Вдова Клико - Фрипп Хелен

— У нас всего триста девяносто гектаров, и нам очень повезло в том, что в основном это гран крю или премьер крю, — говорила она.

— А лучшие ваши виноградники — на восточной стороне, где маломощные почвы?

— Вы так мне и не рассказали, откуда столько знаете о вике.

— Я пришел к выводу, что чем глубже знание, тем больше удовольствие. И мне в радость узнавать новое о вине и… о вас.

Что-то подпрыгнуло в груди у Николь от этих слов.

— На самом деле не я владею этими виноградниками — они владеют мной. Я завишу полностью от любого их каприза. Бывают плохие годы, бывают хорошие, и это абсолютно мне неподвластно, — я могу лишь отзываться на их нужды, согласно тем знаниям, которые нажила. Но все эти знания не только моя заслуга: люди, работавшие на этой земле, собирали их столетиями. И я, пока живу, постараюсь добавить к ним все, что в моих силах.

Она подумала о своих ремюажных столах, хранимых пока что в тайне — ради конкурентных преимуществ. Но когда и если этот секрет будет открыт, в мировом производстве шампанских вин произойдет революция.

Когда они подошли к Верзене, солнце поднялось высоко, и погода стояла необычайно теплая для такой ранней весны. Как и было велено, под старым каштаном был выставлен стол, покрытый хрустящей белой скатертью. На ней — бутылка лучшего совиньона и шевр, козий сыр, — идеальный спутник для этого вина.

— Самое меньшее, что я могу сделать для первого крупного покупателя этой весны. Война убила торговлю, особенно с Россией. Но я никогда даже не предполагала, что Россия явится ко мне.

— Вы оказываете мне честь.

Они сели на приготовленные стулья, и Николь порадовалась, что оставила волосы распущеными и надела в этот весенний день свое любимое платье. Ей нравился светлый серовато-синий шелк, подчеркивающий цвет ее глаз и она надеялась, что Алексей тоже это оценит. Неожиданно она отметила, что сегодня на ее памяти первый раз, когда она сама, а не Жозетта выбрала, что надеть. Она скинула на спинку стула приталенный жакет, ощутила кожей плеч теплый воздух и улыбнулась.

Не обольщайтесь, я абсолютно меркантильна. Если вам понравится этот совиньон, это может склонить вас купить еще ящик. При нынешнем положении вещей вы — мой единственный рынок.

Испарина на бутылке играла сотнями капелек солнца. Нотки мятлика, лимона и крыжовника дополняли резкий вкус козьего сыра, свечи розовых соцветий отягощали ветки, а ликующие птицы праздновали конец войны.

Алексей пригубил вино.

— И я намереваюсь быть хорошим покупателем. Расскажите, пожалуйста, об этом вине. — Когда он улыбался, боль в его глазах моментально исчезала.

— Тонко сбалансированный напиток. Эти лозы поздно цветут, но рано созревают, и потому мы их сажаем отдельно от прочих, прямо вот на этом винограднике. Когда они дозревают, мы снимаем ягоды ранним утром, чтобы сохранить свежесть. — Она зачерпнула у подножия лозы горсть меловой земли, недавно смешанной с fiimure. — Понюхайте. Вы ощущаете в вине этот вкус?

— Да, свежий и минеральный. Здесь, что ли, все вина на вкус таковы, какова земля?

И Николь почувствовала, что это именно так.

— Это вино прошлого года. Совиньону выдерживание не на пользу, его лучше пить молодым, но в нем все же остаются тонкость и аромат, несущие наслаждение. Название происходит от двух слов — sauvage и blаnс, «дикий» и «белый».

Он посмотрел на Николь через стекло бутылки:

— Изюминка и кремень. Идеальное сочетание. Полагаю, цены у вас астрономические, даже когда не оправданы кометой.

— Конечно, но мои вина того стоят.

Алексей достал блокнотик и карандаш.

— Вы не возражаете? Чудесный вид, и, сколько хватает глаз, ни одной военной палатки. А то такое чувство, что эта война была всегда, от сотворения мира.

— Да, конечно, не стану вам мешать. Мой помощник, Ксавье, где-то здесь, а мне нужно с ним переговорить. Мне не нравится, что они зря расходуют этот драгоценный fumure, внося его слишком далеко от корней. Самое лучшее упускают.

— Как вы отсюда это заметили?

— На своих виноградниках я вижу всё.

Уходя, она почувствовала спиной его взгляд и потому свернула волосы в пучок.

— Что за щеголь с золотым шитьем пришел реквизировать виноградники? — спросил Ксавье. Лицо у него все еще было в синяках и ссадинах.

— Наш самый крупный покупатель.

— Ты сумела заставить их покупать? Как тебе удалось? Еще пару дней назад я от этих кретинов отбивался палками, а теперь они у тебя из рук едят. А этот с тебя своих сальных глазок не сводит.

Николь улыбнулась:

— Он интересуется виноделием и смотрит, как тут у нас все устроено.

— Ну-ну.

— Брось, Ксавье. Он настоящий покупатель, и нам нужен. А теперь про fumure…

Новое весеннее солнышко, благодарный покупатель с деньгами, рабочие, снова вышедшие в поле, мужчины, один за другим возвращающиеся с войны, и руки у них истосковались по земле. Наверное, права Наташа счастье с востока. Ходят слухи о реставрации монархии Бурбонов — две революции за одну жизнь хватит для любого, но Николь обрадовалась бы собственной революции, перемене к счастью. Забавно все же, что сегодня русский враг стал ее другом, но родной город и самый сильный в нем человек — т» Моэт — резко настроены против ее успеха. Они бы предпочли, чтобы она вышла за Моэта, чем продавала вино, русскому.

Закончив разговор с рабочими, она вернулась к Алексею. Он вырвал из блокнота лист и подал ей.

Там была нарисована она, Николь, стоящая в профиль, показывающая на лозы и что-то говорящая. Он заметил все подробности, даже серьги (она совсем забыла, что они у нее в ушах) и распущенные волосы, которые она собрала в пучок, уходя.

— Вы очень наблюдательны, ни малейшей детали не упустили, — усмехнулась она.

— Очень полезно, когда от пуль уворачиваешься.

— Простите меня. Я тут волнуюсь насчет компоста и вредителей, а вы ведь через ад прошли по дороге сюда.

— Всем нам нелегко пришлось, это точно. Вы — вдова, а я… — Он замолчал. — Мне повезло дойти досюда. На войне нет героизма, есть случай, счастливый жребий. Я не заслужил права оставаться в живых, и иногда мне хочется, чтобы я исчез, а вместо меня жили другие.

— Не говорите так! Что случилось?

Он покачал головой. Соборные часы вдали лениво пробили четыре.

— Я должна вернуться, — сказала Николь. — Обещала дочери, а я, кажется, все время ее обманываю.

— Тогда ступайте. Мне бы хотелось остаться здесь и порисовать. Дорогу назад я найду — идите, не опаздывайте. Она не всегда будет вашей — вы и оглянуться не успеете, как она улетит.

Ей не хотелось уходить.

— Все это для нее. И дайте мне знать про совиньон, я могу распорядиться о доставке.

— Нет нужды, я сам за ним приеду. У меня ведь не только деловой, но и личный интерес.

— Тогда и я приеду сюда вам его отдать.

— Ага!

Он это междометие произносил по-своему, по-восточному, укорачивая гласную, и оно еще долго звучало у Николь в голове.

Глава двадцать седьмая

ВОЗМЕЩЕНИЕ

Середина апреля 1814 года

После приезда Алексея мир Николь оживился. Забавно, что она давно не замечала, как лежат синей путаницей незабудки на булыжниках, пробиваясь между камнями на соборной площади, — она увидела это вновь только в это ярмарочное утро. Пикировали с неба стрижи, разворачиваясь на остроконечных крыльях, и платаны, казалось, сами щебетали, набитые пушистыми птичьими стаями.

Теплая рука Ментины держала Николь под руку, и они вместе шли через площадь мимо большого собора. Ментина, ее собственный свежий весенний цветок. Мягкие светлые волосы, совсем как у тетки, глаза сине-зеленые, как у Франсуа, и полные румяные дуги губ. Манеры — бабушкины, походка — дедушкина, фигура — Николь. Как у природы это получается? Все, что Николь любит, объединено в Ментине, и при этом она сама — отдельная личность.