Львиное Сердце. Дорога на Утремер - Шэрон Кей Пенман
Теперь наступила очередь Беренгарии прийти в отчаяние.
— Ты хочешь сказать, что мне следует солгать Ричарду? Я не стану этого делать, леди Хавиза, потому как убеждена, что между мужем и женой должна быть только правда!
— Боже мой, дитя, да браки держатся на лжи! — со смехом отозвалась графиня. — Они столь же неспособны выносить правду, как летучая мышь солнечный свет! Я просто предлагаю тебе прибегнуть к безобидному обману. Когда муж доволен, то в большинстве случаев довольна и жена, потому как супруг едва ли станет срывать на ней дурное настроение. Уверяю тебя, для иных женщин эти маленькие хитрости образуют канву их повседневной жизни, будь то притворное удовольствие в опочивальне или притворный интерес в большом зале, и они даже не видят нужды исповедоваться в них духовнику!
Хавиза улыбнулась подруге, радуясь способности наставить её в тонкостях супружеской жизни, напрочь позабыв про факт, что сама ни в одном из своих браков не следовала этим заветам.
Беренгария была слишком хорошо воспитана, чтобы указывать на цинизм и унизительность советов графини. Однако она напряглась, только что обнаружив стоящую в паре шагов от них женщину. Заметив залившую щёки принцессы краску, Хавиза умилилась её невинностью, сочтя это реакцией на разговор о супружеской любви. Но вскоре обнаружила ошибку. Смущение Беренгарии объяснялось тем, что жена Генриха только что слышала, как они обсуждают её свадьбу с врагом немцев, английским королём.
Допущенная неосторожность повергла принцессу в ужас. Как могла она быть такой беспечной? Королева предупредила их, что личность Беренгарии следует хранить в тайне от Генриха, иначе тот предупредит Филиппа о намерении Ричарда расторгнуть помолвку с Алисой. А теперь секрет оказался в руках Констанции. Девушка растерялась, не зная, как исправить ошибку. Признаться Алиеноре она не могла: её гордость приходила в возмущение при одной мысли, ведь что подумает будущая свекровь о снохе, не способной справиться с таким простым заданием? Не хотелось вовлекать и Хавизу, ведь как признаться, утаив участие графини в неосторожном разговоре? Но всё-таки Алиенору следует известить об опасности, поэтому как можно промолчать?
В итоге отчаяние подтолкнуло её подойти к Констанции. Та встретила просьбу переговорить с глазу на глаз бесстрастным молчанием. И только когда королева тихо сказала что-то по-немецки и её фрейлины отошли в сторону, Беренгария поняла, что её просьбу уважили. Встретившись взглядом с Констанцией, наваррка ощутила себя карлицей по сравнению с собеседницей, такой высокой, такой взрослой и такой опытной в государственных делах. Не зная, как быть, девушка решила пойти напрямик.
— Полагаю, ты слышала наш с графиней Омальской разговор, госпожа.
Ей пришло в голову, что Констанции проще всего будет всё отрицать. И что тогда? Однако, к её облегчению, германская королева почти неуловимо кивнула.
— Я не намеревалась подслушивать, — произнесла она с легчайшим намёком на улыбку. — Но да, я уловила часть вашей беседы. Верно ли моё предположение, что ты дочь короля Наваррского?
При виде отразившегося на лице Беренгарии недоумения, она усмехнулась.
— У меня нет дара ясновидения, уверяю тебя, — продолжила Констанция. — Епископ Милон упомянул, что до Милана королеву Алиенору сопровождал сын короля Санчо. Поскольку наваррец известен своей дружбой с английским государем, я решила, что этот эскорт — дань уважения Ричарду. Но подслушав похвалы графини о тонкостях брачной жизни, я взглянула на присутствие лорда Санчо в другом свете.
Это свидетельство проницательности Констанции только усилило тревогу девушку. Такую соперницу не перехитришь.
— Я Беренгария де Хименес, дочь короля Санчо, шестого правителя Наварры под этим именем, — сказала она. — И я очень надеюсь, госпожа, что ты никому не откроешь истинного моего имени. Моя помолвка с королём Ричардом хранится пока в тайне и...
Принцесса не договорила, понимая тщетность своей мольбы. С какой стати вздумает Констанция помогать Ричарду, человеку, заключившему союз с Танкредом, узурпировавшим её трон? Однако Констанция ожидающе смотрела на неё.
— Это была дурацкая идея, — промолвила девушка. — Разве захочешь ты оказывать услугу английскому королю?
— Ты права, — кивнула собеседница. — У меня нет никаких причин угождать английскому королю, и я не собираюсь этого делать. Зато я охотно соглашусь молчать ради дочери короля Наваррского.
Карие глаза Беренгарии округлились от удивления.
— Ты... ты на самом деле так поступишь? — пролепетала она. — Ты ничего не скажешь своему господину супругу?
— Ни единого словечка. Считай это помощью одной чужеземной невесты другой.
Переполняемая благодарностью, Беренгария смотрела вслед королеве, идущей на другой конец зала к мужу. Смешно жалеть женщину, так обласканную фортуной, девушка это знала. Но знала и то, что никогда прежде не встречала никого, кто был бы несчастен так же, как Констанция д’Отвиль, едущая в Рим, чтобы стать императрицей Священной Римской империи.
ГЛАВА XII
Мессина, Сицилия
Февраль 1191 г.
На протяжении одной недели Ричард получил два сообщения от матери, отправленные из Турина и Лоди, письмо от коюстициаров Лоншана из Англии с жалобой на высокомерие канцлера и его нежелание прислушиваться к чьему-либо мнению, кроме собственного, и предупреждение от самого Лоншана, докладывающего, что граф Джон вернулся недавно в Англию. Принц узнал о провозглашении наследником Артура и очень недоволен. Однако все эти депеши затмевались пришедшей первого февраля из Утремера. То был истошный призыв на помощь со стороны Ги де Лузиньяна. Отчаяние автора читалось не только в словах послания, но и в самом времени его отправки, ибо редкий корабль отваживался покинуть средиземноморский порт в штормовые зимние месяцы.
Прочитав письмо Ги, Ричард вскочил в седло и поскакал к королевскому дворцу, чтобы известить Филиппа о последних событиях в Утремере. Андре де Шовиньи был посвящён в содержание письма, и вскоре его обступили Балдуин де Бетюн. Морган ап Ранульф и Роберт Бомон, новый граф Лестерский. Ричард пожаловал ему титул буквально тем самым утром, после того как на прошлой неделе до крестоносцев дошла весть о смерти старого графа. Бомон-старший направлялся в Святую землю сухим путём, и тот оказался для него столь же несчастлив, как для Фридриха Барбароссы — он умер в сентябре в Румынии.
Андре обвёл друзей взглядом, потом кивнул:
— Король намерен вскорости предать вести огласке, поэтому не вижу причины ждать. В послании из Утремера нет ничего
