Слав Караславов - Низверженное величие

Когда он слушал рассказ Чугуна о последних часах Бялко, ему хотелось закричать, что это неправда, но суровая, жестокая жизнь не считается с чувствами. Он спросил о записке, и ему обещали узнать, от кого она пришла. Вот и все. Жизнь и смерть встретились, и смерть одержала верх. А теперь надо беречь от смерти живых. Думать в первый черед о них. У Чугуна не было времени разбираться в этом деле. А если бы и было, вряд ли он сумел бы добраться до истины. Враги не гнушались ничем. Узел борьбы оказался затянут так крепко, что рассечь или развязать его мог только кто-то третий. И этот третий уже приближался. За его спиной были Курская дуга, Ясско-Кишиневская операция; ждали, что скоро он постучится и в болгарскую дверь. А Бялко не умер. Он навеки в одном из отрядов бригады. Отряд составлен из его земляков и носит теперь его имя. Бялко продолжает сражаться.

Дамян встал, сбил огонь, мелкие искры брызнули в небо и погасли. Пятно тени вокруг него увеличилось и тут же снова сжалось. Лесистая гора баюкала тишину в своих объятиях. Пестрая поляна приютила партизан, их сморила дневная усталость и усыпили запахи трав. С каждым днем людей становилось все больше и больше, оружия не хватало. То, которым партизаны владели, было завоевано кровью, за то, которое они добудут, также будет заплачено кровью. Жестокая правда, но — правда. Это понимали все. И тут сантименты неуместны. Даже комиссар, который был больше сосредоточен на политическом воспитании, не мог отрицать этой истины. Она становилась ныне необходимой, первостепенной. Приходилось отсылать обратно людей, не имеющих оружия. Лучше иметь хороших ятаков, чем безоружных и бесполезных едоков в отряде. Никаких двух мнений здесь быть не могло. Дамян смотрел на спящих бойцов, на летнее горное небо, но думал не о его красотах. Думал он об оружии.

«Ах ты, паршивая собака! Сейчас… Сейчас ты у меня получишь!»

Бекерле крался как тень. Солнечный свет лежал на траве. Слепил. Бекерле остановился на лестнице виллы и долго целился в тощую собачонку, приютившуюся под забором. В момент выстрела рука таки дрогнула, и пуля со свистом вонзилась в ствол дерева. Испуганный пес вскочил, поджал хвост и, заскулив, скрылся в кустарнике. Адольф Бекерле вытащил магазин, выщелкнул из ствола стреляную гильзу и крупными шагами направился к забору. Пуля ободрала кору дерева. Жаль, не попал в собаку, она этого заслуживала. От нескольких кур, которых они разводили на вилле, остались только две самые молоденькие. Вначале думали, что сюда повадилась лисица, но потом заметили, что каждое утро здесь появляется собака и отлеживается в кустах у забора.

Бекерле был человек практичный. Поселившись на вилле, он сразу же завел небольшое хозяйство. Кроме кур купил хорошего поросенка на откорм. Белого, с розовой мордочкой и темным пятном между ушей. Слуга Тодор ходил вместе с Бебеле выбирать живность. Бекерле не хотел, чтобы его видели на базаре, зато принял деятельное участие в постройке свинарника. И все шло хорошо, пока не появилась здесь эта шавка, а может, лисица, которой, впрочем, никто не видел. Поросенком и курами занималась Станка, прислуга. Время от времени ей помогала и фрау Бекерле, если не занималась другими делами. Жена посла всегда была женщиной деятельной и неуемной, трудно было удержать ее на месте. Да и события, происходившие в мире, не давали людям жить спокойно. Главной новостью недели оказалось покушение на фюрера. Все чамкорийское общество вставало и ложилось с этой новостью. Многие воспользовались случаем засвидетельствовать свою радость по поводу удачного спасения Гитлера. И каждый приходил в надежде узнать какие-нибудь подробности. Сначала Бекерле отвечал на вопросы посетителей, потом перестал. За их интересом чувствовались либо страх за себя, либо плохо скрываемое любопытство.

Боятся даже те, кто до вчерашнего дня слепо верил в гений фюрера и несокрушимость немецкой машины. Сейчас сам факт покушения на Гитлера побуждает их думать, что дело идет к своему концу. Если подобный инцидент мог произойти в штаб-квартире, что тогда говорить о младшем офицерстве, о народе? Значит, началось разложение. Такие мысли появились у людей, как только весть о покушении поплыла по невидимым радиоволнам во все стороны света. Потом, правда, произошел определенный поворот: если столь тщательно подготовленный заговор провалился, если даже адская машина не смогла уничтожить фюрера, значит, ему самой судьбой предназначено создать в мире новый порядок, вопреки всем видимым и невидимым врагам. Адольф Бекерле воспринял известие о покушении болезненно. Трудно было допустить саму возможность подобного террористического акта, но сообщения печати были так однозначны, что не оставляли места для сомнений. Гитлер спасся чудом — вылетел от ударной волны в окно без единой царапины, только одежда чуть пострадала. Всего лишь счастливая случайность — фюрер отошел от места, где обычно стоял, чтобы показать что-то на карте в конце стола. В этот момент и произошел взрыв. Имена преступников уже известны. Бекерле не испытывал к ним никакой жалости. Они посягнули на жизнь того, в кого люди еще верили.

Бекерле сел на траву, потом улегся на живот и принялся разглядывать неуклюжего крупноголового муравья. Муравей с завидным упорством пытался забраться на тоненький стебелек, но тот сгибался под его тяжестью, и муравьишка каждый раз падал. В этой борьбе было что-то общее с тем, что делают люди. Чего хочет муравей? Куда стремится? Разве не понимает, что очередная его попытка подняться столь же бессмысленна, как и первая? Почему он не сдается, а продолжает упорно ползти вверх по тоненькой былинке? В этом упорстве Бекерле увидел нелепое желание осуществить неосуществимое. Рассеянно скользя взглядом по траве, он чувствовал, как солнце движется по его спине, садится на темя, как свет держит его в поле своего притяжения; жаль только, сон не приходил к нему, чтобы унести из мира тревог, беспокойных мыслей и неравной борьбы. А ему так хотелось ни о чем не думать, не поддаваться никаким волнениям и продлить это мгновение как можно дольше.

Увы, время такое, что не позволяет ему отдаться во власть летнего дня, первобытного аромата хвойного леса и цветущих трав. Пистолет, лежавший рядом, дышал на него горелым порохом, ружейным маслом и какими-то еще запахами горячего железа. У жизни свои дороги, у человека — свои мысли, у забот — свой запах, у тревог — невидимые волны, у боли — нечто еще не пережитое и не испытанное, но, бесспорно, с привкусом горечи. И все же Бекерле позволил себе насладиться хотя бы недолгим покоем: перевернулся на спину и попытался ни о чем не думать. Лежал, положив руки под голову и закрыв глаза в надежде заснуть. Он давно не чувствовал себя таким размягченным и безвольным. По-видимому, то, что произошло в Берлине, сказалось и на его отношении к своему воинскому долгу. Здесь люди все чаще и чаще примыкают к скептикам, которые не верят в победу немецкого оружия. У Бекерле тоже появились некоторые сомнения, но он не решился говорить об этом даже с женой. Она могла и уйти от разговора в силу своей скрытности, а может, и трусости.

Последние дни Бебеле настроена так агрессивно, что он вообще предпочитает ее избегать. Ее бесконечные филиппики направлены против высших офицеров, совершивших покушение на фюрера. А ведь это люди высокопоставленные, из старых аристократических фамилий, в свое время Гитлер щедро одарил их почестями, должностями и званиями. И вот сейчас они отплатили ему таким коварством! Бебеле не могла найти себе места от возмущения.

В сущности, она выражала свое отношение ко всем тем высокопоставленным дамам, которые таким образом в свое время обращались с нею пренебрежительно, не желая простить плебейского происхождения и сомнительного артистического прошлого. Они изводили ее своим пренебрежением. Нарочно старались задеть ее, унизить. Находили повод то и дело заговаривать о театрах ее молодости, о звездах кабаре, обо всем, что она хотела забыть. Правда, все это было там, во Франкфурте, Берлине, здесь же она с удовольствием вспоминала свои артистические успехи, годы, когда она блистала молодостью, когда притягивала взоры публики своей необычайной красотой. Ее считали в сотни раз интересней этих благородных дам с лошадиными физиономиями. Она была женщиной от кончиков пальцев и до своих светлых, платиновых волос. Это говорили ей многие мужчины, это часто повторял ей и Адольф Бекерле, которому она обязана очень многим. Но и он в свою очередь обязан ей жизнью, потому что был такой момент в его карьере, когда он уцелел только благодаря ей…

Но об этом оба они предпочитают не вспоминать… Случилось это, когда Гитлер расчищал себе дорогу к абсолютной власти и нужно было нанести удар по новоявленным вождям-конкурентам, смести их с пути, а заодно и снести им головы с плеч… Было такое время. И Бекерле неукоснительно выполнял тогда все полученные им приказы.