Михаил Каратеев - Русь и Орда Книга 2
– Это почему?
– Над Русью по праву княжит Московский князь Дмитрий. Повелительница Золотой Орды не может идти против закона и помогать обманщику.
– Московский князь получил свой ярлык от Мамая и ему посылает дань. А я хочу поставить над Русью такого князя, который будет платить дань мне.
– Ты ошибаешься, ханум, еще прежде Мамая ярлык на великое княжение дал князю Дмитрию твой почивший супруг, великий хан Азиз-ходжа, да не омрачится ничем его райское блаженство! И если даже изменник Мамай с уважением отнесся к его воле, то неужели нейдешь против нее ты?
– А если Московский князь сам обманул покойного Азиза-ходжу? Тверской князь имеет больше прав на великое княжение!
– Может быть, это сказал тебе тот, кто получил от Тверского князя хороший подарок, ханум. А я сам был в Москве в тот день, когда Тверской князь на кресте клялся в верности Московскому князю и признал себя его младшим братом.
– Аллах! Что значат клятвы этих неверных? Русские князья только и делают, что клянутся на своем кресте и потом нарушают эти клятвы! В их правах и в их старшинстве также трудно разобраться, как в куче песка отыскать самую большую песчинку. И потому с ними надо поступать иначе: Для них единственным законом должна быть воля повелителя Золотой Орды. Законным великим князем будет тот, кому я дам ярлык. А длам его Тверскому князю!
– Если ты это сделаешь, ханум, то уронишь свое царское достоинство перед целой Русью, потому что русский народ не примет этого князя и ты не сможешь заставить его никакой твоей воле.
– Это говоришь ты, оглан?
– Да, ханум. Это можно было бы сделать только силою оружия. Но ты знаешь так же хорошо, как и я, что если мы пошлем войско на Русь, то не пройдет и месяца, как на твоем будет сидеть Магомет-Султан, Айбек или еще какой-нибудь хан.
– У Тверского князя есть собственное войско, и он сам справится с теми, кто посмеет ослушаться моей воли. И ты напрасно теряешь время, оглан, я не изменю своего решения.
– Мне все понятно, ханум, оставаясь твоим первым советником, я, как ты мудро заметила, лишь напрасно теряю время. А потому позволь мне сложить с себя это ставшее ненужным звание и возвратиться, с моими людьми, к себе в улус.
– Лицо ханши вспыхнуло гневом, но лишь на одно неуловимое мгновение. Эта спокойно сказанная фраза, а особенно слова «с моими людьми» сразу напомнили ей истинное положение вещей: если уйдет отсюда Карач-мурза, со своими пятью туменами, – дни ее царствования сочтены. Повелительница Золотой Орды, получившая престол в подарок от любовника, без него она беспомощна и беззащитна, как дитя без няньки! Нет, чтобы избавиться от его опеки и стать настоящей царицей, нужно сначала отыскать другую, более удобную опору и создать силу, повинующуюся только ей. Л пока надо смириться. Быстро пробежав все это в уме, она вскинула на него глаза, полные кроткой укоризны, и сказала:
– Я не верю, что ты меня покинешь, царевич! Ведь ты для меня не только советник… И я не только великая ханум, но и любящая женщина. Если нужно отказаться от моего решения, чтобы удержать тебя, – я отказываюсь от него, хотя и считаю его правильным.
– Я не хочу принуждать тебя, ханум, я хочу, чтобы ты поняла. Слушай, ханум, какой тебе расчет поддерживать Тверского князя? Он вероломен и слаб, на Руси его не любят. А Московский князь силен и любим. Хочешь ты этого или не хочешь, – он все равно останется великим князем потому, что этого хочет весь русский народ, который уже перестал бояться татар. Ведь ты сама знаешь, – Орда теперь не та, что прежде. И потому нам лучше быть в дружбе с Московским князем.
– Я это понимаю, оглан. Но он нам ничего не дает, а Тверской князь предлагает за ярлык много золота и обещает нам платить дань.
– Он не сможет платить тебе никакой дани, потому что на Руси ее собирает и будет собирать Московский князь.
– Чтобы посылать ее Мамаю!
– Сейчас он посылает ее Мамаю, потому что власть Мамая прочна, а у нас в Сарае каждый год менялись ханы. Но раньше князь Дмитрий платил дань Азизу-ходже и тебе будет платить, ханум, когда узнает, что ты утвердилась на престоле своего почившего супруга.
– Хорошо, оглан, я верю тебе. Я не дам ярлыка Тверскому князю. Но мне не хочется самой говорить ему это.
– Если ты повелишь, ханум, я ему скажу. – Скажи, оглан.
Когда князю Михаиле Александровичу сообщили, что с ним, по велению великой ханум, будет говорить Карач-мурза, только что возвратившийся в Сарай, – он сразу почувствовал, что дело его принимает скверный оборот. Все же, еще не теряя надежды и желая узнать, что произошло, он без промедления отправился к Улу-Кериму. Но хитрый царедворец, понимая, что еще не настало время показать себя открытым врагом Карач-мурзы, Тверского князя не принял, сказавшись больным.
Делать было нечего, и на следующий день, в назначенный час, князь Михаила явился во дворец и тотчас был проведен в малый приемный зад, где ожидал его Карач-мурза.
– Будь здрав я благополучен на многие годы, царевич, – поклонившись почтительно, но с соблюдением достоинства, промолвил Тверской князь. – Не ждал я такой радости, что доведется мне повстречаться в Орде со старым знакомцем. Чай, ты меня помнишь?
– Помню, князь. Будь здрав и ты. Я тоже не ждал тебя здесь увидеть. Почто пожаловал?
– Перво-наперво, прознавши о том, что кончилась в Сарае замятия и воцарилась великая супруга благодетеля моего, покойного хана Азиза, почел я долгом своим приехать поклониться нашей царице самолично, дабы знала она, что я ее верный слуга. Здорова ли матушка наша Тулюбек-ханум, да будет к ней вовеки милостив Господь?
– Великая ханум здорова, и Аллах не оставляет ее своими милостями. Ей будет приятно услышать твои слова, и она их от меня услышит. Но сейчас другие дела не позволяют ей принять тебя, и она повелела, чтобы это сделал я. Если у тебя есть какая-нибудь жалоба или челобитье, я готов их выслушать.
– Хотел бы я довести о том царице лично, – помолчав, промолвил князь Михаила, – но если того не можно, что делать? Скажу, как она велит, тебе: да, есть у меня и жалоба, челобитье!
– Говори, князь.
– Ты небось помнишь, царевич, как, назад тому три года, насказали тебе в Москве, будто сею я на Руси усобицы и смуту? И как ты, поверив тем наговорам, обязал меня поцеловать крест Московскому князю, Дмитрею Ивановичу?
– Помню, князь. Я был послан великим ханом, чтобы рассудить вас и наладить промеж вами мир. И сделал это так, как мне повелевала совесть.
– Ты не домысли, что я тебя в чем виню, царевич. Я ведь понимаю, – на всех разом и Бог не угодит. Но вот знай: не минуло с того дня и трех месяцев, как Московский князь, со своим войском, напал на Тверь. Первым напал! Теперь разумеешь, каков он есть и можно ли ему было верить? Небось и волк скажет, что коров дерут зайцы, а на него лишь поклеп!
– Умный человек, когда видит, что над его головой занесен меч, не ждет, пока он опустится, а первым наносит удар. Так поступил и князь Дмитрей.
– Мой меч был в ножнах, царевич!
– Но он был уже хорошо отточен. Если бы ты не готовился к походу и задолго не сговорился о том с князем Ольгердом, – ваши войска не смогли бы тотчас оказаться под стенами Москвы.
– А что мне было делать, коли он сам на меня напал? Я лишь дал ему острастку, и на том стали квиты. Однако он, малое время спустя, снова пограбил мои города, и вот уже четвертый год льется, по его вине, русская кровь и нет в наших землях ни покою, ни мира.
– Чего же ты теперь хочешь?
– Челом хочу бить царице на него, на моего ворога! На Руси нет от него жизни ни одному честному князю, а и ей, царице нашей Тулюбеке, храни ее Бог, какая с того радость и польза, что княжит оп по Мамаеву ярлыку и ему, вашему лиходею и вору, дань платит? И дала бы она ярлык на великое княжение во Владимире мне. Тверскому князю, чей род честнее и старше, московского! Тогда бы и на Руси был порядок, и она, царица, исправно получала бы законом положенную дань. А за ярлык я, вестимо, дал бы богатый выход, да и тебя, царевич, не оставил бы в обиде.
– Везир Улу-Керим уже довел великой ханум твое челобитье. И она повелела мне ответить: великое княжение во Владимире надлежит Московскому князю Дмитрею Ивановичу, который получил свой ярлык от ее покойного супруга, великого хана Азиэа-ходжи, чью волю почитает она священной. А тебе, князю Михаиле, княжить в Твери, с Московским князем жить в мире, с князем же литовским, Ольгердом дружбы не водить, поелику он есть наибольший ворог и Руси и Орды.
*В то время город Владимир официально еще считался столицей Руси и князь, получающий ярлык на Владимирское княжение, тем самым приобретал верховное старшинство.
Выходом называлось особое обложение, которое вносил в ханскую казну князь, получивший ярлык.
– Так, – растерянно пробормотал Михаила Александрович, выслушав этот ответ, не оставлявший ему никакой надежды. – Вот и выходит, что правда-то прежде нас померла.
