Владимир Чекмарев - Шпионки вне времени
— Понимаете, Ваша светлость, мой дедушка служил при штабе Евгения Савойского и рассказывал мне о подвиге молодого офицера, который дважды прорвался сквозь ряды французов и доставил важные донесения, и был награжден сразу двумя шпагами. Я долго думала, что это легенда, но в Вене мне рассказали, что действительно был такой случай, но живых свидетелей уже, увы, не осталось. И когда я приехала в ваш город, и сегодня утром мне рассказали о Вас, то, простите меня великодушно, что я, презрев условности, ринулась в Ваш дом. И я безмерно счастлива, что увидела легенду, живого героя тех эпох, когда на поле боя воевали великаны, а не нынешние простые смертные. Так что, я еще раз приношу свои глубокие извинения за недостойное мое вторжение без спроса, и прошу разрешить мне удалиться, хотя и горько мне будет от того, что я не услышу Вашего рассказа о подвигах. Но умоляю, Ваша светлость, скажите, хотя бы пятьдесят французов Вы зарубили, пробиваясь сквозь их ряды… или сто…
Помолодевший на глазах герцог вскричал, что никто не посмеет обвинить его прелестную гостью в недостойном поведении, и что отныне двери его дома всегда открыты для внучки его боевого товарища, и прямо сейчас он приступит к рассказу. И, приказав собрать всех гостей и домашних в главной гостевой зале, счастливый герцог приступил к рассказу.
Фриц, уже получивший от Марты тубус для подмены, провернул всю операцию за пять минут, да так, что никто ничего не заметил. А Анастасия героически высидела полтора часа, и когда утомленный герцог задремал с бокалом старого мозельского в руке, тихо удалилась, попросив племянников помочь ей уйти по-английски и оставив им кучу надежд.
На другой день они были уже за много лье от этого города. Ротмистр, заметив, что княжна загрустила, поинтересовался, что вызвало эту грусть. Анастасия ответила: «Всё-таки проклятое у нас ремесло. Обманули заслуженного и безвредного старика, чтобы попасть к нему в дом».
На что ротмистр ответил: «Зато сколько жизней наших солдат мы спасли этим невинным лукавством».
Нант. Приключения в порту
В Нантском порту было как всегда шумно, цветасто и людно и никто не обращал внимания на девушку в скромном костюме горожанки. Она сама хотела казаться незаметной и что то высматривала в районе пристаней и судя по всему, наконец высмотрела и свернув в узкую улочку между портовыми постройками, быстрым шагом направилась по своим делам, но не тут то было. Дорогу ей заступило двое портовых бродяг, здоровенный детина с угрюмой рожей и щуплый апаш с гаденькой улыбочкой, поигрывающий ножом. Судя по всему им хотелось всего и сразу. В ответ на их притязания на свою честь и собственность, девушка брезгливо дернула плечиком, уложила верзилу ударом кулачка обтянутого в серую лайку в горло, а апаша весьма близко познакомила с его же ножом, после чего скрылась в переулке. Через четверть часа на втором этаже портовой гостиницы, приоткрылось окошко на втором этаже, выходящее на улицу ведущую к торговой пристани, из за портьеры за улицей следили внимательные зеленые глаза, и не просто так следили, а по верх оперения арбалетной стрелы. Вот на улице появился статный мужчина в дорожном платье, целеустремленно двигавшейся к пристани, князь Голицин (а это был он), не заметил, что из дверей трактира «Осьминог и устрица», вышел тип в зеленом берете и блузе то ли маляра, то ли спившегося художника и вихляющей походкой направился к нему, субъект гнусно скривившись, украдкой сунул руку под блузу, будто собирался что то от туда достать, но не успел. Арбалетная стрела поразила его прямо в горло и он захрипев, рухнул в огромную лужу, на что прохожие не обратили никакого внимания. Подумаешь очередной выпивоха выпил больше чем мог и меньше чем хотел. А Анастасия решила, что агент, точно описавший внешность наемного убийцы и место его нахождения, заслуживает дополнительной премии. Князь узнал о том, что княжна спасла его жизнь, только три месяца спустя и при весьма не простых обстоятельствах…
Вандея. Алый первоцвет
Городок Мюзун, в этот день как вымер, и было почему… Сегодня на главной площади казнили сразу троих осужденных, и в том числе колдуна, прямо как во времена охоты на ведьм и весь народ был там. Правда в качестве орудия казни применялся не костер, а присвоенная доктором Гильотеном, Шотландская Дева. И хотя жители Мюзуна были добрыми католиками, но радости на их лицах не было, так как и мэр, и судья и жертва колдуна, были «синими»*, единственно что несколько радовало, что и колдун был «синий», мелкий Парижский торговец, некий Дюкло.
Камера смертника была большой и светлой и в кувшине была не вода, а вполне приличное вино, но по понятным причинам, все это ни сколько не радовало узника. Князь Голицин, а это был никто иной, как он, лишний раз проклял своё чувство юмора. Он вез из Нанта срочный пакет, доставленный с Острова* контрабандистами, и в Мюзуне в городской гостинице, его должен был ждать связник, но по ряду причин князь прибыл раньше условленного срока, и на второй день ожидания, за столик к князю подсел некий апоплексически румяный месье в партикулярном платье и стал заводить разговоры на щекотливые политические темы и князь, вспомнив кадетские шутки, демонстративно прикурил сигару от пальца, румяный визави побледнел, резко откинулся на спинку стула и вместе с ним упал на пол, откуда уже не поднялся. Это оказался вновь назначенный начальник местной полиции, с пола он уже не поднялся. В зале находился патруль жандармерии и князя немедленно арестовали и препроводили в присутствие, а на другой день по роковой случайности, в Мюзон прибыла выездная сессия суда из департамента, тут ждали суда двое старых соратников Каудаля*, которые так и не сложили оружие и продолжили террор против местных чиновников, так что торговец Дюкло, обвиненный в том, что путем не существующего колдовства и научного гипноза, убил префекта полиции города Мюзон, пошел на гильотину в комплекте с шуанами.
Князь еще раз обвел глазами свое узилище, это было полукруглое помещение на предпоследнем этаже донжона ратуши, с двумя окнцами под потолком, дававшими впрочем нормальное освещение, но забранными тройным рядом решёток. Еду приносили из трактира, её оплачивал для всех сидельцев маркиз Ла Фудр (так называл себя осужденный аристократ из соседней камеры) и уже второй день её приносил не увалень с лицом дегенерата, а кряжистая девица с широким веснушчатым лицом, большим носом картошкой, двумя огромными родинками, шепелявым голосом и странно знакомыми глазами. Кстати после её появления, охрана стала вести себя с пленником гораздо предупредительнее, а капрал однажды прошептал, что его милость пусть не держит зла, ибо люди тут подневольные.
Накануне казни, девица, которая оказалась новой служкой из трактира, помимо ужина, принесла осужденному белую шелковую сорочку с дворянским жабо и передавая её князю, прошептала (причем без обычной шепелявости), что бы он утром смочил водой сорочку в аккурат на против сердца, и ничему не удивлялся на эшафоте. Князю на мгновение даже показалось что он узнал голос, но он отринул эту мысль, как невозможную.
Княжна попыталась погасить раздражение, так как стрелять и тем более из арбалета, нужно имея холодный рассудок. Ох уж эти мужчины, одни проблемы от них, уж чего проще, приехать в город и дождаться гонца, так нет надо обязательно влипнуть в историю, довести до кондратия старичка-префекта и очутиться в камере смертников. Ну что же, пришлось слабой девушке как всегда браться за спасение бравых усачей. Когда Анастасия узнала что ожидаемый курьер из Лондона арестован, она развила бурную деятельность. Во первых она решила не появляться в городе и остановилась в полуразрушенном загородном графском шале, где жил выживший из ума графский же управляющий Морис, который тем не менее признал в Анастасии рядящуюся в личину дочери солидного буржуа — дворянку и сразу решив, что она помогает дофину скрываться от санкюлотов, с радостью приютил Анастасию и её команду и даже открыл для них графский винный погреб. Старичок был безвредный, единственно обожал рассказывать всяческие легенды времен гражданской войны и за ужином рассказал о сэре Перси Блейкни*, по прозвищу Алый Первоцвет, который доставил столько неприятностей «синим» и этот персонаж подсказал княжне дальнейшую форму поведения. На импровизированном совете, который состоялся в малой гостиной, как раз обсуждалось, каким образом, пустить по городку слух, что в узилище находится никто иной, как Алый Первоцвет и тут все присутствующие увидели в дверях старого управляющего, обратившегося в статую богини Изумления. Запинаясь и лихорадочно глотая воздух, старик бормотал не переставая: «Так неужели, благородный узник в ратуше, это и есть сэр Перси Блейкни», — так у них появился серьезный союзник. У Мориса, не смотря на помешательство рассудка, были в городке определенные связи и все это были ярые противники Корсиканца, как впрочем и большинство местных жителей, ведь это была Вандея. Так что и слух о плененном Алом первоцвете был пущен среди нужных людей и в трактир приняли новую служку по имени Гретхен.
