Сергей Парамонов - Откуда ты, Русь?
Существует и третья проблема. Это — проблема славянства, которая совершенно не изучается советскими исследователями с исторической точки зрения, а лишь с археологической или филологической. Мы не сможем понять, откуда произошла Русь, если не будем знать корней славянства и того, какую именно ветвь его она собой представляет. Мы уже видели, что ряд исторических источников указывают на то, например, что ещё в 477 г. русины уже нападали на г. Зальцбург, что руги и русины — одно и то же, что карпы и русины — тождественны. Обо всём этом, как и о многом другом, в советской исторической литературе — ни слова.
Вообще сам вопрос о происхождении Руси и месте её среди других славянских племён не ставится. Считают, что исторических данных нет, — и всё тут; что, мол, здесь уж начинается область археологии — заблуждение самое позорное: данных мало потому, что их не ищут и не публикуют. Сказывается во всём блеске отсталость советской науки.
Надо искать новые, неизученные материалы, нужно правильно истолковать уже опубликованные. Пример Бачманова говорит сам за себя. Ведь он исследовал архивы лишь двух монастырей в Австрии, и нами дан далеко не полный перечень того, что он нашёл (напр., записки одного монаха о трёхлетнем его пребывании в Москве в средние века и т. д.). Работы в этой области — непочатый край.
Необходимо переоценить всю древнюю и отчасти средневековую историю Европы с точки зрения славян, а не германцев, и должна это сделать Россия, а не другие славянские государства, ибо возможности последних и СССР несравнимы.
Четвёртая проблема, связанная с Русью, — проблема древней славянской (и русской) письменности. Обойти такой важный показатель культуры никак нельзя. Мы разобрали выше работы Селищева и Якубинского и показали, что эта проблема у советских учёных отсутствует. Более того, если мы сравним взгляды первого русского историка В. Н. Татищева (ум. в 1750 г.) со взглядами современных советских историков и филологов, то мы не можем не заметить, что советские учёные регрессировали по сравнению с ним. Прежде всего Татищев понимал важность этой проблемы. Его «История» начинается главой «О древности письма славянов». Следовательно, он ставил её во главу угла, чего советские учёные не делают. Пусть его данные о древнем письме, о докирилловской азбуке не доказаны им самим, но ведь он писал об этом задолго до 1750 г. И он поступал методологически совершенно правильно, подходя к этому вопросу исторически, т. е. изложив историю предмета, а вот Якубинский и Селищев даже словом не обмолвились о том, что глаголицу целый ряд учёных считает на века древнее кириллицы и что на Западе по этому поводу существует уже огромная литература. Но хуже всего то, что, отбросив совершенно историю постепенного создания глаголицы и кириллицы, оба советских автора приняли безоговорочно теорию, согласно которой кириллица является алфавитом, изобретённым кем-то вдогонку за кирилловской глаголицей. Такой метод обращения с научными фактами можно назвать только беспардонным.
Пятая проблема — проблема «Влесовой книги», которая абсолютно неизвестна советским историкам. Правы мы или не правы в оценке этого источника — вопрос второй: спорь, доказывай, но не держи его «за железным занавесом». Тем более что речь идёт не о Мадагаскаре, а об истории России.
В связи с пятой проблемой поднимается в более актуальной форме и шестая: какова была вера древних руссов? Во «Влесовой книге» много материала, заставляющего пересмотреть наши взгляды на религию предков. У древних руссов было разработанное представление о Вселенной, жизни и принципах, управляющих общественными процессами. Всё это и многое другое уходит из внимания советских историков. История в своём содержании обеднена ими до чрезвычайности.
Подводя итоги всему сказанному выше, мы можем констатировать, что история Древней Руси в руках советских историков — скудное, заброшенное поле. И что это будет продолжаться до тех пор, пока они не поймут, что единственным путём истинной науки является полный и безоговорочный ревизионизм. Марксистские кумиры, давление политиков, вредителей науки, должны быть устранены. Истина едина и обязательна для всех. Кто не видит жалкого состояния современной советской исторической науки, тот безнадёжно слеп.
Глава 21. История борьбы антинорманизма с норманизмом
История борьбы норманизма и антинорманизма заслуживает специального исследования. К сожалению, нет ни книги, ни даже обстоятельного очерка, посвящённого этому предмету. И этот наш краткий обзор — попытка сообщить лишь основные вехи этой борьбы и вскрыть причины столь долгого спора, ибо без этих разъяснений читатель будет в недоумении: почему этот спор длился так долго, неужели нельзя было выяснить столь простую истину более своевременно?
Мы не ведаем точно, когда зародилась норманская теория. Знаем лишь, что уже к 1-й половине XVI в. она существовала. Интересно отметить, что первым антинорманистом был иностранец Герберштейн, который, ознакомившись с содержанием норманской теории, высказал (1549) мысль, что это было не так, что руссы пригласили к себе не германцев, а западных славян. Его здравый смысл не мог примириться с доводами сторонников норманизма. Были и другие иностранцы, высказывавшиеся против норманистов. Но русских антинорманистов не было, ибо до Петра I русская наука не существовала. В сущности, настоящий научный спор начался с Ломоносова, но он не решился в его пользу, так как на это были веские причины. Долгое триумфальное шествие норманизма объясняется в первую очередь официальной силой, опиравшейся на науку и власть, и слабостью антинорманизма, поддерживаемого лишь отдельными лицами и представлявшего собой разношёрстную смесь разных теорий.
Русская традиция уже к XVI в. утратила понятие о существовании в прошлом западной Руси, раздавленной окончательно на острове Рюгене в 1168 г.; связь её с восточной Русью была всеми утрачена, исторические следы её были утеряны. Поэтому, когда с Петра I в Россию были приглашены учёные немцы, чтобы создать русскую науку, последние уже столкнулись с норманской теорией, исповедываемой самими русскими. Приступив к изучению начала русской истории, немцы-академики и профессора, естественно, поддержали своим высоким авторитетом теорию, которая, кстати, и льстила их национальному чувству. Создался известный канон, против которого мог выступать разве только либо невежда, либо заядлый русский шовинист.
Таким образом, норманизм получил высокую апробацию Академии наук. Нужно заметить, однако, что были и иностранцы (Эверс, напр.), не считавшие норманскую теорию удовлетворительной. Но работа того же Эверса была напечатана по-немецки и для широких кругов была потеряна. Да и при засилье власть предержащих Минихов, Биронов и т. д. выступать против норманизма политически было небезопасно. Удивительно ли после этого, что все свои старания направляли на изыскание новых подкреплений норманизма, лавина которого всё нарастала, подавляя инакомыслие.
Первый русский историк В. Н. Татищев занял неясную позицию, одновременно принимая славянское западное происхождение Рюрика и настаивая на том, что «варяги» были главным образом финны из-за Ладожского озера. Карамзин же, увы, был уже не колеблющимся, вполне определённым норманистом. Самые крупные первые исторические труды, таким образом, продолжали распространять в русском просвещённом обществе только идеи норманизма. Антинорманисты были гораздо слабее и количественно, и качественно. Если бы они были идейно сплочены, то норманизм был бы опрокинут очень скоро, ибо он держался на глиняных ногах. Порой критика норманизма была убийственна. Но норманизм держался потому, что антинорманисты предлагали ещё менее вероятные теории. Напр., о том, что руссы были гуннами, готами, кельтами, пруссами и т. д. В последнее время одна «вещая» дама даже вывела руссов из… Египта! Разумеется, при таком положении дел общество, даже сознавая все недостатки норманизма, не могло стать на сторону совсем уж нелепых теорий.
Было ещё одно обстоятельство, заставлявшее русское общество настороженно относиться к славянской теории происхождения Руси. Существовало так называемое движение «славянофилов», течение политическое. Не все могли согласиться с ними, что руссы идут и должны идти своей собственной, едва ли не изолированной дорогой, что европеизация вредна и т. д. Словом, к славянской теории происхождения Руси была пристёгнута политическая теория, которая многими просвещёнными людьми не могла быть принята. От неё пахло ретроградством, рабством и невежеством, хотя она и обладала некоторыми положительными чертами, напр., подчёркивала необходимость здорового патриотизма, учёта русских условий и т. д.
В общем, обстановка сложилась так, что, несмотря на наличие антинорманистов, не появилось ни одной серьёзной концепции истории Руси на славянской основе. Обе революции 1917 г. почти ничего не изменили в этом отношении. Было вначале не до истории: не до жиру, быть бы живу. Затем последовал разгром «буржуазных» историков, в результате одни бежали, другие были уничтожены, третьи превращены в лакеев «пролетариата».
