Николай Костомаров - Кудеяр
В первом периоде своего царствования Грозный, окруженный умными советниками вроде священника Сильвестра или Алексея Адашева, талантливыми, смелыми военачальниками — князьями Горбатым, Воротынским, Курбским, — с блеском решал насущные для России задачи. Помните, у Алексея Константиновича Толстого гусляры поют ему"…потехи брани, дела былых времен". И взятие Казани, и Астрахани плен"? Другое дело, что сам Грозный не проявлял в бранной потехе ни отваги, ни лихости, предпочитая из безопасного места наблюдать за сражениями; он трусил настолько, что не завидовал смельчаку Курбскому, ибо даже вообразить себя не мог на его месте. И в этом отношении "величайший полководец всех времен и народов" напоминал своего далекого царственного предтечу — за всю войну Сталин лишь раз выехал в направлении боевых действий.
Тем людям, которым после всех открытий и разоблачений последнего времени, касающихся Сталина, так и не стала противна деспотия, полезно прочитать книгу Костомарова. Они увидят отвратительную механику тиранической вседозволенности, сервирующей свое кровоядство чудовищным коварством, двоедушием, подлейшей игрой с жертвами и палаческим юмором. Сталин тоже был мастером зловещей шутки…
Костомаров убедительно показал полный распад личности Грозного, с молодых лет зараженного бациллой страха, недоверия к окружающим, в том числе самым близким, но все же являвшего до поры свет разума, способность к живому чувству и тягу к значительным людям. Затем все человеческое померкло в самодержце. Правда, у Ивана был дар к письменному слову. И все же, в полемике с Курбским его аргументация слабее. Впрочем, последнее осталось за рамками хроники.
Словом, образ Грозного, несмотря на переизбыток готики, которая и не снилась Анне Радклиф, — наибольшая удача хроники Н.Костомарова.
Менее удачен, а главное, не целен образ главного героя. Впечатление такое, будто автор и сам не знал, из какого материала его лепить. С самого начала он заявлен человеком, наделенным исполинской, противоестественной силой. Но почему-то нигде этой сказочной силы не проявляет, хотя автором создано достаточно ситуаций, где его сила должна вспыхнуть, ошеломив читателя. Ничего похожего не происходит; да, он сильный, очень сильный человек, но ведь заявлен-то он на былинные подвиги в духе Ильи Муромца, а подвигов таких нет. Обман читательских ожиданий — серьезный просчет.
Смутны и другие стороны его личности. Он безмерно любит свою пропавшую без вести жену, но любовь только декларирована, вживе она не проявляется. И даже когда чудом спасшаяся из плена жена принимает мученическую смерть по воле Грозного и Кудеяр дает клятву страшной мести, мы не чувствуем ни глубины его скорби, ни испепеляющей жажды мести. Поступки Кудеяра странно рациональны, а читатель вовсе не того от него ждет. Снова обман читательского ожидания, не сознательный — из этого что-то могло бы выйти, — а по художественной слабости. Честный воин Кудеяр ради мести Грозному примыкает к разбойникам и становится их атаманом, но его отомщевательный порыв лишен того нравственного пафоса, который движет, скажем, графом Монте-Кристо. Герой Дюма чувствует себя не просто мстителем, а провидением, карающей рукой Господней, он рыцарь попранной справедливости. Усомнившись, что Всевышний движет его рукой, граф Монте-Кристо прекращает дело мести.
Кудеяр, заявленный поначалу как человек-глыба, монолит, привлекательный даже в ужасной и губительной своей прямолинейности, вдруг начинает как-то шататься, рефлектировать, рассчитывать, чуть ли не интриговать, образ туманится, зыбится, мельчает, и перестаешь верить в одержимость его местью; и чувство это в нем эгоистично, хотя оно вполне могло бы перейти в более высокий нравственный ряд.
Он изменяет отчизне и православной вере. Последнее сделано автором неубедительно, не изнутри. По-моему, Костомарова соблазнило то, что у крымских татар действительно был мурза Кудеяр. Наконец, превысив всю меру отмщения, он решает сжечь Москву. С высоты холма смотрит Кудеяр на обреченный город. Под благовест московских колоколов (был праздник Вознесения) толпы народа спешат в церковь: "…но не в праздничных нарядах шли они в духовном веселии славить торжество Спасителя; они шли готовиться к смерти и принимать смерть в церковных стенах от огня и дыма"[7]. И голос убиенной, единственно любимой Насти, застучал в сердце Кудеяра, призывая к милосердию, к раскаянию в отступничестве, искуплению смертного своего греха ценою гибели вместе с православным народом. Тщетно призывает Кудеяр духа зла, тщетно разжигает в себе ненависть. Москва, сердце России, не может отвечать за зверства лютого царя, она и сама его жертва, не пособница. Сломлен стержень внутренней правоты Кудеяра, в заросшую душу входит добро, но поздно: Москва уже занялась разом в пятнадцати местах, накрылась густым дымом и благовест сменился тревожным набатным звоном.
И тут появляется юродивый, оказавшийся боярином Шигоной, исполнителем злой воли великого князя Василия Ивановича. Он открывает Кудеяру тайну его рождения. Открытие это сломило (непонятно почему) могучую натуру Кудеяра, он пал на землю бездыханным. В этом эффектном месте Костомаров потерпев, на мой взгляд, самое чувствительное поражение, ибо смазал уже наметившуюся нравственную идею. Кудеяр превысил право мести, спутал виновного с невиновным, предал истинного Бога и свою любовь к Насте, что могло к этому добавить запоздалое открытие Шигоны? Или очень много: некое переосмысление всей жизни, за которым подъем духа, иные великие цели, или — ничего. Перед Богом все равны, что царский сын, что простой ратник, — вина Кудеяра не усугубляется раскрытием тайны его рождения. Скорее, наоборот. Земная нравственность той поры дозволяла претенденту на престол (а Кудеяр обернулся законным государем Руси) ради достижения справедливой цели и город спалить, и людишек положить невесть сколько, народ к этому относился, как сейчас говорят, с пониманием. Цель Кудеяра, правильнее называть его Юрием Васильевичем, невероятно укрупняется, жизнь обретает новую высокую идею, грехи списываются, все прощается, если он скинет иго царя-узурпатора, царя-злодея и даст народу новую долю. В этом есть и художественная и жизненная логика. Но Костомаров прошел мимо этой возможности, то ли не уловив психологического поворота событий, то ли прискучив своей хроникой. Он поступил самым простым способом: убил Кудеяра. Это напоминает один редакторский финт Н.А.Некрасова. Печатая с продолжениями в "Современнике" невероятно длинный и скучный роман, он вдруг обозлился и приписал к завершающей очередную порцию томительного повествования главе: "А потом все умерли", — и вздохнул свободно. Но скорее всего автор настиг своего героя смертельным наказанием как возмездием за попрание человеческого. Герой не оправдал надежд автора.
Кудеяр уходит как зарвавшийся в мстительной злобе плебей, а ведь он законный наследник русского престола, кровный брат Иванов, а по судьбе — брат всех обездоленных. Какие манящие возможности тут открывались, но зачем говорить о том, чего нет и быть уже не может.
И все же, повторяю, книгу стоит прочесть. Мы очень плохо знаем историю своей страны после всех фальсификаций прошлого. Хроника Костомарова богата сведениями о жизни наших предков. Тут много интересных и достоверных подробностей, приближающих к нам бытовую характеристику людей XVI века, их обычаи, речь, обхождение друг с другом, даже художественная неприхотливость повествования работает на ощущение исторической правды: да, вот такой грубой, прямолинейной, наивной — на сегодняшний взгляд, — даже в лукавстве и тонкости жестокой, примитивной, но полной в самой себе, была русская жизнь той далекой поры.
Юрий Нагибин
Примечания
1
Нынешний редактор киевской газеты "Труд" почтенный А.А.Русов, лет тому назад пять обязательно сообщил мне, что в Черниговской губернии, в Новозыбковском уезде, в даче села Рыловнчи, у речки Каменки, между поселениями Демевкою и Василевскою (Дубровка тож), есть песчаный бугор, носящий в народе название Кудеярова погреба. Живущий в том краю народ, говорящий наречием, составляющим переход от малорусского к белорусскому, думает, что там лежит клад, зарытый назад тому триста лет Кудеяром-разбойником. Этот Кудеяр был необычный силач, царя не боялся, разбивал знатных и богатых, а за бедных заступался. "Мы сами було думали, що яго ня було на свети, дак яго знають и в Подольской губернии — наши люди с коробками туда ходили и там слышали, що у яго и там есть погреб. И в Саратовской губернии были у яго погреба. А наш погреб, значит, самый главный. Наши ребята хадили-хадили коло яго, дак ни дается! Бають — заклятый. А сам Кудеяр на острове ляжить прикованный: он бы и встал, дак ня сила… птица пролятить да все мясо з яго и абклюе. Дак що вона абклюе, знов на яму наросте. Так и ляжить там… А я, каже, як бы встал, я бы всех сваих багатств даймов. Дак ня сила встать".
