставили мины, захватывали мосты и прочие ключевые позиции, а главное, резали или взрывали линии связи. Германская разведка четко отслеживала местонахождение польского генштаба и ставки верховного командования, их непрерывно бомбила авиация. А польский генштаб и командование не могли связаться со своими подчиненными, не представляли реальной обстановки.

В польской армии углублялся хаос. Некоторые дивизии ожесточенно отбивались, но соседи уже отступали, и героев окружали. Катились потоки пополнений к фронту, а фронта уже не существовало, навстречу катились потоки беженцев, отходящих частей. В городе Быгдощ то ли германские диверсанты обстреляли воинскую колонну, то ли польские части в панике открыли огонь по своим. Но в результате солдаты и горожане возбудились против местных немцев, испокон веков проживавших в Быгдоще. Распаляя сами себя слухами о «пятой колонне», стали хватать их на улицах, врываться с дома. Тащили к импровизированным местам для расстрелов. Кого-то разъяренные обыватели терзали, забивали камнями, палками, кидали в реку. Волна аналогичных погромов и самосудов над немцами прокатилась в других западных польских городах. А наступающие германские части наткнулись на следы этих злодеяний. Пропаганда Геббельса сразу раструбила о зверствах поляков. Солдаты вермахта принялись мстить. Сами же перепуганные поляки или уцелевшие немцы выдавали участников бесчинств, их расстреливали без долгих разбирательств.

Что же касается надежд поляков на западных покровителей, то они полностью провалились. Даже после начала войны британский посол в Берлине Гендерсон носился с идеей предать Польшу — по такому же сценарию, как Чехословакию. Жалко, что ли? [149] Чемберлен колебался, тянул время. Воевать-то не хотелось. Но вся его политика умиротворения слишком позорно провалилась, разразился скандал в парламенте. Гитлер Лондону в рожу плевал, а ему все еще улыбочки строили. Лидер оппозиции Эмери резонно заявлял: «Доколе мы будем заниматься пустой болтовней, когда Британия и все, что ей дорого, и сама цивилизация находятся под угрозой?… Наш долг — выступить вместе с французами». Кабинет Чемберлена повис на волоске, и ему пришлось согласиться: дескать, конечно же, «вместе с французами» выступить придется.

Но в том-то и дело, что французов заставить выступить было еще труднее! Англичане сидели на островах, в относительной безопасности. А непосредственные боевые действия ложились на долю Франции! Между Парижем и Лондоном пошли долгие споры относительно ультиматума немцам. Стоит ли его предъявлять? Когда предъявлять? Какой срок давать на выполнение требований? В итоге Англия и Франция объявили Германии войну лишь 3 сентября, когда вооруженные силы Польши были основательно разгромлены.

Но даже и такое запоздалое вмешательство западных держав вызвало в Берлине весьма подавленное настроение. Не просто подавленное, а близкое к панике. Хотя Германия успела подготовиться к кампании гораздо лучше, чем против Чехословакии, она еще далеко не дотягивала до своей максимальной мощи. Чтобы сокрушить Польшу, Гитлеру пришлось бросить против нее почти все свои силы. На Западе у него оставалось 23 дивизии против 110 французских. Как свидетельствовал Кейтель: «При наступлении французы наткнулись бы лишь на слабую завесу, а не на реальную немецкую оборону» [101]. Все могло кончиться одним решительным ударом! И Польшу спасли бы, и агрессора уничтожили.

Это наступление, предусмотренное союзными договорами, действительно началось. 7 сентября две французских армии перешли границу, вступили в германский Саар. Немецкие заслоны бой не принимали, отступали к укреплениям «линии Зигфрида». Но 12 сентября в Аббевиле состоялось заседание французско-британского военного совета с участием глав государств, Чемберлена и Даладье. Пообсуждали-пообсуждали и приняли весьма своеобразное решение о «максимальной мобилизации средств до начала крупных сухопутных операций, а также ограничении действий ВВС».

То есть не предпринимать ничего, пока не накопится «максимальное» количество сил и средств! Даже свернуть воздушные удары, не бомбить военные и промышленные объекты Германии (чего немцы тоже очень боялись). А соединения, которые уже вступили на германскую территорию, получили приказы отходить назад. Словом, Франция и Англия начали войну только для того, чтобы политики смогли сохранить лицо. Для галочки. А Польшу сбрасывали со счетов, откровенно жертвовали ею. Ведь за ней-то лежал Советский Союз! Вот как раз и схлестнутся немцы с русскими…

Обрывалась последняя соломинка, за которую могла бы цепляться Польша. А ей только и оставалось — надеяться на чудеса. Фронтов больше не существовало. Армии перемешались друг с другом, теряли управление. Возникали какие-то импровизированные группы, штабы. Польское радио еще пыталось подбодрить защитников. Во всех сводках ставило в пример — продолжал сражаться в полном окружении гарнизон военной базы Вестерплятте в Данциге. Но его осаждали не регулярные части вермахта, а местные, данцигские отряды штурмовиков и СС. Опасности этот пятачок не представлял, и германское командование не придавало ему большого значения. Куда он денется? Рано или поздно капитулирует.

Изрядная часть польских вооруженных сил уже прочно застряла в нескольких котлах окружений, деморализованные колонны катились на восток, за Вислу, или на юг, к Карпатским горам. Немецкие танки вырвались к Варшаве. В столице поляки все же сорганизовались, оказали упорное сопротивление. Но немцы обошли Варшаву, она превратилась в очередной «котел». Польское правительство сидеть в осаде не захотело, упорхнуло в Люблин.

А между тем Советский Союз ждал своего часа. Почему было не выждать? Пакт Молотова — Риббентропа отдавал ему Западную Белоруссию и Западную Украину. Вот и пускай вермахт громит поляков. 16 сентября стало ясно — свою долю можно забрать уже без большой крови и без всякого риска. Об этом уведомили германских дипломатов, а официальную ноту об объявлении войны сформулировали очень умело. Дескать, польское государство фактически распалось, правительство не действует, поэтому СССР берет под защиту братьев по крови, украинцев и белорусов. Изложили-то сущую правду. Что от него осталось, от польского государства?

На базе Белорусского и Киевского военных округов были развернуты два фронта: 33 дивизии, 617 тыс. солдат и офицеров, около 5 тыс. орудий, 4700 танков, 3300 самолетов. Утром 17 сентября они с нескольких направлений вступили на сопредельную территорию. Как выяснилось, польская стратегия допустила грубейшую ошибку и в оценке международной ситуации. Военные планы Варшавы вообще не учитывали возможность союза Германии и России! Как раз сюда, в восточные районы, отходили или бежали от немцев разбитые войска, эвакуировались административные службы, правительственные учреждения. Когда главнокомандующий польской армии маршал Рыдз-Смиглы узнал о вмешательстве русских, он понял — это уже полный финиш. Он отдал приказ не открывать боевых действие против советских войск, отбиваться только от немцев и отступать в нейтральные страны — Румынию, Венгрию. Сам маршал немедленно подал пример, выехал к румынам. Туда же устремились президент, правительство.

Советским солдатам повоевать все-таки пришлось. Приказ Рыдз-Смиглы не сражаться с русскими к его подчиненным не дошел. Они уже утратили управление, полки и дивизии действовали сами по себе. Некоторые, столкнувшись с частями Красной армии, осознавали бессмысленность сопротивления. Вступали в переговоры и сдавались. У других вскипал шляхетский гонор. Вспоминали давнюю вражду к русским, открывали огонь. Такие очаги подавляли артиллерией, пускали танки. Однако подавляющее большинство населения встречало русских дружелюбно, увидело в них защитников. А навстречу советским войскам нарастали потоки гражданских беженцев. Массы польских жителей предпочитали передаться под советскую, а не германскую власть.