Стив Берри - Третий Храм Колумба
– Откройте мне свою тайну, и я сам обращусь к властям.
– Если то, что сказала та женщина, правда, и вы потеряли доброе имя, то кто вам поверит? У вас нет никаких доказательств.
Старый раввин был прав. Если эта дама и Саймон заодно, то они ничего не признают. У Сагана не было источника, не было информации, не было никаких фактов. Ничего. В точности как восемь лет назад.
Захария и его спутница тем временем покидали кладбище.
Том понял, что у него остался только один шанс.
И будь оно все проклято!
Он бросился к двери.
* * *Элли закончила молитву.
Ее сопровождала пожилая женщина, к которой ее подвел раввин. Очевидно, Берлингер решил поговорить с ее отцом наедине, и девушка понимала, что если она хочет хоть что-то узнать, то не должна сейчас вмешиваться. Ей уже удалось взглянуть на полное послание деда, однако она слишком резко атаковала отца в присутствии Берлингера.
Возможно, так поступать не стоило.
А еще была Ямайка…
Получалось, что это место имеет огромное значение.
Зачем еще дед оставил дорожную карту пятидесятилетней давности?
Староновая синагога должна была вот-вот открыться, и в вестибюле появились служащие. Элли стояла в главном зале, но ее тянуло к сиденьям возле восточной стены, справа от дарохранительницы. Спинка у одного из них была выше, чем у остальных, и ее украшала звезда Давида.
– Это место главного раввина, – сказала пожилая женщина.
Однако вокруг него была протянута цепь, и никто не мог сесть на это место.
– Много лет назад там сидел раввин Лёв, – рассказала местная жительница. – Туда не допускается никто другой. Он пользовался огромным уважением, и мы чтим его, сохраняя это место.
– Сколько же лет с тех пор прошло? – спросила Беккет.
– Более четырех столетий.
– И больше никто на нем не сидел?
– Только во время войны. Нацисты узнали о нашем обычае. Поэтому все садились на это место. Так они нас оскорбляли. До того, как начали убивать.
Элли не знала, что сказать.
– Мои родители погибли во время войны, – продолжала ее собеседница. – Их застрелили немцы неподалеку отсюда.
Возможно, Берлингер послал с ней эту женщину, чтобы дать какой-то знак? Элли не нравилось, что ее просто прогнали прочь и обращаются с ней, как с ребенком.
– Сожалею о вашей потере, – сказала она. – Я возвращаюсь в церемониальный зал.
И Беккет шагнула к выходу.
Пожилая женщина положила руку ей на плечо.
– Пожалуйста, моя дорогая, останьтесь.
Элли повернулась, не понимая, почему та говорит с таким пылом. Сама она считала, что пришла пора расставить все по местам.
– Вас это не касается, – сказала девушка.
И ушла.
* * *Захария возвращался вместе с послом к тем самым железным воротам, через которые они вошли – рядом с церемониальным залом. Он заметил, что мэр успел уйти, и с противоположного конца на кладбище вошла группа посетителей.
– Евреи приезжают сюда со всего мира, – сказала посол. – Ближе к Израилю многие из них просто не могут оказаться.
– Но это не Израиль.
– Лишь немногие осознают, как сложна жизнь на Святой Земле, – сказала женщина. – Если не находиться там постоянно, в окружении врагов, понять наши проблемы невозможно. Мы боролись со страхом тысячи лет. И вот теперь люди могут ему поддаться. Мы с вами знаем, что это будет ошибкой.
– Мой отец пытался их предупредить десятилетия назад. Мы слишком много отдавали и слишком мало получали в ответ.
– Иерусалим пережил больше вторжений, чем любой другой город мира. Египет, Ассирия, Вавилон, Сирия, Греция, Рим, Персия, мусульмане, крестоносцы, турки, британцы, палестинцы, а теперь, наконец, евреи. Я больше не собираюсь отдавать этот город.
– Я пронесу сокровища Храма по Храмовой горе без предупреждения, – сказал Захария. – И чем больше людей их увидит, тем лучше. Но мне может понадобиться ваша помощь.
Он знал, что произойдет. Евреи решат, что возвращение сокровищ – это знак. Менора, Стол хлебов предложения, Серебряные трубы вернутся – и посмотреть на них придут тысячи евреев. В прошлом большие толпы сразу разгоняли. Но теперь все будет иначе. Мусульмане также увидят знак. Присутствие еврейских сокровищ будет воспринято как вызов их существованию на Храмовой горе, а ведь они защищали ее и проливали свою кровь.
Они и сейчас польют ее кровью.
Во всяком случае, так Саймон надеялся.
– Боюсь, что нет, Захария, – сказала его спутница. – Вам придется действовать самостоятельно. Как я уже сказала, больше мы никогда не будем с вами разговаривать.
Это не имело значения.
До вчерашнего дня австриец собирался добиться поставленной цели без всякой помощи.
И он будет придерживаться своего плана.
Они остановились перед церемониальным залом, часть которого располагалась на кладбищенской земле, в тени ясеней. Все больше и больше людей входило на кладбище с дальней стороны – они восхищенно разглядывали могилы, а некоторые оставляли там камни как знак того, что они все помнят. Все они были в ермолках, которые, как Захария знал, выдавали вместе с входными билетами.
– Нам бы следовало покрыть головы, – сказал он.
– Не тревожьтесь, Захария. Мертвые нас простят, – возразила посол.
* * *Том выскочил из подвального помещения и поспешил к входной двери.
Однако та была заперта – открыть ее без ключа он не мог.
Тогда Саган бросился к лестнице и помчался наверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки. На первом этаже в музей входили посетители, показывая билеты женщинам-служительницам, стоявшим у входа.
Это уже слишком!
Он в Чешской республике, через восемь лет после скандала, и у него появился шанс встретиться лицом к лицу с человеком, который знает правду.
Репортер сказал себе, что должен успокоиться, а потом думать и действовать рационально.
Он спокойно сошел с лестницы и, извиняясь перед посетителями, оказавшимися у него на пути, зашагал к двери и к внешней лестнице. В окно он видел отдельные участки кладбища и один раз заметил Саймона и женщину, которые стояли на дорожке, посыпанной гравием, и разговаривали. Саган наблюдал за ними сверху, а они не имели никаких шансов его заметить. Слева открывался вид на улицу, ведущую мимо прилавков к Староновой синагоге.
И тут Том увидел Элли.
До нее было не больше пятидесяти ярдов.
Она решительно шагала по улице.
* * *Элли не обращала внимания на стоящие слева прилавки и снующих вокруг туристов – все ее внимание было сосредоточено на железных воротах, до которых оставалось пятьдесят ярдов. Люди поднимались по лестнице в музей, где она побывала час назад, направлялись на первый и второй этажи, чтобы осмотреть экспонаты.
Упрек Берлингера произвел на девушку впечатление.
Как и письмо деда.
В последние годы его жизни она проводила с ним много времени, доставляя ему удовольствие долгими беседами. Он и думать не мог, что его внуки обратятся в иудейскую веру. Марк смирился с тем, что сын отверг его религию, и не сомневался, что его дети последуют тем же путем.
«Но ты, моя дорогая, особенная. Ты сама сделала выбор и стала той, кем должна стать по праву рождения, – сказал он Элли, когда узнал, что она приняла иудаизм. – Должно быть, на то была Божья воля».
Они много раз говорили о жизни и евреях, и он отвечал на множество ее вопросов.
«Я могу не соглашаться с верой твоей матери, – сказал ей дед. – Но я ее уважаю. Я хотел, чтобы мой сын исповедовал иудаизм, и понимаю, как сильно желала твоя мать, чтобы ты приняла христианскую веру. И я никогда не стану на это посягать».
Он сдержал свое слово.
Однако не признал ее достойной.
Во всяком случае, посчитал ее веру недостаточной.
«Левит должен быть мужчиной, а я не смог найти достойного кандидата. Поэтому я уношу доверенную мне тайну в могилу».
Элли продолжала идти по улице, обходя туристические группы. Она была достойной. Она могла стать левитом. И сделать все лучше, чем ее отец, которому, казалось, наплевать на все и на всех. И где же он сейчас? Все еще в музее? Ее взгляд устремился вперед, и она заметила двух людей, стоявших за железной решеткой.
Мужчина и женщина.
Женщину Беккет не знала.
Но мужчину узнала сразу – это был Захария.
Здесь?
* * *Саймон тоже заметил Элли.
Отступать было слишком поздно.
Она явно его видела.
– Пришло время с ней разобраться, – сказала посол.
Несколько мгновений Захария смотрел, как она идет обратно к главному входу на кладбище.
А потом зашагал к железным воротам и выходу.
* * *Том видел, что Саймон покидает кладбище и идет по улице в сторону Элли, но думал не о нем.
Женщина.
Вот кто ему был нужен.
Со своего места журналист видел, как она идет по дорожке между могилами навстречу потоку устремившихся на кладбище туристов.
