Еремей Парнов - Заговор против маршалов. Книга 1

Это называлось «разрядкой».

Шелленберг был достаточно проницателен, чтобы не видеть, что даже в эти интимные минуты шеф продол­жает присматриваться к нему, изучать.

—      Где вы собираетесь провести следующее воскре­сенье, Вальтер? — поинтересовался Гейдрих, когда они сидели вдвоем в кабаре «Неистовый заяц», в недале­ком прошлом известном своими дерзкими антигитле­ровскими скетчами, ныне же полностью подконтроль­ном СД.

—      Признаться, еще не думал,— Шелленберг с нас­лаждением потягивал охлажденный «киршвассер»: было душно и жарко.

—      Может быть, погостите у нас?.. Совещание за­кончится в пятницу, и в нашем распоряжении практи­чески будут два дня. Сыграем в бридж, поболтаем о живописи и прочих пустяках... А то госпожа Гей­дрих жалуется, что я ее совсем забыл.

—      Охотно, Рейнгард,— Шелленберг спокойно допил бокал. Он и сам подумывал, куда бы податься после конференции руководящего состава СД, которую шеф надумал собрать в своей летней резиденции на острове Фемарн. Даже возникла идея посетить тетю Матильду, у которой был дом на Балтийском побережье.

—      Как ваши успехи на русском фронте?

—       Понемногу осваиваюсь. Кстати, бросается в глаза поразительное сходство военных доктрин. Их теория глубоких операций с применением мехкорпусов и мас­сированных десантов напомнила мне что-то очень и очень знакомое. Я ничуть не удивился, когда обнару­жил аналогичные идеи у генерал-лейтенанта Гальдера... Вы читали запись его последней лекции в Цоссене?

—       Разве я не говорил вам, что они прошли у нас превосходную школу? Наши стратеги слегка переусерд­ствовали в роли учителей. Вы согласны?

—       С той незначительной разницей, что Советы опережают нас на два-три года. Гальдер добросовест­но повторяет Триандафиллова.

—      Кто это?

—      Какой-то их генерал. Судя по всему, крупный теоретик. Более подробными сведениями, к сожалению, не располагаю.

—      Работайте, Вальтер, я постараюсь вам помочь. Возможно, мне все же удастся дожать Канариса... Вырисовывается оригинальная перспектива,— Гейдрих на всякий случай огляделся, и что-то ему, видимо, не понравилось.— Может, пойдем?

—      Я готов, Рейнгард. У вас на Фемарне изумитель­ные закаты.

—      Вот и чудесно,— Гейдрих казался обрадован­ным.— Вы знаете, какую штуку выкинул Папен? — поинтересовался он, словно бы мимоходом, сбегая по лестнице.

—      Любопытно,— в тон ему откликнулся Шелленберг.

Обычно они никогда не обсуждали деловые вопросы в подобной обстановке. Но приняв предложенные условия: «Здесь мы только товарищи, и значит, никакой субординации и никаких тайн», Шелленберг не оболь­щался и не впадал в эйфорию. Инициатива принад­лежала группенфюреру, и если ему угодно внести перемены, то это его право. На то он и шеф. В СД, кстати, недолюбливают это словечко, хоть оно и в ходу. Гитлера тоже так называли, пока Штрассеру не пришла его гениальная находка. «Вождь» — это было как раз то, что требовалось. «Шефа» Германия вряд ли бы пере­варила. Чужое и несолидное. Все равно, если бы Гит­лер принял фамилию матери. Значение слова трудно переоценить, слово — мистично.

Они недурно встряхнулись в тот вечер и на рассвете вернулись к себе в логово. Заезжать домой уже не было смысла.

Демонстрируя полную откровенность, Гейдрих возоб­новил разговор и поведал пикантные подробности вен­ской операции.

—       Он думает, что обеспечил себе неприкосновен­ность,— сказал в заключение.— Весь навар в конечном счете достанется Канарису.

—      Вас это как будто радует?

—       Когда сдвигается что-то неповоротливое, замате­ревшее, я испытываю душевный подъем, хотя понимаю, что перемены могут быть и во вред.

—      Вы говорили о каких-то перспективах.

—      Похоже, вы запоминаете каждое слово.

—      Без всякой задней мысли,— с нарочитым смире­нием потупился Шелленберг.— Так уж я устроен.

—      И это как-то связано с венскими шалостями?

—       Не знаю, не уверен, но из любой ситуации можно извлечь нечто полезное. По крайней мере, фюрер не будет столь снисходителен к прохвостам с Бендлерштрассе.

—      Почему вы так думаете?

—       Элементарная психология. Прежде чем выкурить лису, следует отогнать волка. Не так ли? Обеспечить на всякий случай тылы,— импровизируя на ходу, Гейдрих менее всего думал о последствиях рискованной интриги фон Папена. В данную минуту его интересовал один Шелленберг. Группенфюреру СС импонировали спокойствие молодого коллеги, выдержка, умение естественно держаться при любых обстоятельствах. Не о талантах речь. Таланты оценены давно. Парень да­леко пойдет, если будет чувствовать за собой направля­ющую длань. Вся загвоздка в том, как накинуть аркан. В личном деле Шелленберга, а Гейдрих прошел­ся, что называется, частым гребнем, не нашлось ни единой зацепки. Редкий случай, но подловить, при­вязав тем самым к себе, было не на чем. Это одновре­менно и раздражало, и радовало. Привлекал не только азарт борьбы. Пожалуй, и сам по себе Шелленберг нра­вился Гейдриху все больше и больше. Тем сильнее хотелось понадежней прибрать его к рукам. Встречаясь на людях с госпожой Гейдрих, очаровательный наглец не выказывал и тени страха. Притом был достаточно умен, чтобы не пытаться замести след. И все с ясной улыбкой. И нем как рыба, хоть и понимает, что тан­цует на острие ножа. Не может не понимать.

Балтика встретила затяжной непогодой. Задувало с северо-востока порывами, то и дело хлестал ледяной дождь. Ручные белочки сидели по дуплам и жрали запасы. Чайки и те куда-то попрятались. Лепестки жасмина усеяли траву. Сбитая хвоя облепила гранит­ные валуны, шишки надоедливо барабанили по водо­стокам.

Но перед разъездом, как по заказу, проглянуло солнце.

—      Крайне сожалею, Вальтер, но обстоятельства изменились,— сказал Гейдрих, когда последний катер с офицерами, зарываясь носом в желтую от грунта волну, отвалил от дощатого пирса.— Очевидно, нашему Генриху доставляет особое удовольствие отнимать у ме­ня отдых. Надеюсь, вы не оставите госпожу Гейдрих тосковать в одиночестве?

Пока из ангара выводили его личный — 8244 — «дорнье», группенфюрер натянул кожаный реглан и проверил парашют.

—      Желаю удачи,— Шелленберг помог убрать трап.

—      Счастливо развеяться, встретимся в понедельник.

Шелленберг и Лина остались одни в вилле, похожей

на сказочный замок, среди замшелых мачтовых сосен, на суровом балтийском острове.

А через несколько дней за бокалом «мартеля» в баре «Урания», где прослушивались все столики, кроме одного, Гейдрих поинтересовался, что же они там дела­ли. Но прежде он своими руками разлил коньяк и предложил выпить за успех. Шелленберг попробо­вал, со вкусом причмокнул и, смакуя, тонкой струйкой вытянул все до конца. Тут Гейдрих, демонстративно отставив свой бокал, и огорошил его вопросом. Ситуа­ция была острая и забавная. Грея в руках коньяк, он искоса наблюдал за холеным лицом Шелленберга: не удержался, голубчик, сглотнул слюну, и веки дрогнули. Долго пришлось дожидаться этой минуты, но тем приятнее был финал.

—      Почему вы молчите?

—       Не знаю, что и сказать,— Шелленберг шумно выдохнул воздух.— Надеюсь, вы пошутили?

—       Ничуть, Вальтер. Все более чем серьезно: вы только что выпили яд.

—      Что? — Шелленберг поперхнулся и закашлялся.

—       Я дал вам яд, Вальтер. Если вы скажете правду, всю правду, какая бы она ни была, получите противо­ядие. Нет — дело ваше, готовьтесь держать ответ перед господом.

—       Но это же немыслимо! — пунцовое от напряже­ния лицо Шелленберга пошло белыми пятнами.

—       Вы уяснили свое положение?.. Я хочу знать, что у вас было с Линой. Но только правду, Вальтер! Ложь будет стоить вам жизни. И поторопитесь. Яд начинает действовать через полчаса.

—      Что вы хотите знать? — уже спокойнее спросил Шелленберг.

—        Как вы провели время с моей женой? Учтите, я заранее принял меры и знаю все. Каждое ваше слово записано.

—      Тогда нечего спрашивать, раз вы и так все знаете.