Григорий Мирошниченко - Азов
Донские казаки приняли турецких спахов мирно. Накормили их, даже наделили подарками и отпустили в Азов с таким наставлением: «Турецкого посла Алей-агу мы встретим честно – бояться ему нечего; в дороге препятствий чинить не станем. Но только Донскому войску знать должно: по какому такому делу едет посол в Москву? Если опять с жалобами на нас, казаков, как прежде ездили, – убьем; ежели по другому какому делу – приводим к царю без всякого задержания. Да куда подевался ваш прежний посол, Фома Кантакузин? Не помер ли?»
Посол Алей-ага ответил, что он едет не с жалобами на казаков, а по мирному делу. Прежний посол, Фома Кантакузин, не поехал к царю из-за своей тяжелой болезни (посол Алей-ага, по обыкновению, солгал); Фома будто бы спрашивал о здоровье казаков и обещал, как только поправится, приехать на Дон и привезти атаманам дорогие подарки за спасение его жизни в прошлом году. Да и он-де, Алей-ага, привез атаманам хорошие дары.
Выслушав спахов в атаманской землянке, Иван Каторжный с Алексеем Старым и Михаилом Татариновым велел им выйти. Порассудив, решили: «Посол брешет! Мирного дела у султана нынче нету. Война приближается. Шведский король Густав-Адольф, у которого ружья стреляли в три раза быстрее других, пал под ядрами на поле брани. Польский король помер, королевское место стало пусто. Знать, о том пронюхали турки в Стамбуле и замыслили что-то неладное: пойдет заварушка! Но встретим посла мирно!»
Атаману Алеше Старому теперь уже нельзя было уклониться от встречи с Алей-агой и проводов его в Москву. Но, чтобы не пошло в обиду и в оскорбление царю, Иван Каторжный советовал подарков от посла не брать. Приставив к спахам Демку Черкашенина, Каторжный отослал их в Азов с предупреждением послу:
– Ехать Алей-аге наскоро. Свиты с собой никакой не брать, – провожатых казаков будет вдосталь.
Но турецкий посол из предосторожности не исполнил требования атаманов и выехал из Азова-крепости в сопровождении большой свиты, на белом коне, в белой чалме, в белом турецком халате; позади него гарцевали на конях пять сотен спахов и шло до тысячи янычар со знаменами.
Иван Каторжный сказал:
– Не та, видно, думка у Алей-аги. С такой свитой в Москву послы еще не ездили. Такой свиты не можно пропустить. Иди-ка, Старой, навстречу Алей-аге, а я сяду на коня и соберу в Черкасске войско.
Каторжный поскакал в Черкасск поднимать войско. Старой вышел на проезжую дорогу, остановился и стал ждать. Примчались конные спахи, окружили атамана и вынули из ножен сабли. Один из спахов крикнул по-русски:
– Зачем ты, казак, стал на дороге, по которой едет посол султана? Какой у тебя умысел? Сойди-ка с дороги, иначе голова с плеч!
Старой ответил:
– Я стою на своей земле и на своей дороге. Ты ж, бусурманин, орешь больно нагло и речи ведешь со мной непристойные. Не остались бы здесь твоя голова и очи, которые склюют вороны. Отойди-ка прочь! – и, вынув саблю, положил ее поперек дороги. – Ни турку, ни татарину, – сказал он, – не можно переступить через мою саблю. Кто переступит ее, будет убит.
– Прочь с дороги! – закричал один из спахов.
– Осади коня! – спокойно ответил Старой. – Я – посол царя русского.
Спахи не сразу осадили коней: в смятении они поджидали Алей-агу. Подъехал – глаза маленькие, серые, лицо круглое, как диск луны, полное и красное, нос крутой, с горбиной. Чванливый. Прищурив глаза, спросил:
– Откуда человек взялся? Зачем стал на дороге? Почему лежит на земле обнаженная сабля?
Старой не торопясь ответил:
– Я – царский посол. Стою здесь для встречи турского посла Алей-аги. Волею войска Донского поставлен сопровождающим. В укор тебе скажу: спахи твои не в меру горды и заносчивы. Сабля, что лежит, – моя, а земля – наша! А тебе, видно, неведомо, что в чужих землях порядки бывают свои… Зачем такую свиту взял с собой?
Алей-ага спросил:
– Ты, царский посол, стоишь один на дороге? А где же свита царская?
– Свита царская в Черкасске-городе, – сказал Старой. – Твоей свиты, такой великой, мы не пропустим. А коль тебе надобно ехать к царю, оставь при себе одного турка, одного татарина, двух толмачей. Всех спахов и янычар верни в Азов. Не табуном послы у нас передвигаются.
– Зачем саблю положил?
– Затем, чтоб доказать тебе, что мы послов встречаем мирно, без всякого оружия, а землю бережем крепко и за черту той сабли никого не пропускаем.
Алей-ага просил Старого прибавить свиты, так как ехать турецкому послу по чужой земле небезопасно.
Старой не дал поблажки, стоя на своем:
– Коль едешь спешно, то поезжай, как было сказано. Поезжай в Азов и жди, пока мы на Москву слетаем и спросим повеления царя. Поедешь с такой свитой – боя не миновать будет. Убьют тебя, а мы в ответе будем, А лучше поезжай, как было сказано, – и без греха.
Алей-ага стал сразу жаловаться, что-де прежних послов встречали с большим войском, со знаменами, стреляли из ружей и песни пели.
– Паф-паф! – сказал Алей-ага. – Паф-паф!
Старой рассмеялся:
– Паф-паф? Не будет! У нас пороха мало. Который порох остался, то мы его для дела бережем.
Посол насторожился, а атаман добавил:
– А ты не думай худого. Я вижу, ты про Азов задумался. Азов мы брать пока не станем. Времени терять не будем, – продолжал Старой, глянув на гарцующих вокруг него спахов. – Отсылай-ка свою свиту в Азов. В Черкасск со мной поедешь. Не бойся, никто не тронет. В Черкасске отдохнешь, а там, бог даст, поскачем на Валуйки, а нет – махнем Доном-рекой до Воронежа. Наших дорог не знаешь? А вот Фома Кантакузин дороги наши знает, все крепи до Валуек выведал.
Алей-ага покривился, но смолчал.
Из Черкасска атаман Каторжный прислал Старому сотню казаков и велел ему, не заезжая в Черкасск, ехать с послом на Воронеж. В Черкасске в это время готовилось великое дело; казаки не хотели, чтобы турецкий посол разузнал про него.
Черноволосый веселый казак Семен Ерофеев подвел к Старому белого коня в богатом убранстве, шепнул:
– Иван так сказывал: дело тебе привычное, не учить, как с послами ладить. А про дела Алей-аги доподлинно разведай. В Москве не роняй чести, но голову береги… Дальше терпеть, Иван сказал, не будем. Татаринов да Каторжный обдумают дело без тебя накрепко. А дело тебе известное… Наума Васильева да казаков опальных выручай в Москве. Войску нужны.
– Ладно! – сказал Старой, отошел и переоделся в кустах в нарядную богатую одежду.
Вышел: кунья шапка с оторочкой бобровой, кафтан парчовый цвета морской воды, сафьяновые зеленые сапоги.
– Ну, казаки, – спросил Старой, – лепешки взяли? Рыбу взяли? Мясо сушеное?
– Всё взяли! – ответили казаки.
– Алей-ага, готов? – обратился атаман к послу.
– Куда поедем? – спросил тот.
– На Воронеж!
– Черкасск не будет? – спросил Алей-ага.
– Черкасск не будет.
Посол смутился, но, подумав, сказал:
– Пусть так. Нам тоже скоро надо ехать.
Старой вскочил на коня. Посольская станица со Старым во главе тронулась пыльной дорогой на Воронеж.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Пылища стеной стояла до Москвы, жарища – дышать нечем. Дорога, дома, деревья и скрюченные листья покрыты густой пылью. Со всех российских сел в ту пору по всем перекрестным и проселочным дорогам гнали оборванных и голодных мужиков в большие города для создания войска, которое должно было вскоре вести войну под стенами Смоленска и под Великим Новгородом. Шли мужики и кляли поляков, бояр, дворян, шведов. Ругали на чем свет стоит короля Сигизмунда, Владислава, царя Михаила, покойницу Марфу Ивановну, а больше всех – святейшего патриарха Филарета.
– С таким царем нам поляков не побить! – кричали встречные мужики. – Пойдемте-ка, братцы, рыбу ловить на Дон. Там жизнь вольная! На турка-нехристя все пойдем!
Алей-ага спросил атамана, о чем мужики кричат, а тот ответил ему:
– Охота у них воевать с вами, турками. Скорее, говорят, ружья б нам дали. Мы бы их вот как… разбили!..
Посол презрительно сжал губы и отвернулся.
Алей-агу в Москве встречали не очень пышно: не до него там было. Встретили посла десятка два стрельцов, бояре, купцы, дьяки Посольского приказа. Без всяких почестей отвели на Посольский двор, снесли питья, еды и меду и приставили стражу к дому.
Казаки стали постоем в разных дворах, где кто сумел.
Государь спешно послал гонца за атаманом.
Явился Старой в Престольную палату, стал ждать. Тревожно, суетно было возле дверей царя. Дьяки, подьячие сновали туда-сюда, скрипя дубовой дверью. Купцы глаз не сводили с атамана. Шли воеводы, головы стрелецкие из разных городов, в доспехах. Звенели ножны сабель.
Воеводы ушли; появились важные, уверенные иноземцы: голландцы, англичане-выдумщики, пушечные мастера – немцы и всякий сброд, хватающий за здорово живешь деньгу.
В палате царя было шумно.
– Да вы мне пушечное дело всё попортили! – сердился царь. – В срок не доставили. Деньги вперед забрали! Хлеб съели, а дела вашего еще нигде не видно!.. Не погляжу на то, что вы иноземные люди!.. Идите прочь!
