Леопольд Захер-Мазох - Только мертвые больше не возвращаются
Маша громко разрыдалась.
– Ну, говори, – продолжала царица, по-прежнему заставляя девушку стоять перед собой на коленях, – ты согласна, или ты хочешь придумать еще какие-нибудь истязания для этого жалкого создания?
Маша в знак отрицания печально покачала головой.
– Если мой возлюбленный оказался не в силах противостоять чарам твоей красоты, возвышенная женщина, то я не могу на него за это сердиться! Кто из мужчин может видеть вас, приблизиться к вам и не боготворить вас?
Екатерина улыбнулась, на сей раз дружелюбнее, ибо невольное восхваление простой девушки польстило ей.
– Я прощаю ему, что опьяненный твоей божественной прелестью, он позабыл меня, – продолжала Маша, – и я умоляю вас, государыня, вспомнить честное слово, которое вы милостиво дали мне.
– Я дала его на тот случай, если твое предупреждение предотвратит нападение этого безрассудного человека.
– Нет, нет, вы дали его безо всяких условий.
– Правда? – Екатерина досадливо нахмурила брови. А если я считаю себя освобожденной от данного обещания, кому ты собираешься на меня жаловаться?
– Вам самой, – воскликнула Маша, – потому что вы не можете оказаться столь неблагородной, вы великая, а следовательно, великодушная. Что может быть священнее монаршего слова?
– Я не в праве помиловать Чоглокова, – возразила Екатерина Вторая, решительно и категорично отвергая приведенный аргумент, – это только вдохновило бы недовольных! И прежде всего его самого! Разве я когда-нибудь чувствовала бы себя в безопасности от его ненависти? Поверь мне, Маша, я обязана проявить непреклонность: только мертвые больше не возвращаются.
– Ради всего святого, – закричала бедная девушка, вместе с ним вы убьете и меня! Сжальтесь над моею жизнью.
– Довольно, Маша, – сказала императрица, внезапно обрывая ее с той особой суровостью, благодаря которой заставляла трепетать любого, когда ей того хотелось, даже самоуверенного грубияна Орлова, – довольно, иначе я потеряю терпение и выпровожу тебя вон. Чоглоков должен умереть и точка.
– Немедленно?
– Ну нет, перед этим я велю пытать его, чтобы узнать, были ли у него сообщники.
– Их у него не было.
– Это не причина, чтобы освобождать его от мучений, – с издевкой бросила царица.
– Какой ужас! Разве вы забыли, что обещали мне?
– Я и в самом деле это забыла.
Маша вскочила на ноги и посмотрела на царицу со всей ненавистью и отвращением, какими только природа наделила ее нежную душу.
– О, я слишком поздно разглядела, что Чоглоков был прав, да, вы воистину новая Семирамида, как они именуют вас, вы лишены чувства сострадания, вам неведома доброта, ваши одежды запятнаны кровью, и вы будете проливать кровь до тех пор, пока живете. И я, безумная, еще хотела вас спасти! Убить вас – благое дело.
– Девушка! – в ярости закричала Екатерина Вторая и замахнулась было на Машу сжатым кулаком, однако тотчас одумалась и лишь презрительно пожала плечами. – Ты, как я вижу, действительно потеряла рассудок.
– Лучше рассудок, нежели честь.
– Что ты имеешь в виду?
– Я назову вас бесчестной, если вы не сдержите свое императорское слово.
Екатерина отступила на шаг, ее светлые глаза метали зеленые молнии, ее губы конвульсивно подрагивали, а грудь учащенно вздымалась.
– Такого мне еще никто не говорил.
– Я говорю вам это, – воскликнула Маша, – я, которая вас не боится. Убейте меня, и все равно я скажу, что вы бесчестная, что вы вероломная.
Екатерина долго смотрела на смелую девушку, затем с внушительным спокойствием и подкупающей улыбкой на пухлых сладострастных губах промолвила:
– Я сдержу слово, сдержу в точности так, как дала его тебе. Итак, повтори-ка мне, как звучит мое обещание?
– Вы пообещали не убивать его.
– Это все? – выжидающе спросила Екатерина Вторая.
– Еще вы дали честное слово продержать его в заточении не больше года.
– Так и есть, – подтвердила царица, – я это обещала, и я намерена это для тебя выполнить, но выполнить в точности так, как я тебе обещала, ни на йоту меньше, ни на йоту больше. Я прикажу не казнить Чоглокова и только год продержать в тюрьме, ты понимаешь, однако не умереть за год заключения с голоду это уже его забота, поскольку ни пищи, ни воды он там не получит.
– Святые угодники!
– И уже сегодня я прикажу подвергнуть его пытке и допросить, потому что ведь ты не сказала, что я обещала тебе его не мучить.
Свет померк у Маши перед глазами, она тяжело ступая подошла к стене и, как слепая, долго ее ощупывала, не находя двери.
– Подожди, властно окликнула царица, – тебе придется присутствовать во время допроса Чоглокова как свидетелю и как доносчику.
Бедная девушка еще раз собралась с силами и сделала было шаг в направлении императрицы, но тут колени у нее подогнулись и она рухнула на пол перед неумолимой соперницей. Екатерина дернула колокольчик и велела унести ее.
Когда Маша пришла в себя, она обнаружила, что находится в большом зале, где за покрытым красным сукном столом сидело пятеро богато одетых мужчин. Перед ними стоял Чоглоков со скрученными за спиной руками, палач привязал его к ремню, свисающему с дыбы, и его подручные начали подтягивать его вверх.
Во время ужасных мучений Чоглоков высказывался точно так же, как и при обычном дознании. Он не отрицал, что ради освобождения отечества разработал план убийства царицы, но продолжал упорно настаивать на том, что соучастников у него не было и что ни один человек, кроме его невесты, не знал об этом покушении.
Теперь стали допрашивать Машу. Она с трудом держалась прямо и почти не могла говорить.
Ее высказывания полностью совпали с показаниями капитана.
После того, как Чоглоков прошел все стадии пытки и остался непреклонным, трибунал решил приступить к вынесению приговора. В этот момент, опираясь на руку Орлова, в зале появилась императрица.
– Он сознался? – спросила она с напускным равнодушием.
– Только в содеянном, ваше величество, – ответил председатель, – однако он отрицает, что у него были соучастники и сообщники.
– Его нужно пытать и притом беспощадно.
– Уже сделано-с.
– Хорошо, – продолжала Екатерина, пристально поглядев сперва на Машу, потом на Чоглокова, – а девушку вознаградили?
– Ваше величество не отдавало никаких распоряжений на сей счет.
– Доносчику всегда нужно платить, – быстро сказала царица, – и притом платить щедро.
С этими словами она извлекла кошелек, наполненный сверкающими золотыми червонцами, и бросила его Маше, как бросают медяки нищему.
Бедная истерзанная девушка издала пронзительный вопль и упала без чувств.
Кошелек шлепнулся на землю.
Только мертвые больше не возвращаются!
Чоглоков умер в тюрьме. Маша медленно чахла, пока родители не отправили ее в деревню, подальше от Москвы. Там она оправилась и там же пожелала остаться навсегда. Ее отец купил для нее небольшой домик с садом, где, занимаясь только своими цветами и имея прислугой одну старую крестьянку, она в одиночестве провела всю жизнь.
Она достигла преклонного возраста; война с турками, раздел Польши, сражения с французами отшумели мимо нее и канули в историю; она видела Наполеона, идущего на Москву, и огромную армию во время отступления; она еще помнила, как из Франции победоносно вернулся царь Александр и как на престол взошел Николай.
В день, когда пришла весть о победе русских при Наварине [12], Мария Самсонова, сидя в своем кресле с высокой спинкой, уснула навеки, на коленях ее лежал медальон, в котором хранилась прядь волос, а на крышке стояли слова «Апостол Чоглоков» и «навеки».
Примечания
1
1 – В действительности манифест о созыве Уложенной комиссии (Комиссии о сочинении нового Уложения) был издан еще 14 декабря 1766 г. Согласно ему, в новый орган должны были быть избраны представители дворянства, городов, центральных правительственных учреждений, однодворцев, черносошных крестьян и жителей национальных окраин общим числом в 572 депутата. Сама же Екатерина II в самом деле прибыла в Москву к маю месяцу, когда начиналась практическая подготовка к съезду выборных.
2
2 – Торжественное открытие заседания Уложенной комиссии состоялось 30 июля в 10 часов утра молебном в Успенском соборе, после чего депутаты подписали присягу с обещанием добросовестно выполнять свои обязанности.
3
3 – После торжественного молебна все делегаты прошли в аудиенц-зал, где вице-канцлер А. М. Голицын от имени императрицы вручил членам комиссии ее «Наказ». 31 июля в 7 часов утра депутаты собрались на свое первое заседание.
4
