Ричард Львиное Сердце - Ирина Александровна Измайлова
Глава пятая
Лагерь под Акрой
— О-о-о! Представляю себе, какое лицо было у графа Шампанского, когда он услыхал это! Ты ведь не успел сказать ему о том, что узнал в порту... Ну, о том, что к Ричарду ещё в Мессине приехала его невеста?
— Да понимаешь... Не то чтобы так уж не успел. Не захотел успевать, вот это будет вернее. Ну а лицо... А знаешь, самое обычное лицо у него было. Он принял всё это совершенно спокойно. Мне даже показалось, что его не так уж и удивило сообщение Ричарда. По крайней мере, не расстроило, я уверен. И на свадьбе он был ничуть не менее весел и доволен, чем все прочие. Кстати, я тебя понимаю — Беренгария просто чудо как хороша!
— Ах ты змей! Ещё и трунишь надо мною!.. Скажи-ка лучше, что поделывала прекрасная рыжекудрая Алиса в то время, как вы все пили за счастье её Ричарда и принцессы Наваррской? Думаю, Алисы не было за праздничным столом?
Этот разговор между новоявленным рыцарем Эдгаром Лионским и его молочным братом графом Луи Шато-Крайоном происходил на берегу небольшой мелководной речки, одной из тех, что омывали широкую равнину, раскинувшуюся позади древней Птолемиады. Молодые люди покинули шумный лагерь, где вновь прибывшие отряды англичан обживали шатры и заканчивали оборудовать укрепления, в то время как шумно встретившие их французы, которые и сами прибыли сюда недавно, старались дать новым товарищам побольше советов, а кое в чём и помочь им — все уже прослышали, какую страшную бурю пришлось выдержать кораблям короля Ричарда и какую великолепную победу одержал по дороге в Палестину Львиное Сердце. «Шутки ради создал новое королевство! — смеялись французы. — А что ему стоит!»
Посмотреть на подкрепление подходили и другие участники осады — генуэзцы, фламандцы, задиристые датчане. И у всех не сходило с уст имя Ричарда, хотя пару недель назад все они почти столь же радостно, но, может быть, менее бурно приветствовали Филиппа-Августа.
Встреча Луи и его молочного брата произошла в первый же день после прибытия англичан, однако за прошедшие шесть дней у них так и не было времени толком поговорить и обменяться подробными рассказами о своих приключениях — тот и другой почти сразу получили поручения от короля Франции. Луи сразу представил Филиппу-Августу своего молочного брата, само собой, умолчав, по какой причине тот оказался под стенами Акры, и не пояснив, что Эдгар Лионский, будучи сыном рыцаря, тем не менее вовсе не рыцарь... Филипп, впрочем, даже не удивился, отчего не слыхал никогда об Эдгаре и не стал ни о чём расспрашивать. Даже если кто-то из его свиты и нашептал ему, что именно друг графа Шато-Крайона привёз в Мессину принцессу Беренгарию, французский король предпочёл не выказывать до поры неудовольствия или гнева. Он попросту дал тому и другому рыцарям задания: несколько дней подряд они, взяв небольшие отряды конников, ездили на разведку вдоль крепостных стен, оценивая произведённые за последнее время разрушения. Год с лишним осады принёс свои плоды: осадные башни, трижды рушившиеся на акрские бастионы, камни из метательных машин, — всё это нарушило мощную и грозную неприступность крепости, тут и там виднелись обрушения, бреши в верхней части стен, рваные выбоины внизу — там, куда били окованные железом тараны. Филипп не случайно отправил разведчиками именно вновь прибывших — свежим глазом легче было оценить серьёзность всех этих разрушений.
Иной раз, завидев дерзких разведчиков, защитники Акры принимались стрелять в них со стен, но те легко уходили от стрел, прикрывшись щитами и поспешно отъезжая на безопасное расстояние. Дважды на отряд Эдгара и один раз на отряд Луи нападали конные сарацины — едва французы отъезжали от лагеря, те совершали вылазки. Во всех трёх случаях крестоносцы успешно отбивались. Впрочем, они старались лишь отразить первый удар, а далее полагались на быстроту своих коней, и те их не подводили.
И только спустя неделю, объехав пару раз весь город со стороны равнины, молодые люди получили возможность отдохнуть и наконец выбрались из лагеря не с отрядами воинов, а вдвоём, чтобы вволю побеседовать. В самом лагере было слишком людно и суетно.
С тех пор, как султан Салах-ад-Дин взял Иерусалим, и весть об этом потрясла все христианские страны, христиане Востока повели отчаянную борьбу за оставшиеся твердыни крестоносцев. И хотя армия Саладина была несметна, и ему при случае (и при выгоде для себя) постоянно помогали мусульманские эмиры разных небольших государств, защитники Креста проявляли такое неслыханное мужество, иной раз в самых отчаянных условиях, что совладать с ними было невозможно. Среди воинов-крестоносцев из уст в уста передавались истории об удивительных подвигах бесстрашных рыцарей.
Одним из первых славили нынешнего правителя Тира маркиза Конрада Монферратского. Тир был осаждён армией Саладина уже не первый месяц, его гарнизон и жители изнемогали, когда молодой маркиз с небольшим отрядом рыцарей прорвался в город и объявил, что берёт на себя командование и не сдаст крепости, покуда в ней будет, кому сражаться. Султан, за годы войны успевший хорошо изучить все стороны христианской натуры и всегда старавшийся бить в самое слабое место, использовал на этот раз приём жестокий, подлый и безотказный: к стенам крепости привели в оковах оборванного старика, в котором, несмотря на его изнурённый вид и потемневшее от страданий лицо, соратники правителя узнали отца Конрада, взятого в плен в одном из предыдущих сражений.
Конрад поднялся на стену, окликнул отца, пытаясь словами его ободрить, но старый маркиз, как ни убог был его вид, оказался нравом покруче сына.
