Александр Тургенев - Записки Александра Михайловича Тургенева. 1772 - 1863.
Пьянюшке Хитрово после обильнаго утоления Ерофеичем недугов, котораго пары, из стомаха поднявшись в голову, столицу разума, согрели, как у поэта, застылое на вахт-парадах воображение его, и пьянюшка вздумал написать Павлу Петровичу послание, в котором, в выражениях самопреданнейших верноподданнейшаго сына, преподал совет беречь более драгоценнное для всех подданных здравие его, не ходить в холод на вахт-парад, не учить развод, когда дождь ливьмя льет.
Написал и опустил xapтию в ящик.
На другой день брат пьянюшки вступил во дворец на караул. Павел, явясь на вахт-парад, начал учить развод, выдумывал новыя построения, крутил строй всячески, желая найти ошибку, придраться, наказать, но капитан и солдаты двигались, как машина. Павел по обыкновению, когда гневался, (тяжело дышал); все ежеминутно ожидали несчастия капитану, офицерам, солдатам развода и, может быть, целому полку; Фрипон (уже на себе испытал раздражение всадника), и Павел кричал:
— „Хорошо, сударь! Хорошо, ребята! По чарке вина, по фунту говядины".
Все ломали себе голову, доискивались узнать, что было-бы причиною тому, что Павел во гневе милует и жалует; все перешептывались, каждый боялся за себя, ожидал, чем все кончится. Развод кончился благополучно, все радовались, благодарили Бога!
Капитан гордился искусством своим в деле вахтпарадном, товарищи поздравляли его и никто не воображал о том, что ожидает несчастнаго. Пьянюшка —сочинитель увещательной хартии — относил, приписывал себе благополучное окончание ученья, с самодовольством спешил в казармы подкрепить утомленныя силы Ерофеичем. Вступивший капитан в главный дворцовый караул был обязан чрез час или два, как то было удобно, явиться в кабинет императора и рапортовать его величеству, что главный и все прочие караулы приняты исправно, шинелей, кенег и караульных будок столько-то, сошки и подтоки в целости, засим не по регистру, а на память высказать поименно всех арестантов, содержащихся на всех гауптвахтах города. Это последнее обстоятельство было самотруднейшее, ибо редко случалось менее 150 человек, находившихся под арестом; бывали дни, в которые число арестованных превышало 300.
Капитан устоял и на этом камне преткновения, высказал имена содержавшихся, чисто, не запинаясь. Как вдруг Павел Петрович дал волю своему гневу.....
— Я вас научу, сударь, меня учить! Как, сударь, осмелились вы писать ко мне, чтобы я оставил вахт-парады?
Капитан, пав на колена, отвечал:
— Всемилостивейший государь! знать не знаю! В мысли не погрешил, государь, не только чтобы осмелился писать вашему величеству!
Павел вытащил письмо пьянюшкино из кармана, показал его капитану....
— Государь! говорил капитан, воля ваша, но это не я писал.
— Кто-же?
— Почерк писанья походит очень на почерк руки роднаго брата моего.
Павел отступил назад шага на два, подумал и ..... капитану, говорит ему:
— Я виноват, сударь. (Даю вам волю) вы дворянин, вы офицер!
Капитан пал опять на колена и молил его величество помиловать и простить брату его дерзновение, им содеянное. Павел, подняв с колен капитана, говорил ему:
— Простите, сударь, меня, Бога ради. Я виноват. Честное слово даю вам, ничего брату вашему не сделаю. Скажите мне, требуйте от меня, чего хотите.
На другой день уразвода, Павел, увидавши брата (пострадавшаго)капитана, изволил при всех упрекать ему без гнева, но милостиво:
- Вы сударь, ввели меня в грех, Бог вам судья!
Происшествие это не могло остаться неизвестным; сам Павел Петрович соизволил на вахт-параде объявить о нем сказав брату (пострадавшаго): „Вы, сударь, ввели меня в грех. Бог вамъ судья!" Пересказывали друг другу с восхищением о том — сколь много Павел милосерд и премудр: сам соизволил сознать свою ошибку.......
Царедворцы люди разсчетливые осуждали капитана, что он не умел воспользоваться случаем и не попросил (себе) четырех или трех тысяч душ крестьян. „Государь не отказал бы ему в минуту милосердия и сознания ошибки своей", так говорили они; но люди, имевшие причины более прочих страшиться неодушевленнаго друга царскаго—ящика с прорезанною крышкою и, не находя никаких средств к преклонению его на свою сторону, умыслили повергнуть вернаго слугув опалу.
Каждый вечер, по распечатании ящика, Павел находил в нем по десяти и более язвительнейших сатир на действия свои, гнусные пасквили и тому подобное; прочитывал их, приходил в гнев, повелевал розыскивать, чего никоим образом было невозможно розыскать и, наконец, чрез десять или 15 дней после случая с капитаном Хитрово,—ящик, по воле Павла, с назначеннаго ему места сняли и, вероятно, сожгли, хотя на это и не воспоследовало—повеления.
Если бы Павел Петрович был так же премудр, как Фридрих II, и вместо гнева повелел бы самоязвительнейшую сатиру на особу его, найденную им в ящике, напечатать, обнародовать и прибить на перекрестках для прочтения любопытным, его величество в продолжение царствования своего учился бы посредством непристрастнаго ящика весьма многому и вполне пригодному, дабы царствовать ко благоденствию миллионов народа, от него зависевших.
Впродолжение существования ящика, как я уже сказал, вероятно какое существовало правосудие, во всех сословиях правдолюбие и правомерность. Откупщик не смел вливать в вино воду; купец — в муку, соляной пристав — в соль присыпать песок. Вес и мера были верные.
Дозволяю себе, смею безбоязненно сказать, что в первый год царствования Павла I народ блаженствовал, находил суд и расправу без лихоимства; никто не осмеливался грабить, угнетать его, все власти предержащия страшились - ящика!
С падением в опалу ящика — пресечен был путь правде доходить к Павлу Петровичу. Он был ежеминутно всеми и всегда обманываем. Одни не говорили государю правды, страшась гнева его; если не понравится ему истина, он мгновенно (придет в гнев). Другие в обманах находили свои выгоды, выдумывали ложь, страшили его, предваряя злых на особу его замыслах, губили людей тысячи, чтобы тем соделаться (якобы) необходимо - нужными, чтобы иметь полную его доверенность, брать чины, титулы, ордена и много тысячныя волости. Учреждены были шпионы. По званию моему и должности адъютанта у фельдмаршала мне были известны почти все лица, изъявившия готовность свою быть орудием....
XII.Скоро по восшествии Павла на трон, князь Алексей Борисович Куракин назначен генерал-прокурором сената, а брат его князь Александр Борисович по дипломатической части и обер-камергером. В канцелярии князя Алексея начал служение свое Михаил Михайлович Сперанский.
Князь Куракин просил митрополита Гавриила дать ему студента духовной академии для обучения детей его русскому языку. Чудо, небывалое дотоле у вельмож—учить детей своих природному языку по правилам грамматическим. Знатнаго происхождения люди знали (в те времена) язык русский наслышкою, красоты и силу языка природнаго изучали от псарей, лакеев и кучеров своих. Должно отдать им в том справедливость, что они изученное наслышкою красноречие у псарей и лакееев знали совершенно. Я знал (в ХVIII веке) толпу князей - Трубецких, Долгоруких, Голицыных, Оболенских, Несвитких, Шербатовых, Хованских, Волконских, Мещерских,— всех не упомнишь и не сочтешь, которые не могли написать на русском языке двух строчек, но все умели красноречиво говорить по русски....
Митрополит отвечал князю Алексею Борисовичу Куракину, чтобы он завтра прислал к нему служителя,—он с ним пришлет двух студентов, и который князю поправится, того он, митрополит, уволит из духовнаго звания. На другой день дворецкий князя Куракина прибыл в раззолоченной карете к преосвященному; сам дворецкий был одет в бархатный с галунами кафтан французскаго покроя, не доставало шляпы и шпаги всякий почел бы дворецкаго за камергера, да и высокопреосвященный или владыко, не будучи предуведомлен, что от его сиятельства кн. Куракина прислан к нему дворецкий, принял бы его за царедворца и, по крайней мере, титуловал бы его ваше высокородие, — всегдашнее приветствие духовных лиц тем, о которых они еще не знают, кто они таковы.
Владыко приказал позвать двух студентов — Михайлу Михайловича Сперанскаго и Петра Ивановича Дроздова.
Оба были первые в богословии, оба намеченные во владыки, то есть во apxиepeи. Митрополит Гавриил соглашался пожертвовать одного вучителя детей княжеских—желая угодить князю Куракину, а что одним apxиepeeм ученым и умным в России менее—беда не велика, ибо три доли владык, тогда (в конце XVIII века), на епархиях властвовавших, были люди не ученые.......
