Рустам Саитов - Град Екатерины
— Тут, брат, главное — плотину крепко набить. Чтобы паводком не снесло.
— Это точно. На Верхнекаменском-то какая плотина была, а снесло. Так там речку-то переплюнуть можно, а тут — силишша-то какая! Снесет!
— Не, не снесет!
— Снесет!
— Не снесет!
— А я говорю — снесет!
— А я говорю — не снесет!
— А давай спорить!
— А давай!
— А на што?
— А вот ты ежели проспоришь, то мне вершу свою отдашь.
— А ты… а ты мне самострел свой.
— По рукам?
— По рукам!
Мужики хлопнули друг дружку по рукам под одобрительный хохот остальных работников.
— Ох, порыбачу!
— Ох, поохочусь!
— Слышь, Федор, а давай-ка нашу!
Федор чистым, звонким голосом запел о реке-матушке. Петро попытался подтягивать, но зафальшивил. Смех усилился. Потом кто-то подхватил песню, за ним другой, и вот она уже, набирая силу, понеслась над Исетью, заполняя собой все вокруг.
Карета с Блюэром и Бурцевым, а за ней подвода с солдатами въехали во двор невьянской конторы Демидовых. На крыльцо вышел Феоклистов.
— Здрасьте, господа, с чем пожаловали? — явно с издевкой спросил он.
Бурцев достал пакет.
— Письмо от Татищева привезли. Где Демидов? Пусть прочтет и ответ даст.
Феоклистов улыбнулся.
— Ответа никакого не будет, мы капитану Татищеву не послушны, указов его не принимаем, и ему до нас дела нет. Если же Главное правление будет посылать людей с указами, то таких посыльщиков будем содержать скованными, в тюрьме.
— Ты как, собака, с начальником разговариваешь?! — грозно прикрикнул Блюэр.
— Ты, господин хороший, давай-ка не собачься тут, а не то живо укорот получишь. Видали мы всяких.
Разъяренный Блюэр подошел к Феоклистову, и в этот момент на крыльце появился Акинфий Демидов. Не здороваясь, обратился к посланникам:
— Мне с вашим капитаном много говорить нечего. Мне он не начальник. Мы грамоту от государя Петра Лексеича имеем, за личной подписью. Он нас, Демидовых, здесь на заводы поставил, он, ежели чего, и спросит. Так что позвольте откланяться.
В это время к Бурцеву подбежал унтер-офицер и что-то сказал на ухо, показывая при этом на Андрюху Журавлева, стоявшего тут же, среди демидовских. Бурцев кивнул. Унтер дал команду солдатам схватить беглеца. Блюэр крикнул в спину уходящему Демидову:
— Нехорошо, господин Демидов, беглых у себя прятать. Это преступление!
Солдаты остановились. Вперед Андрюхи вышли люди Демидова. Сам Андрюха, спрятавшись за их спинами, смотрел со страхом и надеждой на Акинфия. Тот обернулся к Блюэру:
— От Демидовых выдачи нет. Это зарубите себе на носу! Если ко мне пришел, значит, ваш капитан — плохой хозяин. От хороших не бегут. А работает он у меня на Россию-матушку, а не на пашу турецкого. Я для государя металла да оружия супротив вас вдесятеро поставляю. Не вам с меня спрашивать. Мои дела меня токмо и касаются. Доброй дороги.
Солдаты сдали назад под напором наседающих людей Демидова. Сам Демидов пошел в дом. Блюэр крикнул ему вдогонку:
— Так какой ответ передать Татищеву?!
Акинфий Демидов резко обернулся:
— А передайте своему щенку, чтобы сидел тихо у себя в Уктусе, а в мои владения не совался, не то живо хвост ему прищемлю.
Демидов скрылся в доме. Феоклистов скомандовал своим людям:
— А ну, ребяты! Гоните-ка взашей гостей непрошеных! Ату! Ату их!
Демидовские начали напирать на команду Блюэра. Тем ничего не оставалось, как ретироваться. Бурцев шипел сквозь зубы, так, чтобы слышал только Блюэр:
— Погоди! Погоди, господин Демидов! Еще, даст Бог, поквитаемся с тобой!
Блюэр и Бурцев прыгнули в карету, солдаты на подводу и под улюлюканье толпы, подняв облако пыли, поспешили прочь.
Татищев приехал проверить, как идет строительство уктусской школы. Рабочие укладывали пятые венцы и размечали места будущих окон.
С Татищевым был и будущий учитель, дьячок Петр Грамотчиков. Василий Никитич внимательно осмотрел углы венцов и заметил сопровождающему их мастеру:
— Хорошо складываете, не по старинке.
Степан со знанием дела ответил:
— Как же, не «в обло» кладем — «в лапу».
— Правильно, чай, не хоромы боярские строим, а храм просвещения. Хорошо, хорошо. А что, Степан, сколько окон будет в классе?
— Так три, ваше благородие. Вот, как по чертежу указано.
— А ты, Степан, сделай четыре, пусть свету поболе будет. Сладишь?
— Так мне что, как скажете, так и сделаем.
— Вот и договорились.
Возле строительства сновала стайка любопытных пацанят.
— Вот они, дьяк, твои будущие ученики, — обратился Татищев к Грамотчикову. — Будущее нашей горной столицы…
Грамотчиков и Степан с недоумением глянули на Татищева.
— Что, удивил я вас? Да, да, будет здесь большой город-крепость. Самый большой на Урале. Будем выше по течению Исети плотину бить, завод новый строить. Да такой, каких не только Россия, а и вся Европа не видывала! Лес-то для нее уже готовить начали. Избы рубят. Скоро тут такое развернется! А, вот эти пацаны выучатся в наших школах и будут грамотными мастерами. В люди выйдут. Они — наше будущее. Им поднимать славу уральского металла…
Мальчишки, слыша, что речь идет о них, сбились поближе. О чем-то переговаривались и смущенно отворачивались от смотревшего на них Василия Никитича. Один из них, набравшись смелости, обратился к Татищеву:
— А Ленька Пузо вчерась говорил, что кто в школу пойдет, того на ночь сечь будут кажный день, а утром на горох ставить! Ему отец сказывал…
Выкрикнул и спрятался за спины товарищей. Татищев повернулся к Грамотчикову:
— Это кто же такой отец у Леньки Пузы?
Пацаны весело засмеялись.
— Так это подьячего сын, Ерофея Пузова.
— Ко мне его пришли, Ерофея-то. Завтра поутру.
Татищев повернулся к пацанам:
— Неправду вам Ленька сказал. Ежели, конечно, кто вести себя плохо будет, безобразия какие там творить, так тут уж без порки не обойтись. А что, вас отцы за шалости не порют? Так это для науки не вредно, а очень иногда полезно бывает. И ума весьма прибавляет, — закончил он шутливым тоном.
Пацаны закричали:
— Порют, дяденька, порют! Нам не привыкать! А на горох ставить будут?
— А вот на горох ни синь пороху ставить не будут. Это я вам обещаю! Так придете в школу записываться?
— Придем, дяденька, придем, — закивали мальчишки.
— Вот и ладно. Ну, не подведите, а дали слово — держите. А кто из нуждающихся, того на казенный кошт возьмем.
Обратился к Грамотчикову, да так, чтобы пацанам было слышно:
— Слышь, Петр, Записывай всех, а у кого родители супротив будут, таких в отдельные списки заноси и мне докладывай!
— Будет исполнено, Василий Никитич, — подыгрывая Татищеву, отрапортовал Грамотчиков.
— Будет исполнено! — передразнили мальчишки и, хохоча, убежали разносить новость по слободе.
— Ну, пошли по селу трезвонить. С самим горным начальником подружковались! — пошутил Степан.
Татищев посмотрел вслед пацанам и проговорил:
— Так ты, Степан, смотри, к сентябрю надо построить.
— Построим, Василий Никитич, не сумлевайся. За нами дело не станет.
— Хорошо. Если что нужно будет, сразу ко мне обращайся. Время нас ждать не будет.
Татищев сел в стоящую неподалеку карету и поехал в управление.
В кабинете его дожидались Бурцев и Блюэр.
— Что, так и сказал?
— Так и сказал, Василий Никитич! Щенком обозвал, надо же! Каков подлец!
Бурцев ударил кулаком по столу:
— Да будет на него управа-то?!
Татищев был взволнован, но старался в этот раз сохранять самообладание.
— Я в Берг-коллегию уже два письма с нарочными отправил о его подлостях. Пропали оба. Даже до Кунгура не добрались.
— Понятно, — встрял Блюэр. — Это его рук дело. Что же мы, так и будем в осаде здесь сидеть?! Надо что-то придумать.
— Есть одна думка…
Татищев встал, посмотрел в окно:
— А вот и наш ответ Демидову…
В дверь постучали. Вошел сержант:
— Господин капитан! Вызывали?
— Входи, входи, Бердышев. Знакомьтесь, господа. Сержант Тобольского полка Иван Бердышев. Прошу любить и жаловать. Вызывал я тебя по одному делу, начинать придется с другого. Вот сейчас мы тут все вместе будем думать, как пробиться из осадного положения. Итак, начнем с рекогносцировки местности. Блюэр, ландскарту!
Трое демидовских головорезов, с заряженными штуцерами, лежали в засаде. Коней привязали позади, в овраге. Прямо перед ними лесная дорога выходила на небольшую, хорошо просматриваемую поляну. Троица поджидала очередного татищевского курьера. Одним из них был Андрюха Журавлев. Второй, здоровый детина, со шрамом через все лицо, за главного. Третий, маленький чернявый живчик, нетерпеливо вглядывался в дорожный просвет через прицел штуцера. Второй весело сказал ему:
