Сокровище тамплиеров - Джек Уайт
— Значит, вы знаете, что верблюд — вьючное животное, очень крупное, невероятно сильное и способное переносить большие тяжести на огромные расстояния. А стрелы практически ничего не весят. Даже колчан, полный стрел — с парой десятков и более, — ничтожный груз по сравнению с мечом или топором. А теперь скажите: сколько, по-вашему, тщательно уложенных и связанных в пучки стрел может перевезти верблюд?
Сен-Клер тяжело вздохнул.
— Не имею понятия. Но, судя по вашему тону, больше, чем я могу вообразить.
— Гораздо больше. Такой груз может иметь ограничение лишь из-за объёма связок стрел. А теперь представьте количество аккуратно связанных стрел. В каждой связке их двадцать пять, и такая связка толщиной примерно с два кулака.
Госпитальер продемонстрировал, что имеет в виду, сведя вместе сжатые кулаки.
— Представьте клети или корзины, изготовленные из дранки и прутьев, шириной в длину стрелы и достаточно длинные и глубокие, чтобы в них уместились в ряд десяток связок. Связки укладываются в четыре слоя. Итак, каждая такая клеть, лёгкая, но крепкая, выдержит тысячу стрел. А привязать по шесть подобных клетей на каждом боку верблюда — нехитрое дело. Таким образом, всего одно животное может перевозить двенадцать тысяч стрел.
Сен-Клер пожал плечами и развёл руками.
— Впечатляющие подсчёты, с ними не поспоришь, — тихо промолвил он. — Если, конечно, им есть где взять эти двенадцать тысяч стрел.
— Есть ли у них стрелы? Мессир Анри, армия, победившая нас при Хаттине, состояла почти из одних только лучников — конных лучников, верхом на жилистых, худощавых лошадях, которые были гораздо меньше, быстрее и проворнее наших коней. Каждый лучник привёз с собой собственные стрелы — три или четыре колчана, никак не меньше. Но Саладин всё предусмотрел заранее и точно знал, что нужно делать. За несколько месяцев до Хаттина он призвал воинов из Египта и Сирии, из Малой Азии и прочих своих владений и в то же время задал работу всем мастерам своей державы, заказав им невиданное количество стрел. Эти стрелы он повелел доставить туда, где собирал воинство.
— И все эти стрелы были погружены на верблюда?
— Нет, мессир Анри. Это составило бы всего двенадцать тысяч стрел. К тому времени, как сарацины выступили против нас и подошли к Тивериаде, чтобы осадить её, войско Саладина сопровождал караван в семьдесят верблюдов, нагруженных запасными стрелами. Мне неведомо, сколько всего стрел было у мусульман, но, когда бойня при Хаттине подошла к концу, они хвастались, что превратили неверных свиней из рыцарей и воинов в дикобразов. Я никогда в жизни не видел ничего, что могло бы сравниться с ураганом стрел, который обрушился на нас в тот день.
— Семьдесят навьюченных верблюдов... Откуда вы знаете?
— Я был в плену у них и знаю их язык. Я слышал, как они говорили об этом и о том, как нелегко было собрать после сражения выпущенные стрелы.
Теперь Сен-Клеру стало вовсе не по себе.
— Постойте! Я не уверен, что правильно понял ваши слова. Вы хотите сказать, что христианская армия при Хаттине была уничтожена издалека? Что противник даже не вступил в рукопашный бой? Если да, то ваши слова идут вразрез со всем, что я слышал прежде об этом сражении. А как же подвиги отдельных рыцарей и атака храмовников?
— Какая атака? — горько усмехнулся Монтидидье. — Храмовники не устремлялись при Хаттине ни в какую героическую атаку. Сблизиться с противником было всё равно что пытаться поймать дым. Враги имели над нами огромный численный перевес, но даже не пытались смять нас, а лишь кружили, как пчелиный рой, истребляя нас стрелами и рассыпаясь, стоило попытаться пойти на сближение. Они отъезжали на безопасное расстояние, а если какой-нибудь наш отряд увлекался преследованием и удалялся от основных сил, его отреза́ли от своих, окружали и поголовно истребляли, расстреливая с флангов. Рыцари-храмовники удерживали тыл. После нескольких попыток завязать бой они поняли, что происходит, и, надо отдать должное их здравому смыслу, отступили, чтобы соединиться с защитниками лагеря короля на возвышенности. Но люди короля поставили палатки между главными королевскими силами и тамплиерами, и последним пришлось лавировать под обстрелом, проезжая между палатками, сталкиваясь друг с другом, а ноги их коней запутывались в верёвочных растяжках. Может, каким-то рыцарям и удалось в тот день сойтись с врагом лицом к лицу, но за малочисленностью их быстро перебили. И не было ни одного крупного отряда, который сумел бы навязать сарацинам рукопашную схватку. Нашей пехоте — а в ней насчитывалось почти двенадцать тысяч человек — позволили пройти прямо сквозь ряды противника. Это была всё та же тактика: сарацины просто разъехались в стороны, пропустили наших людей, а когда те стали спускаться к озеру, налетели отовсюду и истребили, расстреляв с флангов. Никто не выжил. Такова — кто бы что ни говорил — подлинная история битвы при Хаттине. Мы беспомощно сидели в сёдлах, а нас расстреливали, как мишени. Враги превосходили нас не только числом, но и тактическим умением, а наши командиры оказались бессильны перед полководческим даром противника. То был бесславный день для всего христианского мира.
Госпитальер отвернулся и в сердцах сплюнул, давая волю переполнявшему его отвращению и гневу.
— «Командиры», назвал их я. Ха! Да простит меня Господь, но даже вожаки крысиной стаи командуют толковее, чем это делали наши вожди при Хаттине. Самонадеянность, тупость, невежество и непомерная гордыня — этого было у них в достатке, но способности командовать, вести за собой людей я что-то не приметил. Господи, помоги нам всем, если у нас достанет глупости ещё раз ввязаться в подобную авантюру!
— Вы хотите сказать, что такое может случиться снова? Монтидидье, приподняв брови, посмотрел на Сен-Клера. — А вы сомневаетесь? Что с тех пор изменилось? Самонадеянных старых боевых жеребцов вроде де Ридефора больше нет, но их заменили такими же глупцами, только помельче. Клянусь, мессир Сен-Клер, если
