Театр тающих теней. Словами гения - Елена Ивановна Афанасьева
— Где?! — не понимает Мануэла?
— Так вот же! Вместе с полковником, как его фамилия, забыла? Отец убитой к нему в гости зашел? С чего бы это?
— Ах, что вы! Какой же это Луиш! — восклицает Мануэла. — Это же отец полковника, тоже полковник в отставке Витор Сантуш. Он и есть Герой Революции!
Так! Получается, что на парковке Сагреша я видела не отца убитой, а Героя Революции. Получается, он все-таки встретился с Профессором Жозе, после чего я нашла того с пробитой головой. И это его горчичный «Фиат» мелькал потом на парковке больницы, когда отключили приборы «Мистеру Бину» Тиензу?! Ничего себе «Герой».
Звонить Комиссариу? Будить его, злого после проигрыша любимой команды? И что сказать? Подъем, дорогой сеньор Комиссариу, и айда героев вашей Революции арестовывать только за то, что намеревались встретиться с Профессором Жозе, а это вам, Комиссариу, еще неизвестно, так как это непрошеная русская сценаристка сама телефон профессора вскрыла, информацию получила, а португальские правоохранительные органы в известность не поставила! Н-да.
Придется подождать до утра. Тем более из дверей блока «А» появляется «юная Лушка», на ходу сбрасывает майку и шлепки и почти с разбегу ныряет в бассейн. Из которого вчера достали ее мертвую тетку. Юношеская психика стабильна. Вышедшая следом за дочкой Мария-Луиза зайти в воду не торопится. Оставляет вещи на шезлонге. Оглядывается вокруг, замечает нас и подходит.
— Кэти… Каталину здесь нашли?
— Из бассейна достали, — живо включается в разговор Мануэла. — Мы с балкона апартаментов сеньоры, — кивает в мою сторону, — заметили, полицию и скорую помощь вызвали. Потом откачивать пытались, но было уже поздно.
Пальцы Марии-Луизы дрожат. Вместе с кольцом — красный камень как сгусток крови. Старинное кольцо с крупным красным камнем, по которому я приняла Каталину за ее сестру. Вряд ли у сестер были настолько одинаковых два кольца.
— Но кольцо… Оно было на… — удивляюсь я.
— Да, было на Каталине. По пути из аэропорта пришлось заезжать в полицейский участок на опознание. Нам отдали вещи сестры. У нее при себе почти ничего не было, отдали только платье и это кольцо.
Закурив, Лушка говорит, что кольцо осталось им от матери, а той от ее матери. После смерти бабушки они с сестрой решили носить кольцо по очереди, когда у каждой происходит что-то важное в жизни.
— Поэтому ты прилетела в Советский Союз с кольцом на руке?
— Еще бы, я же летела навстречу своей любви.
Столько лет прошло, а я все еще внутри сжимаюсь от упоминания о «ее любви».
— На этот раз кольцо было у Каталины. Она шла на важную для нас обеих встречу и надела его.
— Все понятно, кроме одного: почему тебя тогда все канадкой называли, если ты португалка?
— Кому в хоккее интересна футбольная Португалия? Нас совсем маленькими увезли за океан, и росли мы как канадки, там же я от хоккея и от Oleg Lavrentev с ума сошла.
Фамилию и имя мужа Лушка по-прежнему произносит с американским акцентом.
Сколько она с ним прожила? Лет пять? А чисто произносить имя любимого мужчины так и не научилась. «O’leg! O’leg!» — мысленно передразниваю я.
— А я-то думала, вы американка, — откликается Мануэла.
— Уже после… — она затягивается, сверкая в свете фонарей красным камнем таинственного кольца, и поднимает глаза на меня, — после всего переехала в Америку, получила гражданство. Поэтому вы, Мануэла, не ошиблись.
Из бассейна выходит «юная Лушка».
— Моя дочка Эва, — с гордостью говорит Мария-Луиза. — Ей девятнадцать.
Выдыхаю. И боюсь самой себе признаться, что все эти минуты с момента как увидела «юную Лушку», мучительно пыталась высчитать, когда та родилась. Где был мой муж за десять месяцев до.
Девятнадцать, а выглядит взрослее, искушеннее. Почему и подумала, что «юная Лушка» ненамного моей дочери младше. Выходит, что намного. Мужа моего тогда рядом с ней не было. Он был уже со мной.
Долго она еще отца для своего ребенка искала.
Дочка — копия Лушки в юности. Только кольца с красным камнем с маминой руки не хватает.
— Кольцо и платье… — вслух повторяю слова Лушки я.
— Что? — не понимают обе собеседницы.
— Ты сказала, что вещей у уби… у Каталины было немного и вам отдали только кольцо и платье?
— Да. И что?
— А бархотку?
— Какую бархотку?
— На шее твоей сестры была черная бархотка. Когда я подплыла пощупать пульс, на шее точно была бархотка.
— Мамина… Мамина бархотка была на Кэти?!
— Точно была. Потом, когда Комиссариу… когда полицейские сказали, что ты… то есть что она не утонула, а была задушена, я еще подумала, не бархоткой ли ее душили.
Нахожу фото, которые сделала в первые минуты еще до приезда полиции. Протягиваю телефон.
— Вот, еще до того, как я к ней поплыла, здесь за волосами плохо видно.
— Кэтиии! — проглатывает комок в горле Мария-Луиза. — Каталина! Irmaaaa! Сестренкааааа! Хоть и дрались мы в детстве, она мне всех дороже. После моего… после твоего мужа, разумеется!
Слова про мужа оставляю без ответа. И сама себе пытаюсь доказать, что спустя и столько лет они меня не задевают. Но вру даже себе, задевают.
Листаю фото в телефоне.
— Дальше, когда ее уже вытащили и откачивать пытались, там лучше видно, я тогда подумала, что бархотка старинная.
— Бархотка. Да, мамина бархотка. Есть фото известное, мама новогоднюю телепрограмму ведет в этой бархотке.
Быстро перебирает фото в своем телефоне, находит черно-белое фото, показывает. Павильон телестудии — огромные старые камеры, софиты, режущие глаза так, что сгорает сетчатка, — в восьмидесятые в Останкино были такие же, так же жгли мне глаза. Новогодняя елка. И тоненькая, с нереальной талией молодая женщина с большим микрофоном в руке и приклеенной обязательной специальной «улыбкой телеведущей» на лице. Шпильки. Парчовое платье. И бархотка на шее. Та самая, что, размокшая на шее мертвой Каталины, видна на фото на моем телефоне.
— Кэти ее надела, да? И где же бархотка? Они сказали, что отдали нам все ее вещи.
Лушка находит номер телефона комиссара полиции. Возражения Мануэлы, что уже совсем поздно и комиссар отдыхает, в расчет не принимаются. У Лушки всегда так — вижу цель, не вижу препятствий!
Явно будит доблестного сотрудника правильной полиции по трупам. Быстро-быстро что-то говорит по-португальски, из чего я улавливаю только слова Catalina! Veludo![13] Imediatamente.
