Станислав Десятсков - Генерал-фельдмаршал Голицын
Утром ударил сильный заморозок и лужи подернулись первым льдом, который звонко разбивали лошади первого эскадрона невских драгун, шедших во главе колонны Меншикова. «Цок, цок!» — цокали хорошо подкованными копытами драгунские лошади. «Тюк, тюк!» — тренькали плохо скрепленные вьюки у молодых драгун. «Кар! Кар! Кар!» — раскаркался над головами солдат старый ворон. «Я тебя окаянного! Щи сварю!» — погрозил ворону карабином вахмистр Кирилыч, но ворон не унимался. «Вот вещун проклятый!» — сердито пробурчал за спиной вахмистра Демид, старый драгун, переведенный к немцам из Новгородского полка вместе с Кирилычем, дабы разбавить новый полк старыми вояками.
— А к чему, дяденька, он каркает-то? — с испуганным любопытством переспросил Демида молоденький драгун по кличке Суслик.
— К крови человеческой, вот к чему! — как ножом отрезал Демид и мрачно замолчал. И в этом молчании все услышали, как тонко и надрывно стонут под ледяным ветром вершины высоченных елей, похожих в предрассветном белесом тумане на угрюмых лесных разбойников в тулупах.
— К черту! На этой карте ничего не разглядишь! Дайте фонарь, поручик! — приказал принц Дармштадтский. Вынырнувший из колонны вездесущий Кирилыч услужливо поднял над картой принца походный фонарь. — Видите, — обращался принц к своему первому адъютанту-немцу, — на нашей немецкой карте нет никакой поляны, меж тем разведка сейчас доложила, что перед нами за триста метров длинная поперечная поляна. Значит, врет или немецкая карта, или разведка?
— Я думаю, — горделиво ответил адъютант, — немецкая карта верна, а врет русская разведка, испугавшись шведских рейтар!
Откуда было им знать, что белорусские мужики еще прошлой осенью вырубили в лесу широкую просеку и образовалась большая поляна?
— На рысях, колонной марш! — приказал принц и самолично, храбрости и впрямь ему было не занимать, поскакал во главе колонны. Через триста метров перед принцем вдруг открылась тянущаяся поперек леса поляна, которая не значилась на немецкой карте, и гибельный залп шведской пехоты встретил выходивших из леса невских драгун. — В атаку марш! Марш! — крикнул принц, но точно что-то тяжелое ударило ему в грудь и потянуло к земле. Далеко от родного Дармштадта принц-наемник нашел свою смерть.
* * *Адам Людвиг Левенгаупт недаром был многоопытным генералом, и воздвигнутая им шведская оборона была построена в глубину и состояла из трех позиций. На первой позиции, что проходила через выдвинутую вперед лесную поляну, он разместил шесть гренадерских батальонов под командой графа Кнорринга.
— Даю вам шанс, генерал, отыграться за конфуз у Долгих Мхов! Смотрите, не упустите и на сей раз русских драгун, бейте по ним сразу, как только голова колонны выйдет из леса! — напутствовал он Кнорринга и теперь с явным удовольствием видел, что на сей раз горделивый генерал-адъютант в точности выполнил его распоряжения. Правда, выходившие из лесу русские драгуны рванулись было в атаку и даже потеснили поначалу центр батальонов Кнорринга, но фланги устояли. Момент был удачный, и Левенгаупт тотчас бросил вперед полк Ремсворда: лихая дворянская конница ударила на невских драгун с фронта, а с флангов невцы попали под жестокий огонь гренадер Кнорринга. Невцы были опрокинуты на свою выходящую из лесу пехоту. Отступавшие драгуны смешались с рядами строящихся в линию ингермландцев, и Ремсворд на их плечах ворвался в центр русской позиции и захватил русскую батарею.
— Отменная атака! — Левенгаупт с удовольствием обратился к Клинкострему, тайному шведскому дипломату, посланному из Стокгольма младшей сестрой короля Ульрикой Элеонорой с письмом в королевский лагерь и примкнувшему в Шилове к корпусу Левенгаупта. Однако Клинкострем, человек штатский, сколько ни таращился в подзорную трубу, ничего не мог различить в густом пороховом дыму, смешавшемся с утренним туманом. Непонятно было, где свои, где чужие, поскольку бой от дороги переместился в лес, где все окончательно перемешалось: и русские драгуны, и дворяне Ремсворда, и ингермландцы, и гренадеры Кнорринга.
— А вот и царский павлин Меншиков! — указал Левенгаупт; царского любимца Клинкострем сразу увидел. В пурпурном, развевающемся на ветру плаще Меншиков вел в конном строю в помощь ингермландцам и невцам полк сибирских драгун. Но из леса драгуны могли выйти только густой колонной, а меж тем шведы успели завернуть захваченные пушки и ударили в упор картечью. Под Меншиковым упала лошадь, драгуны попятились, и Левенгаупту было ясно, что нужен последний натиск, дабы загнать колонну Меншикова в лес. И в этот момент его адъютант, обернувшись влево, вдруг тревожно воскликнул:
— На фланге русские!
Левенгаупт уже и сам ясно видел с холма, что в километре от поля баталии по заброшенной дороге, не прикрытой шведами, из леса выходит и спешивается конная русская пехота.
— Но разведка вчера доносила, что та дорога в слякоть «овеем непроходима! — сердито выговорил Левенгаупт своему адъютанту. Однако тысячи зеленых фигурок уже выходили, выходили и выходили из леса. «Впрочем, пока русские разберутся и построят правильную линию, здесь все будет кончено! А затем я заверну гренадер Кнорринга на нового неприятеля. Дайте мне час времени, и я заверну войска!» — молвил про себя Левенгаупт.
Но русский генерал не дал ему этого часа. К своему немалому удивлению, шведский командующий увидел, что, так и не выстроив правильный строй, который полагался линейной тактикой, выходящая из леса пехота русских попросту, густой толпой повалила выручать попавшую в беду колонну Меншикова. Русским генералом, который не дал Левенгаупту желанного часа, был Михайло Голицын, бывший в авангарде правой колонны, впереди своих любимцев семеновцев. В этом гвардейском полку князь Михайло начинал свою службу под Азовом, с семеновцами он брал Шлиссельбург и Митаву и уже который год был бессменным командиром второго гвардейского полка русской армии. Ежели в первый Преображенский полк брали великанов под стать самому царю, то в Семеновский полк отбирали людей хотя и невеликого роста, но хватких, крепких и расторопных, каким был и сам князь Михайло.
— Не важно, что ростом не вышел, был бы умом не обделен… — говаривал князь Михайло при зачислении дворянских недорослей в свой полк, и у семеновцев с самого основания полка были свои привычки: там, где преображенцы шли мерным шагом, семеновцы шли бегом, где преображенцы стояли щитом, семеновцы рассыпались цепью. Словом, то был полк так называемой легкой пехоты, скорый на ногу, легкий на подъеме.
Выскочив с разъездом на лесную поляну, князь Михайло сразу определил, что колонна Меншикова атакована на марше и что шведы вот-вот загонят светлейшего в лес. И хотя он не любил всесильного Голиафа и почитал его главным своим соперником по воинской удаче и славе, однако князь Михайло и на минуту не задумался, подать аль не подать помощь Меншикову. Более того, каким-то неуловимым, развившимся за долгие годы войны чувством Голицын сразу уловил, что все решают сейчас минуты, и, не построив семеновцев в правильную линию, повел их в атаку на выручку плотной колонной. Он правильно рассчитал, что поставленные между двух огней шведы не выдержат. И впрямь, не ожидавшие атаки с тыла, гренадеры Кнорринга ударились в бегство, и князь Михайло со своими семеновцами сразу отбил захваченную шведами русскую батарею. Пушки эти Голицын быстро завернул против шведов, и весь их левый фланг был за какие-то полчаса разгромлен. Правда, Ремсворд успел-таки в порядке отвести своих дворян и выстроил их для новой атаки. Но к этому часу уже сам Петр с преображенцами и астраханцами стремительно прошел через лес, построил правильную линию и принял на себя конную атаку шведов. Преображенцы и астраханцы встретили шведскую кавалерию столь жестоким огнем, что дворяне Ремсворда смешали ряды и повернули назад, так и не врубившись в русскую пехоту.
— Распорядись играть общее отступление авангарду! — приказал Левенгаупт адъютанту. И, обратившись к Клинкострему, генерал добавил: — Говорят, господин дипломат, вы большой любитель театра. Ну что ж, вы видели первый акт воинской драмы. Отправимся же на главную позицию и узрим главное действо.
— Да, это интереснее, чем Расин в Дроттингхольском театре! Но надеюсь, поворот театральной сцены будет в наших руках! — Легкомысленный дипломат лихо тряхнул буклями версальского парика и поскакал вслед за генералами, заранее представляя, какими красками опишет в салопе принцессы Ульрики Элеоноры это полное чудных превратностей сражение. А Левенгаупт уже забыл о своем спутнике, поглощенный новыми заботами и соображениями. «Столь удачно начать и так плохо кончить! — мрачно размышлял шведский командующий. — Эти русские дерутся как черти! Стоит, пожалуй, принять меры предосторожности и немедля вернуть рейтарские полки, посланные в конвой той части обоза, что ушла на Пропойск!»
