Василий Ян - Александр Македонский. Огни на курганах
– Мои друзья следили за тобой, но не могли выручить. Идем скорей отсюда.
Взяв Томирис за руку, Спитамен прошел по узкому переулку, осторожно переводя ее через поперечные канавы, и вышел к повороту, где чернел силуэт высокого верблюда.
– Наконец вы пришли, – сказал детский голос. – Проходили мимо яваны, и я боялся, что они схватят нас.
Спитамен поднял Томирис и помог ей усесться между пушистыми горбами верблюда.
– Теперь с верблюдом нас четверо, – говорил Спитамен, шагая по неровной дороге, – и мы не пропадем.
Верблюд сопел и мерно ставил в пыль свои большие ноги.
Снова послышался голос Томирис:
– Чью голову лживый персидский князь подарил Двурогому?
– Голову одного из наших товарищей. Князья поймали неосторожного храбреца. А так как князья жадны и всегда лгут, то выдали его голову за мою. Но на место убитого встанут новые борцы за свободу нашего народа. Теперь и яваны, и предатели – согдские князья – вместе охотятся за мной, и, пока они не уберутся отсюда, мне придется уйти туда, где не знают моего имени… Шагай, Серый, нам предстоит далекий путь…
1931
Эпилог
Речи «за» и «против» Александра
Свадьба Александра с Роксаной состоялась в Мараканде. Осуществив этим браком воплощение своей идеи «союза Европы и Азии», Александр на празднествах и пиршествах, следовавших одно за другим, теперь занимал трон, где обычно сидел Дарий, и ему, как Дарию, персидские сановники целовали ногу.
Роксана спросила Александра:
– Почему тебе не кланяются до земли твои македонцы? Сколько македонцев и сколько народов Азии? Разве все македонцы избранники богов? Только ты – единственный сын бога. Если они не станут тебе поклоняться, то один из них захочет захватить твое место.
Первым Гефестион, за ним остальные приближенные македонцы и греки стали падать ниц перед Александром по персидскому способу и обычаям.
Однако небольшая группа лиц из числа сверстников и товарищей Александра держалась по-прежнему. Среди них был племянник Аристотеля – оратор, философ и историк Каллисфен. Александр видел это, иногда хмурился, но не показывал гнева, хотя доносчики и провокаторы сообщали ему о новом якобы готовящемся против него заговоре, в котором участвовал Каллисфен.
Однажды за очередным обильным ужином присутствовавшие приближенные наперебой превозносили «божественного» Александра. Роксана, плохо понимавшая греческий язык, почти не принимала участия в разговоре. Александр, захмелевший, одобрительно всех выслушивал и сам произносил хвастливые речи о своих прошлых и будущих победах и подвигах.
Льстец Перитакена обратил внимание Александра на молчание Каллисфена, выглядевшее как вызов и неодобрение среди общего хора похвал Александру. Перитакена предложил Каллисфену произнести речь в честь Александра, надеясь, что Каллисфен откажется и тем докажет отсутствие своей преданности базилевсу.
Каллисфен, всегда державшийся гордо и независимо, нарядный, в выутюженном гиматии и надушенный египетскими духами, точно он был у себя в Афинах, поднялся с ложа, спокойно оправил кудри и произнес речь.
Это была яркая речь о великих достижениях и заслугах Александра, таких, о которых тот даже не подозревал. Он сказал о прогрессивном значении его блистательных побед; о том, что Александр стал посредником и примирителем между Западом и Востоком; о том, что он открыл целым народам пути, по которым до него проходили лишь немногие путешественники; о том, что его походы открыли для народов Запада новый мир идей великих культур Азии; о роковом влиянии его походов на будущую историю народов Азии и Европы. Каллисфен высоко оценил способности Александра как государственного деятеля и военачальника, его личное мужество и щедро разбрасываемые им благодеяния…
Переводчики посменно переводили речь Каллисфена Роксане. Александр слушал сперва с удивлением и недоверием, потом с пристальным вниманием и, когда Каллисфен закончил свою речь, хотел подозвать к себе и наградить.
Но Перитакена, не показывая, что он посрамлен, предложил Каллисфену:
– Если ты истинный софист и мастер речи, то покажи нам, что ты можешь с таким же искусством сказать речь о недостатках походов Великого Александра…
– Да, – подхватил Александр. – Скажи такую речь! Я слышу отовсюду одни хвалебные слова. Я приму твою речь «против Александра» как образчик софистики, выслушаю с дружеским чувством и не рассержусь…
И Каллисфен произнес речь обратного смысла.
В ней он указал: отец Александра, царь македонский Филипп, был выше Александра, ибо это он создал сильную армию, объединил Македонию и Грецию, установил новые формы военного строя и этим подготовил и предопределил успех похода Александра на Восток; не Александру, а его непобедимой армии, его боевым товарищам грекам и македонцам, прошедшим полмира, принадлежит слава великих побед и завоевания Азии; как государственный деятель Александр ничего не создал, всюду нес только одно разрушение – он сжег Персеполь, разрушил старые культуры Тира и Сидона, уничтожил десятки городов, величайшие ценности науки и культуры побежденных народов; его «союз Европы и Азии» – это союз победителя и побежденного, раба и господина, союз, основанный на силе победителя и потому обреченный на разрушение вместе с его смертью; своей жестокостью Александр сравнялся с худшими тиранами. Любя на словах греков, он продал в рабство тридцать тысяч доблестных фиванцев и распял защитников Тира за то, что они защищали свою родину; он, всем обязанный эллинской культуре, должен был поднять ее еще выше, но вместо этого сам, не будучи эллином (здесь Александра передернуло), он стал изгонять греков и все греческое из своего войска, окружив себя раболепной побежденной персидской знатью и назначая персов на государственные должности; наконец, он надел персидские штаны и атласные туфли и потребовал, чтобы его боевые товарищи целовали ему ноги, как богу! Разве Ахиллес и другие герои древних греков из столь почитаемой им «Илиады» требовали этого? Разве они допустили бы такое падение образа героя?..
Цель провокатора Перитакены была достигнута – взбешенный Александр вскочил. Левую часть лица и плечо передергивало от гнева:
– Теперь я знаю твое истинное отношение ко мне! Наконец ты высказался со всей откровенностью; ты мой самый убежденный враг и достоин казни…
Каллисфен ответил:
– Как философ я согласен принять всякую казнь, но как один из почитателей и учеников лучезарного Феба прошу не лишать меня неба, звезд и солнца, не бросать меня в темный погреб. Лучше сразу казни.
– Я так и сделаю.
Каллисфена схватили, сорвали с него плащ и увели. Он держался с таким достоинством, что его уход превратился в торжественное прощание с прежними товарищами.
После этого события ужины у Александра стали скучными. Их не делали более радостными даже персидские певцы, жонглеры и танцовщицы, вызванные Роксаной из разных персидских провинций. Пресмыкание усилилось. Все говорили речи, наперебой восхваляя Александра как единственного сына бога, мудрейшего из мудрых, но никто не сказал такой глубокой, смелой речи, как речь «за» и «против» Каллисфена.
По приказу Александра Каллисфена посадили в клетку, где его поливал дождь и жгло солнце.
Александр ждал просьбы о помиловании. Некоторые просили Александра за Каллисфена, и тогда Александр спрашивал:
– А что говорит сам Каллисфен? Сам-то он просит пощады?
Ему ответили:
– Он просит одного: пусть ему дают достаточно папирусных свитков, чтобы описать твои походы и все выдающееся, что он видел.
Однажды, через полгода после речи Каллисфена, Александр спросил Гефестиона:
– Что с Каллисфеном?
– Он обовшивел и умирает.
– И не просит прощения?
– Он ответил: «Я могу просить бога света и правды Феба, но не тирана…»
– Его упрямство заразительно. Он показывает плохой пример другим. Нужно сломить всех заговорщиков. От него идут главные нити сопротивления власти базилевса. Казнить его!
Героическая смерть Каллисфена
Александр приказал приготовить праздничное зрелище растерзания человека диким львом. На зрелище Александр пригласил скифских послов, с которыми договаривался вместе идти на Индию. Скифы были рады выведать новые дороги для набегов в будущем, вели переговоры и прибыли на зрелище.
Казнь должна была состояться внутри дворца бывшего сатрапа Мараканды и недолгого царя царей Бесса. Большой двор был окружен одноэтажными зданиями, где раньше жили жены Бесса, и перед каждой дверью, выходящей во двор, алели пышные кусты роз. В середине двора находился квадратный бассейн с золотыми рыбками.
