Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение - Семар Сел-Азар
Кас-а-Нум уже успев освоиться в незнакомом для себя городе и усвоиться среди местных, сновал среди прохожих, продираясь еще более узкими, чем обычно улицами, с кишащими толпами и заставленными, из-за осады, вдоль них скарбом и продовольствием. Подходя к какому-нибудь лавочнику, он доверительно заводил с ним беседу, будто знавал его много лет, и здоровался с уличными стражами как со старыми приятелями. За короткое время пребывания в Кише, он успел в нем настолько освоиться, что успел изучить пути, по которым легче незаметно утечь из города, после чего не страшно было уже со стен поддразнивать ненавистных унукцев.
Вот заметилось какое-то шевеление в стане врага, и застенным смельчакам пришлось вспомнить угрозы осадивших их врагов, об имеющихся у них чарах ишкити против крепости любых стен, и тут же вслед этому, было явлено подтверждение страшных догадок. У Кас-а-Нума волосы зашевелились, застыла кровь в жилах, когда увидел он, вырастающих из гор великанов, с семенящими вокруг них людишками. Неужели унукские ишкити, молитвами сумели возвать к самим анунакам на помощь им, или что верней всего, вызвали своими черными чарами злых гулл из самой преисподней? Дрожа всем телом, он на миг потерял самооблалание, и только оцепенение не дало ему подобно прочим, причитать от ужаса, поминая всех богов сразу.
— Что вы тут завопили?!! — Грозный окрик старшего нубанды, заставил его очнуться. — Истуканов испугались, олухи?!! Они вас запугать решили, а вы поверили!
Подняв глаза, Кас-а-Нум улыбнулся, убедившись в справедливости слов са-каля. Кругом тоже все повеселели, и с еще большой задиристостью стали изгаляться над глупыми унукцами, возомнившими, что смогут испугать своими поделками бесстрашных кишцев. А на той стороне, как будто устыженные, уже перестали отвечать на обидные оскорбления, только прислужники продолжали обслуживать своих истуканов. Поддавшись всеобщему ликованью, Кас-а-Нум весело подпрыгивая и пританцовывая, тоже неистово кричал в ту сторону, потешаясь над поклонами вокруг истуканов, будто добивающихся их оживления; когда вдруг один из истуканов действительно качнулся словно живой, и, замахнувшись единственной, но исполинской рукой, выбросил ее вперед в их сторону. За ним другой и третий, и еще. Через мгновенья послышался грохот, и стена под ногами ее защитников задрожала и, осыпаясь в выбоинах, подняла клубы пыли.
В этот раз, вертлявый ополченец не стал стоять столбом, но быстро придя в себя, тут же юркнул к лестнице, не дожидаясь пока перепуганные защитники заполонят проход вниз. Почуяв неладное, как и прежде воспользовавшись сумятицей в войске, он сумел незаметно улизнуть от рассеянных вниманием кингалей и ополченцев. Пробираясь сквозь шум осыпающихся стен, разносившихся криков страха и отчаяния, он видел, как город поражавший еще мгновения своим величием и великолепием, с каждым ударом превращается в кучи глыб и пыли, а люди некогда прегордые в своем самолюбии, в мятущиеся перепуганные тени. Кас-а-Нум продрался до стоков помойных вод и, вздохнув с облегчением, что в суматохе стражи забыли про свои обязанности, погрузился в нечистоты. Перед тем как слиться вместе с помоями со сливной дыры, он напоследок оглянулся на погибающий город. Будто предугадывая это, от дома земли и неба, так бурно и основательно возводившегося в честь единодержного бога Ур-Энлиля и бросающегося взорам со всех концов, откололась громадная глыба, к ужасу пропадающих вместе с городом, с осыпающимся прахом неся смерть и разрушение, и множество глыб поменьше. Кас-а-Нум с тяжестью на сердце подметил, что вместе с разрушающимся домом наступает конец существующему миру.
Тяжело вздохнув, он нырнул в проем. С величавым торжеством, его провожал гул несущейся глыбы.
***
Видя, сколь значительное разрушение приносит их действие с помощью чуда абгала, Аш-Шу радовался как ребенок, впервые сам, уверовав и почувствовав свое божественное могущество. Будто это он сам, а не разум мудреца, сотворил это чудо; будто не волей чужеземцев и лугаля, послан он был сооружать его; будто не сметливостью ученика абгала управляется с ним. Еще больше уверовали в своего бога, его усердные послушники, затягивавшие и отпускавшие исполинские руки с вложенными в кнут гостинцами для кишцев, а пригнанные с окрестностей поселяне, что подносили к порокам полные корчаги с маслом и земляным жиром и камни, простые и смотанные вервием, с суеверным страхом поглядывали на нового господина. А господин только и знал, что орал в сумасшедшем неистовстве разбрызгивая слюной: — «Тяни!» «клади!» «пали!» «пускай!» Вопреки предупреждению эштарота — остановить метание, как только качнет и послышится стон дерев и вервий, Аш-Шу не останавливался и не переставал подгонять послушных ему людей, еще больше воспаляясь от своего могущества. Ему все казалось, что стрелки недостаточно точно метят, заряжающие недостаточно хорошо затягивают, а обслуживающие их холопы, недостаточно проворно подносят, несмотря на загодя снесенные поближе к порокам для метания, камни и корчаги доверха наполненные горючим маслом и земляным жиром. И не терпя их бестолковости, он сам бросился все тянуть и дергать, самолично наводя исполинские длани на цель и отпуская тягу коромысла. Стремительно перескакивая от одного коромысла к другому, он кричал, требуя все больше огненнных булыжников, яростно отвергая голые камни. Ликуя от собственной всесильности, он уже подумывал о том, что не станет больше идти на поводу жалких унукских властителей и их иноземных покровителей, но сам повернет против них свое оружие, как покончит с Кишем. Он уже видел, как притихли они от страха с их многочисленным войском, трусливо попрятавшегося в оврагах перед грозой невиданного боя, и не имеющих смелости даже пикнуть. Да-да, он всех их поработит и заставит покориться их и их потомков, своей божественной воле и быть верными ей до скончания века. Увлекшись, Аш-Шу не встревожился звуком лопающейся пеньки и треском ломающихся перекладин, и не успел вовремя отскочить, чтобы не быть закопанным под обломками, когда занесенная исполинской дланью праща, не сумев послать огненный сосуд, оборвавшись, сорвалась прямо на людей и на скученные наизготовку корчаги. Раздался грохот рухнувшего неба и слепящаяся вспышка озарила окрестности, в мгновение ока подхваченная пожарами и взрывами, от соприкосновения наполненых сосудов. По полю заметались, горящие живые головешки.
Не имея возможности, сбежать
