Влад Менбек - Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана
Его нукеры тут же сыпанули в стороны, а тайджиуты стали топтаться на месте, поднимаясь на стременах, пытаясь высмотреть своего наставника. Нукеры, не спеша, въехали в толпу новеньких, обходя Чиркудая, как вода в ручье обходит валун, и стали выбирать. Через час около каждого воина появился конный тайджиут, который старался всё время быть с левой от наставника стороны. Они примеривались друг к другу, проезжаясь вперёд и назад.
Решив, что ознакомление произошло, Чиркудай скомандовал:
– Стройся!
Нукеры быстро стали занимать свои места в строю, но им мешали прилипшие к ним тайджиуты. Однако минут за десять сдвоенный полк построился и застыл. Шевеления в строю карались строго – нукеры больно стегали новеньких плёткой по спине.
– Вперед! Рысью! Вон до того распадка! – скомандовал Чиркудай, показав камчой в сторону холмов. – И – назад!
Сдвоенный полк тронулся с места и зарысил к холмам. Через полчаса они вернулись. К удивлению Чиркудая, неплохо выдерживая строй. В полдень он заметил несколько любопытных вдали. По коням определил, что это были Джелме и Бельгутея.
Уже после обеда, который заключался в получасовом перерыве, его войско научилось поворачивать в строю. Но нужно было еще научиться размыкаться на сотни, десятки, уходить в стороны, смыкаться, и много чего ещё. Он гонял их целый день, до изнеможения.
Отпустив замученных воинов по домам, Чиркудай, в сопровождении личной десятки, с двадцатью сотниками и Газманом, которого он назначил командиром второй тысячи, и которого тоже сопровождала десятка охраны, помчался в курень Темуджина на обязательное совещание.
Темуджин был зол. Звенящим от напряжения голосом он стал выговаривать командирам, что учения проходят плохо, и, неожиданно, набросился на Чиркудая:
– Давай! Рассказывай! Как нужно обучать новеньких! Мне сегодня доложили, что они у тебя уже ходят строем, – и, зло блеснув глазами в сторону прячущихся за чужие спины нерадивых тысячников, процедил сквозь зубы: – Два месяца топчитесь на месте, безголовые…
Чиркудаю пришлось кратко рассказывать о применённой им системе, которая сводилась к одной фразе: делай как я! После его рассказа со всех сторон посыпались вопросы, на которые он ответил. И тут, неожиданно, из задних рядов командиров донеслось:
– Если бы мы были в любимчиках и имели хороших нукеров…
Темуджин побелел. Губы его задёргались от ярости. Все притихли, наблюдая, как нойон, сжав кулаки с трудом сдерживает себя. Наконец, он справился с бешенством и очень тихо, почти шепотом, стал выдавливать в оглушающей тишине:
– Я не буду выяснять, кто это сказал… Но, предупреждаю, что если еще хоть раз услышу такую сплетню в любом курене, и не только о Джебе, но и о Субудее, и о Джелме, то – клянусь, найду клеветника, и сам отрублю ему голову. И это будет не по степным обычаям, – он немного помолчал, передохнул и продолжил:
– Хорошо, что вы не упоминаете Бельгутея. Боитесь тронуть моего брата. А он и есть мой любимчик. Все остальные только командиры. И ко всем я отношусь так, как они этого заслуживают, – и ещё не остыв, резко махнул рукой: – А сейчас – все свободны.
Домой Чиркудай ехал неторопливо, в темноте, в окружении полусотни нукеров. К нему присоединились Субудей со своей свитой и Тохучар. Они долго молчали. Чувствовалось, что Тохучар был благодарен друзьям – они не спрашивали его о семейных делах. И он первый подал голос:
– Завистники и лентяи…
– Нужно менять тысячников, – сурово заметил Субудей. – Ими должны быть верные люди. Хотя Темуджин и не хочет назначать командирами своих братьев, нужно настоять, чтобы он их поставил.
– Они же все – и Темуге-отчигин, и Хачун-беки – в его тысяче сотниками, – негромко сказал Тохучар. – У одного Бельгутея свой полк.
– Правильно. Они не тысячники, а сотники, – заметил Субудей. – Ты знаешь, что у матери Темуджина есть приемные сыновья? Скоро они станут мужчинами. И Темуджин считает их своими братьями.
– Ты, о мерките Хучу, и белом арате Шаги-хутух? – поинтересовался Тохучар.
– О них, – подтвердил Субудей. – А ещё подрастают сыновья Темуджина Джучи, Угедей и Чагадай, – Субудей замялся: – Хотя они еще мальчишки, но уже ходят в строю в тысяче Темуджина.
– Давайте в следующий раз предложим его братьев в тысячники, – загорелся Тохучар.
– Нам нельзя, – окоротил друга Чиркудай. – Мы его любимчики.
– Я предложу, – неожиданно из темноты подал голос Газман. – Я – никто. В меня не ткнут пальцем.
– Я тоже скажу об этом, – Чиркудай узнал голос Бариба, заместителя Субудея.
– Предложите, – согласился Субудей. – И сделайте это завтра.
В курене Тохучар молча отвалил в сторону и поскакал к своей юрте. Старухи, в общей гере, не было.
– Опять к Тохучару побежала, – усмехнулся Субудей, снимая амуницию. Он подсел к котлу, и как-то необычно посмотрев на Чиркудая, спросил:
– Тебе бывает жалко человека, которого убил?
Чиркудай неуверенно пожал плечами и с расстановкой ответил:
– Не знаю… Не думал об этом.
– А мне не жалко, если он враг, – жёстко сказал Субудей, наливая кумыс в две чашки. – Я на них злюсь и поэтому не жалею. А ты умеешь злиться?
– Нет, – честно признался Чиркудай.
– Ты не умеешь смеяться, – задумчиво начал Субудей и неожиданно спросил: – Когда это началось?
– Что?
– То, что ты такой спокойный.
Чиркудай подумал, и вяло пробормотал:
– Мне кажется, что я таким был всегда.
– Нет! – уверенно заявил Субудей. – Ты не мог таким родиться. Ты же человек! – он помолчал и поинтересовался: – Кто твои родители?
– Я не знаю.
– Ты совсем их не помнишь?! – удивился Субудей.
– Помню, как меня взяли за шиворот и бросили в арбу… А потом привезли в ваш курень…
Субудей непонимающе покрутил головой:
– Но ты помнил, что тебя звали Чиркудай?
– Да. Я и сейчас Чиркудай.
– А как ты относишься к имени Джебе?
Чиркудай задумался и медленно ответил:
– Когда я командую, наказываю, или убиваю, я – Джебе. А когда сам с собой, то – Чиркудай.
– Значит, Чиркудай не может командовать и убивать?
– Не может, – согласился Чиркудай.
– Но Темуджин назвал тебя Джебе уже здесь! А ты сам рассказывал, что убивал и раньше.
– Темуджин назвал именем Джебе того, второго, который ещё раньше появился во мне. После тюрьмы в Уйгурии.
Субудей жевал мясо и, запивая кумысом, обдумывал услышанное. Через некоторое время он стал уточнять:
– А Чиркудай не мешает Джебе, у тебя внутри?
– Нет, – ответил Чиркудай. – Внутри я всегда – Чиркудай. Джебе мой слуга.
– Понятно… А в шахматы кто играет?
– Джебе, – не раздумывая сказал Чиркудай.
Субудей вытащил шахматную доску и стал расставлять фигуры:
– Ты знаешь, что не похож на нас, на аратов?
– Знаю. Мне об этом говорил Худу-сечен.
Субудей покивал головой и добавил:
– Для меня ты всегда был и есть Чиркудай.
– Я для себя тоже всегда Чиркудай.
Субудей усмехнулся, и протянул два сжатых кулака другу, в которых были спрятаны черный и белый воины, предлагая выбирать цвет его войска.
На следующий день на совещании ни Газману, ни Барибу не пришлось предлагать кандидатуры братьев Темуджина в тысячники. Он сам, в начале совещания, назвал троих нерадивых командиров и сказал, что они переведены в простые нукеры, После чего приказал им уйти с совещания.
Свергнутые, вскочили на ноги и, ушли, с угрюмым видом. Вскоре послышался топот копыт. Все молчали, понимая, что на их глазах произошло унижение гордых аратов.
На совещании опять поднялся вопрос о том, каким образом увеличить количество нукеров. Отгоны хороши до поры до времени, пока выглядят, как обычные разбойничьи вылазки. Но если за это взяться основательно, то по степи сразу поползет слух, что Темуджин готовится к войне за титул хана. И тогда их могут разгромить прямо здесь, на месте. Прирост же за счёт людей длинной воли идёт очень медленно.
– Думайте, командиры, – приказал Темуджин, после обсуждения самых разных вопросов.
– А может быть опять начать сговариваться с нойонами небольших племен? – предложил Бельгутей.
– Сейчас это не пройдет, – уверенно заявил Темуджин. – Они смотрят в рот Ван-хану и Джамухе, потому что они природные князья, а я всего лишь внук выборного хана. Я этого никогда не скрывал. Вы все это знаете, – Темуджин осмотрел командиров и махнул рукой, отпуская их, но, не изменяя своей привычке, добавил:
– Джелме, Бельгутей, Субудей, Чиркудай и Тохучар – останьтесь.
На улице стемнело. Темуджин повел пятерых командиров мимо многочисленных костров через свой курень, но не к своей юрте. На ходу он ворчал:
– Я побывал в ваших куренях, и мне не понравилось, что у вас темно. Прикажите жечь костры на площадках между юртами, как у меня. Но караулы пусть прячутся в тени, чтобы всё видеть, – он посмотрел на идущих за ним тысячников и повторил: – Как у меня.
