Государь Иван Третий - Юрий Дмитриевич Торубаров
– Благодарствую, владыка! – И боярин, приложившись губами к его руке, на цыпочках вышел.
Иван Васильевич выслушал вернувшегося боярина. Князь, глядя на широкие плечи боярина, сказал:
– Вижу, боярин, ты не хил человек и с легатом легко справишься. Встретишь их за пять верст до Москвы. Отберешь у легата его латинский крест, и тогда пусть он шествует се на здоровье. Справишься? – спросил Иван Васильевич.
Федор подошел к печи, взял стоявшую у стены железную клюку и на глазах великого князя завязал ее узлом.
– Однако! – не без удивления произнес князь, взяв из рук боярина и осматривая теперь не нужную клюку.
– Государь, – заговорил боярин, – а если кто полезет в драку? Что делать? Морду свою я не привык подставлять.
– И не надо. Дашь сдачи. Пускай знают русскую силушку!
– Не думай ни о чем, государь. Русскую землицу не посрамлю и свою веру в обиду не дам!
Князь улыбнулся и толкнул его в плечо:
– Молодец, боярин!
– Молодцом буду, когда все сделаю, мой государь.
– Сделаешь! – уверенно промолвил Иван Васильевич.
Боярин вышел на крыльцо и, остановившись на краю, поднялся несколько раз на носки. Потом, сбегая по ступенькам, сказал:
– Морозец-то силу набирает!
По дороге, занесенной снегом, едва передвигая ноги, брели два путника. Они прятали лица от мороза, который принес северный ветер.
– Стой-ка! – раздался мужской голос.
Рослый молодой парень сбросил с плеч тяжелую котомку и, почерпнув ладонью снег, стал натирать щеки своей спутнице.
– Ты что? – удивилась она.
– Оленька, – ласково произнес он, – они у тя стали белеть. Можешь отморозить и испортить личико.
– Мне все равно, – усталым голосом проговорила она, – я больше не могу, у мня нет сил.
Ноги ее подломились, и она готова была опуститься на снег. Он подхватил ее.
– Ты уж сколь раз говорил, – возмутилась она, – что жилье скоро будет, а его нет и нет.
– Раз есть дорога, значит, есть и жилье. Мы идем очень медленно, поэтому кажется, что много прошли.
– У мня нет сил… я хочу… умереть.
– На это ты не рассчитывай! Счас я те обвяжу лицо.
– Чем ты обвяжешь? – хныкая, спросила Ольга.
– Найду чем.
Он быстро сбросил изодранный волками тулуп, затем поношенный чей-то кафтан и снял с себя нижнюю рубаху.
– Я тя так закутаю, что ни один мороз не возьмет.
Он обмотал ей лицо, оставив только щелку для глаз.
Затем, растерев свое тело снегом, быстро оделся.
– Слушай, а давай-ка подлатаем шубу, – предложил он.
– Это как? – удивилась Ольга.
– Да… так.
Он отыскал в котомке клубок ниток с иглой. Не снимая шубу с Ольги, прямо на ней пришил большие болтающиеся куски. Зашил дыры и поменьше.
– Ты знаешь, – призналась она, – я как будто вошла в теплую светлицу. Давай-ка я и твою шубу заштопаю.
– Давай, – подавая клубок, сказал Дорофей и добавил: – Золото твоя нянька, обо всем позаботилась.
– Да, – не без гордости произнесла Ольга, перекусывая нить, – она такая!
– Что мы сразу-то не додумались заштопать шубы? – ругнул себя Дорофей.
– Мне надо было догадаться об этом, – заявила Ольга, помогая Дорофею увязывать поклажу.
Взвалив ее на плечи, он присел на корточки:
– Садись-ка мне на шею, я тя понесу, чтоб ты отдохнула. Я все ж немного промерз, а ты сядешь, я и согреюсь.
– Если так… – И она взобралась ему на плечи.
Она иногда наклонялась к его лицу и спрашивала:
– Ты согрелся?
– Нет! – отвечал он, поправляя драгоценную ношу, которая незаметно сползала книзу.
Один раз он спросил:
– Что те видно сверху? Деревушки не видать?
– Остановись. Я замерзла! – схитрила она.
Он присел и помог ей слезть.
– Умирать расхотелось? – рассмеялся он.
– Если… только вместе! – серьезным голосом заявила она.
Теперь Дорофей мог оглядеться. Место было открытое. Березовый лес виднелся далеко от дороги, в таком ночевать сложнее. Нет еловых лапок. Но до вечера оставалось мало времени. Деревню они, скорее всего, сегодня уже не встретят. Что же делать? Но не оставаться же среди дороги! Придется опять ночевать в лесу. До него было не близко, но он клином выходил к дороге.
– Вон там и переночуем, – показав на лес, сказал Дорофей.
Когда они свернули с дороги, Дорофей придержал Ольгу:
– Стой!
– Ты что?.. Опять волки? – испуганно спросила она.
– Не, другое. Топи.
Что такое «топи», Ольга слышала, но не знала, что это. Знала только, что это что-то страшное.
– Я поищу палку. Она поможет выбрать дорогу.
Он так и сделал. И не напрасно. Провалиться на морозе…
– Петруха. Глянь-ка, а к нам идут! – сверху послышался голос.
– Кто идет? – откликнулись снизу.
– Да кто их знает. Двое. Один мужик. Здоровый! Другой… что-то не пойму. Вроде баба… Не пойму.
– Да не дойдут. Утопнут, – послышался снизу голос Петрухи.
– Не скажи. Мужик-то… дело знает. С палкой идет. Землю щупает.
Снизу послышалось усиленное дыхание, и вскоре рядом со стражем показался Петруха. То был мужик лет тридцати – тридцати пяти. Путешественников он заметил сразу. Долго приглядывался, потом уверенно сказал:
– Дуй к нашим, скажи: мужик с бабой идут.
Парень быстро слез. Проваливаясь местами по грудь в снегу, он направился к своим.
В лесной чаще у большого костра сидело человек пять или шесть. Увидев стражу, они всполошились:
– Что, обоз? – почти в один голос воскликнули они.
– Да не… мужик с бабой.
– А-а-а… – с досадой усаживаясь на хворост, промолвили они.
То были бывшие новгородские ушкуйники. Многих московская стража потопила, а некоторым удалось бежать в леса, где они укрылись от погони. Возвращаться в Великий Новгород они боялись, узнав, что власть там полностью принадлежит Ивану Васильевичу и по возвращении их ждет суровый суд. Тогда они решили пограбить несколько хороших купеческих обозов, сбыть товар, а деньги поделить и разбежаться. В глухой чаще вырыли себе землянку, а сами расположились поближе к дороге и, выставив пост, жили в ожидании купеческих обозов. В еде они не нуждались. Лес был забит дичью, лосями. Известие, что на дороге появились люди, было первым за все дни их пребывания здесь.
Не сговариваясь, по одному, они стали выбираться на опушку леса. Те, кто добрался до места, затаившись, наблюдали за путниками. Впереди, с ношей за спиной, шел здоровый парень. Видать, ходить по таким местам он умел. Ощупав палкой землю вокруг себя, они порой возвращались назад и искали новый путь к лесу.
Наконец, почти у самой опушки, высокий путник почувствовал, что земля под
