Аркадий Савеличев - Последний гетман
Не заезжая на Мойку, погнал лошадей в Гостилицы, бормоча в темноте кареты все то же:
– Да-а, флюиды… судьба!…
А какова могла быть иная судьба в компании Алеха-на, который серебряные монеты одной ладонью сплющивал в лепехи?..
Флюиды из Петербурга в Ропшу донесли невысказанные, тайные мысли Екатерины, как-никак венчанной супруги Петра Федоровича… Земля ему пухом и отпущение грехов. Так думал Кирилл Разумовский. Да после и брат Алексей то же самое сказал:
– Не судите – да не судимы будете. Мы-то с тобой грехи отпущающе – отпустит ли молва людская? Помянем раба Божьего Петра!
Помянули по-христиански, а как же иначе?
IV
«Сие приключилось», как тогда говорили, в воскресенье 7 июля, а в ночь на понедельник тело Петра Федоровича перевезли в Александро-Невскую лавру. Обрядили усопшего как подобает: в светло-голубой мундир голштинских драгун. Не преминули и самих голштинцев пригласить, даже прощеного старика Миниха, который верой-правдой, до последнего служил усопшему.
Государыня была великодушна, простила. Может, и печалился старик, что ни регалий, ни орденов не было при покойнике. Но и так велика честь: хоронили по всем православным канонам. Даже народ допустили ко гробу. Хотя дежурные офицеры слишком уж торопили, окриками подхлестывали народ, который при виде мертвеца в страхе перекликался:
– Ужасть какой!…
– Шея-то чегой-то шарфом замотана?
– Душили, никак…
– Сама-то, небось, не придет?..
– Злодейство истинное…
Хотела быть на погребении супруга и Екатерина Алексеевна. Дело столь опасное, разговоры на улицах столь откровенные, что Сенат по сему поводу собрался. Престол был еще непрочен, стоило ли раздражать народ? Сенат в полном составе в покои Государыни вступил, с просьбой, «чтобы Ее Величество шествие свое в невский монастырь к телу бывшего Императора Петра Третьего отложить изволила». Через президента Академии наук, в академической же типографии, такое же слезное прошение. В ответ согласие Государыни на просьбу… Тем самым погребение низводилось до похорон частного лица. Ничего не выражали лица сенаторов, только слезную покорность. Екатерина редко поднимала глаза; лишь один взгляд заставил ее взметнуться – граф Кирила! Самый молодой, только что назначенный сенатор явно не соглашался со стариками. Одному ему понятным кивком Екатерина ответила: да, ты прав…
И вот вопреки решению Сената к монастырскому зданию подъехала траурная императорская карета. Государыня без всякой свиты, в сопровождении лишь одной фрейлины. Черное платье, вуаль, строгость и величие во всем облике; так перед самым выносом гроба и прошла в покои, поклонилась телу мужа.
Та же фрейлина, без всякого придворного парада, вывела обратно и усадила в карету. Императрица в бесстрашном одиночестве проехала сквозь молчавшую толпу. Перед глазами мелькнул креповый бант на зеленом мундире графа Разумовского, дальше кони рванули крупной, размашистой рысью.
Куда она спешила? К кому?..
Седьмой день Григорий Орлов полеживал на диванах, хотя потертая в походе на Петергоф нога давно зажила. Но ему нравилось положение болящего, он прилюдно требовал к себе внимания. Как же, главный герой переворота!…
– Ревлюции! – на свой французский лад поправляла неотступно крутившаяся в покоях графиня Дашкова. -
Спор за тело и душу Екатерины велся непрестанный. И – только третий спорщик, Кирилл Разумовский, молча и насупленно посматривал со стороны. Он чаял и вовсе не появляться во дворце, но как можно? Под его командой состоял весь петербургский гарнизон, включая Выборг и окрестности. Императрица все еще не находила верного командующего. При таком-то сонме сенаторов, генералов и фельдмаршалов! Вот поди ж ты…
Казалось бы, не хочешь старого – назначь молодого. Фавор в трудах ратных добывается. Если граф Разумовский бежал от ратной славы, так и фавора сторонится. И не только потому, что отец одиннадцати деток – знал свое место: возле трона, но не в сердце сидящей на троне женщины… Впрочем, сидела-то она больше в мягком и удобном кресле, за письменным столом; окружающие лишь мешали. Кабинет-секретарь Теплов назойливо подсовывал бумаги; слуга четырех господ, то бишь граф Разумовский, затаенными вздохами отвлекал, а друг Гриша придворные манеры путал с манерами казарменными. Он считал себя уже мужем Императрицы, следовательно, Государем при Государыне. В словах и изъяснениях не считал нужным и скрываться. В офицерском кружке, за пирушкой, то и дело слетало с красивых, мужественных губ: «Катеринушка», «Катя» и даже – «моя немочка». Был Орлов из немецких колонистов Адлеров – знатность для русских князей и графьев сомнительная, но вот поди ж ты – угоден, даже слишком угоден Императрице! Открыто намекал: пора ему уже быть и законным Императором. В кружке офицеров, участвовавших в заговоре против Петра Третьего, назревал новый заговор; сговаривались решительно, убеждая прежде всего самих себя: «Господа, пора нам, офицерам гвардии, собраться всем и просить Ее Величество, чтоб она изволила сии побуждения рассеять…»
Гвардейские пересуды – не шутка; гвардия меняла царей как перчатки. Оставшись наедине с графом Разумовским, Екатерина доверительно спросила:
– Кирилл Григорьевич, правда ли, что Орлов себя супругом моим мнит?
Вопрос щекотливый, но щекотно, со страхом напополам, и отвечать на него. Как всегда, выручила хохлацкая изворотливость. Кирилл усмешливо поклонился:
– Ой, хотела меня мати, за першаго, за другого…… За третьего отдать,А тот третий, як у поли ветер -ой, не отдай меня мать!
Осердившись на песнопения, Екатерина взглядом повелела тотчас же откланяться и остаток дня хмуро и невразумительно занималась делами. Истинно, все из рук, то есть из-под пера, валилось. Песенный совет Кирилла Разумовского не забывался. И вечером, когда в ее личные покои вальяжно завалился Григорий Орлов, слава богу, хоть в обоих сапогах, напрямую спросила:
– Слышала, ослышалась ли я – говорят, что ты на мне венчаться хочешь?..
Орлов бестрепетно и нагловато посмотрел на Екатерину. Томный взгляд его предвещал самые глубины женского счастья. Слова были излишни, хотя он и напомнил:
– Венчался же Алексей Разумовский с Елизаветой Петровной.
Это были, конечно, придворные догадки, никто ведь сути не знал.- Не тревожь, сударь, вечный сон истинно богоданной Государыни, – парировала доселе уступавшая Екатерина. – Да и в моральных благостях графа Алексея Григорьевича я не сомневаюсь.
Орлов вышел в недоумении, при всем своем ограниченном уме понимая, что потерпел сегодня фиаско. Екатерина тотчас послала за канцлером Воронцовым. А пока того поднимали с диванов, одевали и привозили, в переходах дворца опять встретился Кирилл Разумовский. Гнева в прекрасных глазах Екатерины как не бывало. Она пальчиком смахнула с отворота его камзола пылинку:
– Скажите, Кирилл Григорьевич, дома ли любезный граф Алексей?
– Дома, ваше величество, – ответил он с вопросом во взгляде. – Чаю, заскучал без гостей…
Она кивнула, не дослушав, да и пора было: канцлера Воронцова доставили во дворец и сопроводили в кабинет двое камер-юнкеров. Она поспешила опередить, чтобы встретить с подобающей важностью.
В таких случаях лучше было не ходить вокруг да около.
– Михаил Илларионович, вы издавна дружны с графом Алексеем Разумовским. А меня, как всякую женщину, вдруг разобрало любопытство: верна ли молва, что он был повенчан с покойной Государыней? Ведь в таком случае должны остаться какие-то бумаги?..
Воронцов был истым царедворцем, на всякий случай ответил уклончиво:
– Граф Алексей Григорьевич по сему поводу никогда не распространялся. Но почему бы нам с ним не поговорить по-стариковски?..
– Поговорите, друг любезный, со старым приятелем, поговорите… Я не смею вас больше задерживать, – осталась довольна Екатерина ответом.
Воронцов тотчас же поехал к Алексею Разумовскому, не зная, конечно, что Кирилл уже опередил его. По сырой погоде братья сидели у камина и попивали венгерское – исстари любимый напиток брата старшего. Кирилл как раз рассказывал о тайных тревогах Екатерины и о странных к нему вопросах, когда камердинер доложил о приезде графа Воронцова. Усмехнувшись, Кирилл сказал:
– Я, пожалуй, в соседней комнате побуду? Алексей согласно кивнул, будто предвидя щекотливость разговора.
Дружба дружбой, но Воронцов явно спешил и долго рассиживаться не собирался. После первого бокала и после первых дворцовых сплетен несколько неуклюже раскрыл цель своего визита:
– Скучаете? Как не скучать по смерти такой богоугодной Государыни… Чай, вы ведь повенчаны были?
