Август Цесарец - Императорское королевство. Золотой юноша и его жертвы
— Непоследовательно — последовательно, — она громко, взахлеб рассмеялась, так что дама напротив встала посмотреть, что случилось. Непоследовательна и загадочна! Этого она и добивается и останется такой, даже если бы не хотела этого. Но в чем тут загадочность? Ей уже надоело, что раб ей досаждает. Да и староват уже этот раб, лицо в морщинах. В чем она виновата перед ним, если молодым принадлежит женская любовь и, наверное, любовь вообще? Поублажать его на прощанье и расстаться с миром, сделав вид, что расстаются они друзьями, и это все! В конце концов ее годы идут, надо торопиться взять от жизни как можно больше. Кто знает, быть может, так, как она сейчас поступает с Пайзлом, поступит однажды и с доцентом? К чему тогда такая ревность? Ведь это не что иное, как ревность, неудовлетворенная гордыня. — И как вижу, — говорит она озабочено, — я зря надеялась, что ты передумаешь. Но, в общем-то, я на это и не рассчитывала. Скажу тебе и другую причину: я пришла проститься.
Проститься? Да, сегодня вечером она едет с доцентом в Опатию. Она приглашена туда на несколько концертов. Кроме того, он поедет с ней и в турне по Германии, получил для этой поездки отпуск. Таким образом, они теперь долго не увидятся, а ей еще нужно с ним переговорить о некоторых формальностях развода.
— Я этого не понимаю, не понимаю! — корчится в судорогах Пайзл. — На кого ты оставляешь детей? Неужели тебе их не жаль?
— Да ведь ты сегодня выйдешь, они получат тебя. Ведь и так они останутся с тобой, ты сам этого хочешь.
— Да, но ты их бросаешь, ты же мать.
— Я не их думаю бросать, а тебя. Они могут приходить ко мне, когда им захочется.
— Л меня тебе не жаль? На кого ты меня оставляешь?
— Да и ты можешь, — усмехнулась она, — прийти к нам, вольному воля. Доцент не такой ревнивый, как ты.
Пайзл умолк. Если бы здесь не было этих дам и Юришича, он бы закричал, устроил скандал, как это бывало с ним дома. Но он должен скрывать свои чувства и даже терпеть то нежелательное обстоятельство, что Елену слышат люди, сидящие напротив. Ему уже кажется благом, если бы сейчас сюда пришел Марко.
— Ты теряешь мужа и брата одновременно, — говорит он и сообщает, как брат сегодня утром одну даму принял за свою Рендели (Ты помнишь разведенную X? Похоже, сегодня ночью она была в гостях у инженера У; во всяком случае, она вместе с ним появилась в окне, а он здесь рядом живет); сегодня вечером его отправят в сумасшедший дом.
О последнем Елена знает, слышала от следователя. Первое — просто смешно и даже печально. Но что тут можно изменить? Пайзл сказал, что Марко хотел бы с ней поговорить. Но о чем можно говорить с безумным? Вот слышно, как он смеется во дворе. Если она там его застанет, то подойдет к нему и посмотрит на это чудовищное окно, в котором Марко увидел призрак болтуньи Регины. И она действительно встала, пора, условилась с доцентом, он будет ждать ее у тюрьмы. Проглотив и эту пилюлю, Пайзл пробует ее удержать. Компания напротив тоже поднялась и собралась уходить. Теперь он мог бы говорить с Еленой наедине и более свободно.
— Ну еще минуту, — согласилась она только потому, что хотела получше рассмотреть направившихся к выходу дам.
Со двора опять доносится смех Петковича, и компания Юришича, увлеченная разговорами о состоявшемся на прошлой неделе обручении старшей сестры, притихла и снова остановилась.
— Не Наполеон ли это смеется? — спрашивает старшая сестра и тоже смеется, вспомнив, как этот клоун хотел поцеловать ей руку.
— Нет конечно! — мрачно отозвался Юришич. Женский смех заглушал его голос, говорил он в основном шепотом. — Это тот, о котором я вам рассказывал.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает одна из сестер.
Выходили они молча и мимоходом посмотрели на Пайзла и Елену; две дамы, сестры Юришича, даже поздоровались с Пайзлом, но как-то смущенно.
— Кто такие? — спросила Елена, оставшись наедине с Пайзлом.
Он не ответил, Елена снова встала и собралась уходить.
— Не знаю! — сказал он потом, хотя узнал сестер Юришича, приходивших в его канцелярию хлопотать за брата.
— Но тот молодой человек, он здесь, наверное, ты его знаешь!
— Уж не хочешь ли ты и его пригласить к себе в гости? — с дрожью в голосе спросил Пайзл и попытался снова усадить Елену на скамью. — Слушай, Елена, я тебе не разрешаю, не разрешаю.
— Что? — она вырвалась и рассмеялась с явной издевкой. — Да ведь все уже свершилось. Я ухожу, одного мужа теряю, давно он мне не муж, а получаю другого, именно это я хочу тебе сказать на прощание, так что поторопись с оформлением документов на развод.
— Сама оформишь, если тебе так приспичило. Я не буду.
— Но ты же юрист.
— Да, но на себя дело заводить не буду, — уныло прошептал Пайзл. Если бы можно было отложить этот развод! Может быть, во время поездки Елена пресытится этим доцентом?
— Отсрочим до конца моей поездки. Официально разведемся, когда я вернусь.
— Нельзя так, нельзя, Елена! Неужели ты не подумала, что этот шаг убьет в твоем брате остатки разума?
— Ты и это пустил в ход! Знаешь, этот твой номер не пройдет! Он меня тоже не хотел слушаться, когда я его просила не связываться с Региной Рендели. Что бы я ни делала, а разум возвратить ему не могу, ты это прекрасно знаешь.
Но Пайзл еще лучше знает, что она упряма и своенравна, что не откажется от своего намерения даже в том случае, если бы могла таким образом спасти брата, вот как раз это, придя в отчаяние от бессилия, хотел он ей сказать, когда в комнату вошел Юришич и, не взглянув на него, направился прямо к Елене.
Брань Рашулы и поведение Пайзла при разговоре с Еленой свидетельствовали, что между пайщиками страхового общества возник новый конфликт. Кроме того, по некоторым словам Елены Юришич понял: конфликт назрел также между Пайзлом и его женой. Забыв во время встречи с сестрами и их приятельницей о треволнениях сегодняшнего дня, он снова к ним вернулся, его особенно заинтересовало, знает ли Елена об интриге Пайзла против ее брата, и не по этой ли причине они поссорились? Но почему тогда Елена так спокойно реагирует на смех брата? Это его возмутило, потому он и вернулся с тайной надеждой до конца выяснить намерения самого Пайзла.
— Извините за беспокойство, сударыня, — сказал он с явным смущением, — вы только что слышали, наверное, смех во дворе. Это ваш брат.
— Знаю, — сказала Елена, глядя на него с улыбкой. Красивый мальчик, подумала она.
— Мне не известно, — продолжает Юришич, возмущенный ее спокойствием, — говорил ли вам муж, чего хочет ваш брат. Дело в том, что он очень стремился увидеться с вами.
— И это я знаю, — спокойно продолжает она смотреть на него и на Пайзла вдруг взглянула, без цели, просто так, случайно, но Пайзл, обеспокоенный присутствием Юришича, понял этот взгляд как знак, что вместо Елены отвечать надо ему.
— Сударь, — он встал, и в один момент мрачная тень на его лице сменилась выражением сердечности, — мне понятна ваша забота о брате моей супруги, но я сам о нем не забываю. Мы как раз говорили о нем и намеревались позвать его сюда. Вы знаете, как трудно с такими людьми.
— Как бы тяжело не было! — заметил Юришич, крайне недовольный, что говорит Пайзл, а не Елена. — Сударыня, верно, не знает, что ее брат через час-два, а может быть, и раньше, будет отправлен в сумасшедший дом?
— И это я знаю, — не скрывая нетерпения, встала Елена, прежде веселая, а сейчас сердитая. — Я вообще не понимаю, Пайзл, с какой стати я должна оправдываться перед человеком, который даже не представился?
— Это господин Юришич, проходит по делу о покушении, — поспешил разъяснить Пайзл. В сущности, сейчас он в равной мере боится гнева Юришича и своей жены.
— Все равно. — Елена снова садится, она припомнила, что видела его на суде. — Значит, это вы! — улыбнулась она. — Передайте привет моему брату.
— Я передам, — нахмурился Юришич. Откровенность Елены ему приятнее, чем лицемерие Пайзла. Но не кажется ли, что эта откровенность более жестока, чем лицемерие Пайзла? — Жаль мне, однако, что этот привет вы не передадите ему сами.
— Разве вам не нравится быть моим уполномоченным? — кокетливо спросила его Елена.
— И все же вы могли бы это сделать сами. Сознательно или нет, но ваш супруг не имеет права отговаривать вас от встречи с братом. Я уверен, что ничего не случится, о чем бы вы могли пожалеть, если позовете брата. А ему вы доставили бы огромную радость.
— Хочешь, я его позову? — обратился Пайзл к Елене. Он делает это против воли, но ему все время боязно, как бы не ввязаться в ссору с Юришичем в присутствии Елены.
— Нет! — отрезает Елена, перестав улыбаться Юришичу. Она могла бы смягчить, приукрасить это свое «нет», оправдать его какой-нибудь причиной или ложью, но она отказалась упрямо и сжала губы.