Эжен Сю - Жан Кавалье
Разбойник оперся головой на руки и на мгновение впал в молчание. Кавалье, не в силах превозмочь отвращения к этому чудовищу, сделал знак Иоасу. Тот вышел, не замеченный черными камизарами.
– Ну что же, когда искус? – решительно спросил Кавалье.
– Что? – привскочив, точно со сна, вскрикнул Мариус. – Чего ты хочешь? Что ты говоришь?
– Требую искуса!
– Ты больно тороплив! Хорошо же: так и быть.
Затем, обращаясь к одному из черных камизаров, он приказал:
– Жюльен, сходи за женщинами!
– У тебя тут женщины?
– Сегодня утром на заре мы задержали путешественников. Карета их там, за водопоем. Две женщины и двое мужчин, ехавших из Монпелье под конвоем пяти драгун. При первом нашем нападении солдаты, против обыкновения, повернули оглобли. Видишь ли, они привыкли иметь дело не с черными камизарами, а с теми, верхними, не то попами, не то старыми бабами. Впрочем, драгуны зарубили одного из моих. Я собирался отправить этих женщин на тот свет сегодня вечером при лунном сиянии, но сам дьявол прислал тебя положить им конец. Вы будете тянуть жребий – ты и Надейся-на-Черта: ведь убить надо одну молодую и одну старуху... А где же Черт-то?
– Он сейчас вернется. Ему захотелось выпить: он отправился нацедить из бочонка кувшин вина, – ответил холодно Кавалье, незаметно приготовляясь к защите.
– Но вот же на столе вино! – закричал Мариус. – Тысяча чертей! Тут какая-то измена!
И он бросился на Кавалье с ножом в руках, а остальные еще трезвые негодяи внезапно встали из-за стола.
– Ко мне, Израиль! – воскликнул Кавалье, ловко уклонившись от страшного удара.
Отважно бросившись на Мариуса, он налег на него всем телом и повалил плашмя на стол. В ту же минуту в комнату ворвались, под начальством Иоаса, тридцать камизаров, которые, по распоряжению Кавалье, попрятались в каштановой роще хутора. В мгновение ока разбойники, три четверти которых оказались пьяными, были схвачены и перевязаны. Тут послышался голос человека, которого Мариус послал в погреб:
– Поднимайся, ну же, поднимайся! Увидишь, чего от тебя желают.
Трудно описать изумление Жана, когда он увидел, что черный камизар тащит за собою Психею, бледную, как смерть, и не менее испуганную г-жу Бастиан. Вождь севенцев невольно был поражен роковым случаем, который уже второй раз приближал к нему Туанон, даже заставлял его спасти ей жизнь. Он снова испытал странное глубокое ощущение, однажды уже испытанное им в Ран-Жастри. При виде этого очаровательного существа, краска бросилась ему в лицо, сердце забилось сильнее. Он опустил глаза под умоляющим взглядом Психеи, которая, упав перед ним на колени, крикнула ему:
– Пощады, сударь, пощады! Не убивайте нас!..
– Успокойтесь, сударыня! Напротив, я тут затем, чтобы совершить страшную расправу над разбойниками, забравшими вас в плен.
– Значит, это не камизары?
– Нет, сударыня, – ответил гордо Кавалье. – Камизары борются за дело Божье да за свою свободу. Они не обкрадывают и не убивают путешественников.
Затем он повернулся к Мариусу, который извивался под охватывавшими его веревками, точно дикое животное, попавшее в силки:
– Ты знаешь меня?
– Нет, – ответил разбойник. – Но будь проклят мой нож! Я должен был зарезать тебя, как шестимесячного теленка: ты был у меня в руках!
– Я – Жан Кавалье!
Мариус бешено подпрыгнул и испустил крик бессильного отчаяния.
– Я сказал, что повешу тебя и твоих. И это сейчас же будет исполнено на месте твоих преступлений.
– Для этого-то ты изменнически ворвался ко мне, для этого-то ты перерядился, каторжник! – кричал с пеной у рта Мариус.
– Я явился сюда затем, чтобы самому покарать тебя, – с достоинством проговорил Кавалье. – Пусть в Лангедоке знают, что камизары непричастны к отвратительным злодеяниям, которые вы совершаете с которых уже пор. Тебе остается только четверть часа жить. Помолись!
– Мне незачем молиться! – крикнул, богохульствуя, негодяй.
– О, сударь, сжальтесь! – взмолилась Психея. – Позвольте мне уйти отсюда. Возвратите свободу моему брату, который находится внизу, в этом погребе, связанный вместе с нашим кучером.
Кавалье сделал знак Иоасу, тот тотчас же спустился за Табуро. Затем, отворив дверь, которая вела на один из дворов хутора, молодой севенец сказал Психее:
– Зайдите туда, сударыня! Действительно, это зрелище должно привести вас в ужас. Успокойтесь.
Туанон в страшном волнении прислонилась к низкому подоконнику и провела руками по лбу, точно желая собраться с мыслями. Кавалье созерцал ее в каком-то бессознательном восторге: он никогда не встречал более прелестного существа. Немного успокоившись, Туанон подняла на него свои красивые глаза и проговорила:
– Надеюсь, сударь, вы вернете свободу мне и моему брату...
Кавалье, точно очнувшись, ответил ей довольно резко:
– Прежде всего, сударыня, кто вы такая? Я вас уже видел: вы были нашей пленницей. С того времени, что было с вами? Куда вы направляетесь? Кто такой ваш брат?
Туанон без затруднения ответила на все вопросы, как уговорилась с Вилляром, и назвалась вдовой, графиней де Нерваль, а ее спутник – ее брат, шевалье Табуро.
Все это было рассказано со свойственным Психее очарованием. Мало-помалу овладев своей находчивостью, она прибавила несколько тонких любезностей о нраве Кавалье, благородство и великодушие которого ей так часто хвалили. Поэтому-то она не сомневалась, что молодой вождь, из сострадания к ее жестокой участи, вернет ей и брату немедленно свободу и даст им возможность продолжать путь, снабдив ее пропуском. Кавалье внимательно ее выслушал и долго размышлял. Он находился еще погруженным в молчание, которое беспокоило Туанон, когда появился чичисбей, сопровождаемый Иоасом. Он ничего не знал о происшедшем. Зрелище, представившееся его глазам на кухне хутора, не могло подействовать на него успокоительно. Связанные черные камизары под присмотром людей Жана богохульствовали или рычали от бешенства, а у их сторожей вид был не менее дикий. Табуро узнал Кавалье и почувствовал крайнюю робость в присутствии грозного вождя, сдвинутые брови и строгий, презрительный рот которого указывали на высокомерный нрав.
– Вот человек! – обратился Иоас к своему начальнику, указывая на Клода, который отвесил три глубоких поклона Жану, со словами:
– Я имел уже удовольствие встретиться с господином военачальником на одной крутой горе, недалеко от некоего отвратительного черного отверстия, которое...
Иоас, прервав Клода, спросил Кавалье, рассеянно смотревшего на чичисбея:
– Брат Кавалье, четверть часа истекло. Повесить их?
Клод сделал отчаянный прыжок, думая, что речь идет о нем, и с ужасом посмотрел на Кавалье.
– Да! – медленно проговорил последний.
– Повесить их всех семнадцать? – спросил лейтенант.
– Всех. И пусть их привяжут к деревьям каштановой рощи, там, где совершено преступление. По возвращении в стан, ты приготовишь ярлык и прикрепишь его к спине Мариуса. Пусть читают на нем: «Жан Кавалье, по повелению Господа, воздал черным камизарам за их преступления».
Иоас исчез, и Клод вздохнул свободнее.
– Вы идете из Монпелье и отправляетесь в Лион? – спросил Кавалье Психею, снова помолчав.
– Да, сударь. И, надеюсь, спасши меня и моего брата от большой опасности, вы довершите ваше великодушие, дав нам свободу.
– Не могу, сударыня, по крайней мере сегодня, отпустить вас. Завтра вы узнаете мое решение.
– О, сударь, сжальтесь...
– Сударыня! – почти резко ответил Кавалье. – То, что произошло сейчас на ваших глазах, вам указывает, что я умею, когда захочу, решать быстро и твердо.
– Но, сударь, до тех пор...
– До тех пор... На косогоре, близ моего стана, есть уединенный дом, пощаженный огнем. Четыре солдата отведут вас туда с вашим братом и будут вас там стеречь до того дня, когда я вам объявлю мое решение.
– А наша карета? – спросил Клод.
– В нее впрягут ваших лошадей, ее наполнят вещами, награбленными этими негодяями. Через час вы будете в помещении, о котором я сказал.
– Но, сударь, обещайте, по крайней мере, что завтра мы будем свободны, – сказала Психея.
– Ничего, сударыня, обещать не могу, – ответил строго Кавалье.
Затем, позвав своих камизаров, он дал им наставления, касавшиеся отъезда Туанон и Табуро, которых вскоре отвели в вышеупомянутый дом. Печальный, задумчивый вернулся в свой стан юный вождь.
УЕДИНЕННЫЙ ДОМ
Помещение, служившее убежищем, чтобы не сказать тюрьмой, Психее и Табуро, принадлежало богатому мещанину из Андюзы. Очарованный, без сомнения, дивным видом, который открывался со склона горы, он построил там загородный домик, возвышавшийся на очень отлогом спуске, под станом Кавалье. Войска, которым поручено было сжечь проходы долины, не дали себе труда уничтожить эту уединенную обитель, и в ней можно было прекрасно устроиться.
