Лев - Конн Иггульден
– «Персы», сцена первая! – оживился Эсхил и ткнул пальцем в актера, державшего перед собой лист папируса. – Надень маску и отложи записи. Реплики уже должны быть выучены. Через три дня все места здесь будут заняты, и я не желаю, чтобы вы опозорили меня своей игрой. Еще раз, с самого начала!
* * *
К вечеру Перикл вернулся в отцовский дом, неподалеку от Пникса. Во время вторжения персов улица сильно пострадала, но благодаря энергии и труду людей была быстро восстановлена. Новое здание из дуба и кирпича, оштукатуренное, просторное, обслуживали шесть человек, которые готовили и охраняли дом от воров в отсутствие хозяина.
Сон не шел к нему. Из головы никак не выходил эпизод с Аттикосом, из-за чего он отказался от приглашений друзей, настойчиво зазывавших в таверну. Его мрачное настроение особенно беспокоило Эпикла, но Периклу хотелось побыть наедине с собой, отдохнуть и подумать. Конечно, можно было бы вернуться в поместье, где его мать и жена, словно две кошки в мешке, постоянно цапались и шипели. Нет уж, лучше остаться в городском доме и лежать, уставившись в темноте в потолок.
В предрассветные часы улицы погружались в тишину. Лишь изредка ее нарушали голоса и смех возвращающихся домой подвыпивших мужчин. Но в этот раз его встревожил другой звук – по улице кто-то бежал. Перикл приподнялся на локтях. Прислушался. Аттикос был прав, когда говорил, что город может быть опасным, особенно ночью. Скифская стража обеспечивала порядок во время судебных разбирательств и народных собраний. В повседневной жизни каждый мужчина постоянно держал руку на рукояти ножа и не спускал глаз с тех, кто шел в одном с ним направлении. Женщины, жены и дочери, с наступлением сумерек на улицу не выходили. Бордели в районе порта работали и ночью, но свободные женщины спешили вернуться домой до темноты.
По дороге мимо его дома пробежали двое или трое. Издалека донесся крик. Перикл наклонился и на ощупь потянулся за чистым хитоном и сандалиями. В комнате было так темно, что он не видел своих рук, но это не помешало быстро одеться и пристегнуть к поясу копис. Пальцы коснулись бороздки шрамов на икре и неровной морщины, идущей от плеча через грудь. И та и другая напоминали о старой боли.
По улице пробежал кто-то еще. Что-то случилось, и в доме уже просыпались рабы. Внизу зажгли свет. Перикл спустился по ступенькам. Дверь открыли, впустив в дом ночной холодок, и он вышел в темноту, на мощеную улицу. Его встретила тишина, но в ближайших домах тоже зажигали лампы, проливавшие на дорогу лужи бледного света. Перикл глубоко вдохнул и почувствовал запах дыма.
– Храни нас, Афина, – прошептал он, высматривая, что горит.
Город строился из дерева, камня и черепицы, и когда персы подожгли его, целые улицы превратились в ад. С тех пор Афины жили в постоянном страхе, что если в каком-то доме опрокинут глиняную масляную лампу, то и сама семья, и все соседи умрут в своих постелях.
Видимый со всех сторон, высящийся, подобно часовому, над городом темнел молчаливый Акрополь. Услышав за спиной торопливые шаги, Перикл выхватил копис и повернулся, готовясь встретиться лицом к лицу с возможной угрозой. Незнакомец вздрогнул, споткнулся и едва не упал.
– Что там? – спросил Перикл.
– Пожар! – бросил мужчина и выругался в адрес того, кто напугал его до полусмерти.
Перикл замер, позабыв о кописе и внезапно ощутив слабость в ногах. Незнакомец побежал дальше, а Перикл, глядя ему вслед, увидел искру вдалеке, у подножия большой скалы. По этой дороге он проходил ежедневно уже несколько месяцев и знал ее так же хорошо, как и любую другую часть города. Театр.
Он сорвался с места и побежал.
* * *
Когда Перикл приблизился к странному свету, город уже проснулся. Издалека он представлялся живым, беспорядочно движущимся существом. Вблизи картина изменилась – вокруг толпились люди; одни метались в панике с криками отчаяния и горя, другие просто стояли, зажав ладонями рот.
Перикл поспешил к началу улицы, где уже через считаные дни должны были собраться граждане, чтобы увидеть плоды трудов лучших драматургов – трагедии и сатировские драмы. Увиденное отозвалось стоном – огонь пылал в самом сердце здания театра, протянувшись туда, где хранились маски. Перикл знал, что их охраняют. Но где же охрана?
Он стряхнул оцепенение, понимая, что должен войти туда, хотя пламя уже вырвалось наружу. Теперь это был многоязыкий зверь с острыми когтями, разрушающий месяцы труда многих людей. Ненависть всколыхнулась в груди.
– Перикл! Слава богам! – Пробегавший мимо Эпикл сбавил шаг. – Мы здесь выстраиваем цепь к реке. Если соберем человек двести или триста, то можно будет передавать ведра.
– А как насчет песка? – спросил Перикл. – Где-то здесь есть склад…
– Покажи.
Протолкавшись сквозь толпу, они пробежали шагов сорок или пятьдесят к запертым воротам. Стоявший у них стражник с копьем заметно нервничал.
– Отойди, сынок, – сказал Эпикл.
Стражник попытался поднять копье, но Перикл оттолкнул его с дороги, а Эпикл пинком распахнул ворота, сломав перекладину. Под звучащие в спину проклятия они вбежали на территорию склада, где хранилось все необходимое для приготовления раствора. Перикл взялся за ручки маленькой тележки, заполненной смесью золы и влажного песка.
– Нам нужно больше людей! – крикнул он.
Выбежав за ворота, Эпикл остановил несколько человек и направил их на склад. Им удалось быстро наполнить песком тележки. Кто-то принес лопаты.
Зачерпнув лопатой темную смесь и бросив ее на огонь у двери, Перикл на мгновение остановился. Он не очень хорошо представлял, из чего готовят строительный раствор, и знал только, что в нем используется вулканический пепел из нового города, откуда был родом Зенон. Может быть, помогла короткая молитва, может быть, что-то еще, но пламя под шлепком погасло. То, что уже сгорело однажды, не могло загореться снова.
– Еще! Бросайте еще! – крикнул он.
Теперь, когда перед ними поставили задачу, люди живо взялись за дело. Доставленные тележки быстро опустели, и их покатили за новыми порциями песка как раз в тот момент, когда из темноты появился хозяин склада, пригрозивший привлечь всех к суду за кражу. К нему подошел Эсхил, и после недолгого разговора крики и угрозы прекратились.
Между тем через улицу, от реки до театра, протянулась людская цепочка, по которой передавали ведра с водой. Перикл не видел этого, но представлял живую ленту афинян, мужчин и