Валентин Костылев - Иван Грозный. Книга 3. Невская твердыня
Писемский с дьяком Неудачей и с толмачом Бекманом благополучно прибыл в Англию. Правда, нелегко было пройти Ледовитый океан и обогнуть Норвегию, но все же и бури, и льдины, и ветры – все было побеждено кораблем, на котором плыл московский посол. Почти четыре месяца продолжалось путешествие. Мужественно, с большим терпением и пристойной послу царя гордой самоуверенностью держался все это время Писемский на корабле. Бури не пугали его; равнодушно смотрел oн на громадные, разъяренные валы, вздымавшиеся выше корабля, готовые затопить его; ни словом не обмолвился он и тогда, когда не было на корабле пресной воды, а его мучила жажда; не роптал он и на перебои в еде. На все смотрел просто, с улыбкой, как человек, которого все это только забавляет, но не нарушает его спокойствия.
Капитан и матросы на корабле диву давались такому хладнокровию московского посла...
В Лондоне Писемского приняли с почетом, но здесь он узнал, что королева Елизавета отдыхает в своем замке в Виндзоре. Писемского не смутило это. Он решил добиться скорейшего свидания с королевой. Особым вниманием окружили его сановники двора королевы, оставшиеся в Лондоне, и торговые люди из лондонской «Московской компании». Почти ежедневно устраивали они пиры в честь московского посла, стараясь всячески развлечь его. А в Виндзор были отправлены гонцы к королеве с известием о прибытии московского посольства. Послу объявили, чтобы он был готов к свиданию с королевой.
Королевские вельможи хвалили мудрость московского царя, расхваливали ум и преданность престолу самого посла, пили вино за здоровье царя и его посла. Всячески старались они показать свое дружелюбие к Москве.
– Дымно кадят, – сказал, отдуваясь, после одного пира Писемский, – всех святых зачадили. А день за днем уходит – все мы королевы не видим.
Высокий, усмешливый молодой парень Епифан Неудача сострил:
– Думали по часам, а выходит – по годам. Продувной народ здесь.
Писемский похлопал его по плечу, шутя:
– Год, братец, не неделя: все будет, да не теперя. Потерпим. Иной раз это и на пользу.
А за окном серо, туманно. Словно громадные чудища во мгле высятся темные фасады домов. В другое окно посмотришь – мутная даль моря. У берегов прижались суда; над водой голый лес мачт... Мокро, сыро, скучно кругом. Чужбина. И никаких вестей из Виндзора.
В напряженном ожидании прошло еще и еще много дней. Наконец посольству предложили переехать в Виндзор.
И вот однажды явились к Писемскому несколько знатных лордов из королевиной свиты.
«Слава Богу, – подумал Писемский, – пришли за нами. Пора».
Вельможи раскланялись, пожали руки московским людям по своему обычаю, и один из них сказал:
– Мы приглашаем знатных господ принять участие в охоте на оленей. Мы уверены, что знатному господину, министру его величества, московского владыки, придется по вкусу такое развлечение. Королева одобрила это.
Писемский вежливо, с достоинством выслушал англичанина и, поклонившись, сказал:
– На королевином жалованье много челом бью. А гулять, ездить теперь не приходится. Присланы мы от государя к королеве по их великим делам. Мы сюда не гулять, а по важному делу прибыли, но государеву делу до сих пор и почину нет. Да нынче же у нас и пост: мяса мы не едим, и нам оленина ни к чему не пригодится! Не обижайтесь, но охота нас не прельщает.
Он пожал плечами и иронически улыбнулся.
Высокий, худой, бритый джентльмен в зеленом бархатном камзоле и серых обтянутых до колен штанах с поклоном развел руками и отрицательно покачал головой:
– Мы надеемся, что посол его величества не пожелает огорчить нашу великую королеву. Мы не можем доложить ей о вашем отказе.
Писемский ответил:
– После этих ваших слов можно ли мне, государеву слуге, идти против желания ее величества великой королевы?
Вельможи, удовлетворенные таким ответом, вышли.
Писемский почесал затылок, тяжело вздохнул:
– М-да. Милость велика, да не стоит и лыка. Ждали невесту государю высмотреть, а придется олениной оскоромиться.
И, покачав головой, усмехнулся:
– Ой, чудной народ, ой, чудной народ! Замотать нас хотят. Наберемся же терпенья.
– Что делать, Федор Андреевич, – сказал Епифан Неудача, – ради государя и оленинкой оскоромишься... Вон я на обеде у королевина казначея какую-то лягушку съел. После того она три дня в брюхе прыгала... Ради государя на все пойдешь.
– Ладно, отмучаемся, и мы людьми станем! – засмеялся Писемский.
...Наконец посол Федор Андреевич Писемский, его дьяк Епифан Неудача и толмач Бекман были приглашены в замок. Окруженные нарядно одетыми вельможами и в сопровождении торговых людей «Московской компании», они прошли анфиладу роскошных дворцовых палат по расшитым золотыми узорами коврам.
Писемский шагал важно, неторопливо, подняв голову, высокий, дородный, готовый до конца отстаивать интересы своего государя. За ним следовали дьяк Неудача, с пером, чернильницей у пояса и со свитком бумаги в руке, и толмач Бекман, худой, маленький, подвижный человечек с козлиной бородкой.
Посол и его провожатые вошли в большой мраморный зал. На высоком троне, сияя блеском своего пышного платья и массою драгоценных камней, под красивым бархатным балдахином сидела сама королева Елизавета. Московские люди были поражены роскошью, богатством и блеском всей обстановки приема.
Вокруг королевина трона, на ступенях, стояла толпа нарядно, цветисто одетых вельмож. В зале царила необыкновенная тишина; слышны были только шаги посла и сопровождавших его людей.
Когда Писемский приблизился к трону, королева поднялась.
Писемский, став на одно колено, поклонился и громко передал королеве приветствие царя Ивана Васильевича.
Елизавета внимательно выслушала посла, а потом, сделав несколько шагов вперед, взяла государево письмо и велела своим пажам принять соболя и другие подарки царя Ивана. С приветливой улыбкой она сказала Писемскому, что, к сожалению, не знает русского языка и не может на его родном языке выразить ему свою горячую благодарность, но это не мешает ей питать самые дружеские чувства к царю.
Она спросила о здоровье Ивана Васильевича и тут же высказала глубокое сожаление по поводу кончины царевича Ивана.
В расшитом серебряными узорами белом платье, стройная, высокая, красивая королева своим видом невольно заставила Писемского подумать: «Вот бы нашему государю невеста под стать!»
Она была оживленна, приветлива и не скупа на слова.
Писемский сказал:
– Наш государь Иван Васильевич приказал мне передать вашему величеству, что он любит вас как мудрую, великую королеву.
С бедовой улыбкой Елизавета ответила:
– И я люблю его не менее. Я очень желаю видеть царя когда-нибудь собственными глазами. Это – моя мечта.
Затем она спросила Писемского: нравится ли ему Англия?
Писемский ответил:
– Страна, которой правит такая мудрая, прекрасная королева, навсегда останется в доброй памяти у меня, у московского посла, о том я и доложу своему государю. Англия – многообильная, многолюдная и веселая страна, и русский царь гордится дружбою с ней.
Королева Елизавета спросила Писемского: спокойно ли теперь в Московском государстве?
Писемский ответил, что мятежи все давно утихли и слухи о них постоянно распускают в Европе недруги царя. Преступники давно раскаялись, а государь объявил многим свою милость. Казней теперь на Руси нет. Тихо и хорошо стало.
После приема в королевском дворце в честь русского посла был ycтроен торжественный обед.
Из дворца королевы Писемский вернулся вполне довольный приемом королевы. Она очень понравилась ему. Одно беспокоило, что дело затягивается. Пока еще никаких разговоров о военном союзе России с Англией и о сватовстве царя Ивана к Марии Гастингс не произошло.
Хорошее впечатление от первой встречи с королевой Англии скоро рассеялось, так как опять потекли томительные дни ожидания, опять нудные, бесплодные разговоры с вельможами.
Писемский стал наотрез отказываться от веселых пиров, не желая принимать участия и в прогулках по виндзорским рощам. От охоты, на которую его часто приглашали королевские придворные, он открещивался с негодованием.
– Мы сюда приехали, – говорил Писемский, – за делом, а не для игрушек. Мы – послы, а не стрелки. Бог с ней, с олениной! Не надо нам ее!
В придворных кругах пошли слухи о строптивости московского посла.
Наедине со своим дьяком Писемский, расстроенный, обиженный, вздыхал:
– Далась им эта охота на оленей, дьявол ее побери! Тошнить уж меня стало от их ухаживаний. Царь, гляди, нас там заждался. Сердится! Иван Васильевич не любит проволочек в деле, которое задумает. А мы тут толчемся на одном месте. Государь не зря послал нас. Он хочет вернуть море любой ценой. И мы должны его волю выполнить.
Царица Мария в бурную осеннюю ночь разрешилась от бремени – родила сына, которого и назвали Димитрием.
