Переулок Мидак - Нагиб Махфуз
Госпожа Сания Афифи слушала её без внимания, всецело поглощённая тем делом, ради которого она, собственно, и пришла. Истинным замыслом её было, как бы ни было тяжело, но непременно затронуть тему, которую она уже давно вынашивала в себе. Она старалась перехватить у этой женщины нить разговора, едва только представится удобная возможность. И такая возможность представилась ей, как только мать Хамиды спросила:
— А как вы поживаете, госпожа Сания?
Она немного нахмурилась и ответила:
— По правде говоря, я устала, Умм Хамида.
Будто и впрямь обеспокоенная этими словами, мать Хамиды вскинула брови:
— Устали?!… Боже сохрани!
Госпожа Сания замолкла в тот момент, когда Хамида вошла в комнату с кофейным подносом, поставив его на столик, и вновь вышла, и затем негодующе сказала:
— Да, устала, госпожа Умм Хамида. Разве не утомительное это занятие — собирать арендную плату с лавок?… Представьте только себе — такая женщина как я, что стоит перед посторонним мужчиной, требуя с него аренду.
Сердце матери Хамиды учащённо забилось при упоминании об арендной плате, однако она произнесла с нотками сожаления в голосе:
— Вы правы, госпожа моя… Да будет Аллах вам в помощь.
От матери Хамиды не скрылась одна важная вещь, которую она заметила, и потому она задалась вопросом: «Почему это она столько жалуется?…», и вспомнила, что уже слышала это от неё много раз!… Более того, это был второй или даже третий случай, когда она навещала её не как обычно в начале месяца! Тут в голову ей пришла одна странная мысль, которой она удивилась — а не было ли этой связано с её профессией, — на подобного рода вещи у неё был особый нюх и неподражаемая проницательность, и потому она решила подойти издалека и коварно спросила:
— Это одно из зол одиночества. Вы же одинокая женщина, госпожа Сания. Вы одна в доме, одна на улице, и одна в постели. Разве не ужасно это одиночество?
Госпожа Сания обрадовалась таким словам женщины, которые словно перекликались с её собственными мыслями, и скрывая радость, она сказала:
— А что я могу поделать?… У моих родных свои семьи, а мне самой спокойно лишь у себя дома. И хвала Аллаху, который избавил меня от необходимости во всех людях.
Умм Хамида хитро наблюдала за ней, и открывая свою последнюю лазейку, сказала:
— Да, тысячу раз хвала Аллаху, однако скажите-ка мне, почему вы так долго обрекали себя на одинокую жизнь?!
Тут сердце госпожи Сании забилось сильнее, и она очутилась лицом к лицу со своей мечтой, однако вздохнула и, отнекиваясь, сказала с напускной досадой:
— Мне достаточно той горечи брака, которую я уже испробовала..!
В молодости госпожа Сания Афифи была замужем за владельцем парфюмерной лавки, но брак был неудачным: муж плохо обращался с ней, сделав её жизнь несчастной и отняв весь капитал, и спустя десять лет покинул, сделав вдовой. Все эти годы она оставалась вдовой только потому, что — по её собственным словам — она ненавидела жизнь замужней женщины.
Сказанное ею не было ложью, маскирующей отсутствие у мужского пола внимания к ней, — она на самом деле ненавидела семейную жизнь и обрадовалась, получив обратно свою свободу и покой. С отвращением к браку и довольством свободой она провела долгие годы, но с течением времени позабыла это чувство, и не колеблясь готова была снова пережить свой опыт ещё раз, попроси кто-нибудь её руки. Время от времени её охватывала надежда, но всё затянулось, и в конце концов на смену пришло отчаяние. Она перестала лелеять ложную надежду и свыклась с той жизнью, которую вела.
Когда есть необходимость в том, чтобы в жизни человека было что-то, с чем связаны все его надежды, это придаёт ценность его жизни, пусть даже это что-то иллюзорное и незначительное, ведь он обретает предмет своих исканий. По счастливой случайности у неё не было ничего такого, что могло бы очернить образ одинокой женщины вроде неё — её развлечением были кофе и сигареты, а также накопление всё новых и новых денежных купюр. На самом деле её в некоторой степени можно было назвать жадной, она была одним из старых клиентов сберегательной кассы, и новое увлечение только ещё больше усилило и укрепило это её стремление к деньгам. Свои купюры она хранила в маленькой шкатулке из слоновьей кости, которую прятала в недрах гардероба, распределив по стопкам пятёрки и десятки, и развлекаясь тем, что рассматривала их, вновь и вновь подсчитывала и рассортировывала. Поскольку в отличие от металлических монет банкноты были немыми, она была в безопасности, и про них не знал никто из проворных жителей переулка Мидак, несмотря на всю их проницательность. Так что по части финансов она нашла в жизни утешение и придумывала отговорки по части своего одиночества. Она говорила себе, что любой другой муж способен так же разграбить её капитал, как и покойный супруг, и потратить в мгновение ока плоды всех этих долгих лет. Но при всём том одна мысль, внушённая ей, незаметно пустила корни в её сердце — мысль о браке. Из-за этого она старалась забыть все отговорки и опасения.
На матери Хамиды вольно-невольно лежала ответственность за такое странное преображение госпожи Сании Афифи, ведь она однажды рассказала ей о том, как выдала замуж престарелую вдову, и теперь та начала думать, что всё возможно. Её очень скоро захватила сама идея о замужестве, которой она всецело подчинилась, не обращая внимания больше ни на что. Однажды она забыла о браке, и тут вдруг вступление в брак стало её заветным желанием, и ни кофе, ни сигаретам, ни новеньким купюрам не разубедить её в том. В тревоге она задавалась вопросом: как же могли напрасно пропасть эти годы?.. Как она провела десять лет в одиночестве, и теперь ей уже под пятьдесят?!…Она сказала себе, что всё это просто безумие, и возложила
