Владимир Москалев - Екатерина Медичи
— Меня послал коннетабль.
Теперь роли переменились. Чело Карла разгладилось, тревога исчезла, кажется, он даже украдкой зевнул.
Королева-мать, напротив, нахмурилась. Кровь отлила от лица. Она поняла, что гонец привез чрезвычайно важное известие, иначе он не выглядел бы таким возбужденным. Не сводя с него глаз, она сделала шаг вперед:
— Говорите, сударь! Что случилось в Париже?
И Шомберг ответил:
— Войско гугенотов во главе с принцем Конде и адмиралом Колиньи направляется сюда.
Она даже не успела испугаться, только быстро спросила:
— Зачем?
— Чтобы захватить в плен короля и его мать.
У нее упало сердце. Екатерина зашаталась, все поплыло перед глазами. Свободной рукой она ухватилась за спинку кресла, в котором сидел ее сын.
— Матушка, да что же это такое! — вскричал Карл и вскочил. — Ведь мы заключили мир! Зачем они идут сюда? Что им надо?
Она не могла ему ответить, потому что комната в ее глазах вдруг стала переворачиваться вверх дном. Огромным усилием воли она еще держалась на ногах, но язык не повиновался ей, а мозг отказывался воспринимать услышанное. Все же она нашла в себе силы спросить:
— Откуда это известно?
— Мне сообщил эту весть коннетабль.
— А ему?
— Ему передал ночью человек, который слышал это собственными ушами из уст Ларошфуко, собиравшего гугенотов близ Сен-Дени. Они соединятся с другими такими же отрядами в Розе-ан-Бри и оттуда отправятся сюда, чтобы захватить в плен короля. Сейчас они уже в пути.
— Боже мой! Опять война?!.
— Да, ваше величество. Я пришел сказать вам, чтобы вы немедленно покинули замок. Я привел с собой пятьдесят человек, они ждут приказаний вашего величества и стоят внизу, у рва. Бегите, государь, пока еще не поздно! Торопитесь, дорога каждая минута. Протестанты вот-вот нагрянут сюда.
Екатерина отвернулась и медленной старческой поступью, покачивая юбками, направилась к окну. Подошла, остановилась, вперила взгляд на горизонт, темнеющий вдали, потом подняла руки к лицу, в них был платок. Король и Шомберг молча смотрели на нее, не зная, что сказать, на что решиться. Сейчас решение должна принять королева, они оба понимали это и ждали. Стояли и ждали.
Медленно тянулось время. В комнате висела тревожная тишина. Чувствовалось, что сейчас что-то должно произойти, но что именно — не знал никто. По-видимому, нужен был какой-то толчок, всего одно слово, которое вывело бы из оцепенения эту женщину, застывшую у окна, будто изваяние.
И это слово прозвучало.
Его произнес король:
— Матушка… — И он протянул к ней руки, как тогда, много лет тому назад, когда он был еще совсем маленький.
И она не выдержала. Сердце этой каменной женщины, никогда не подводившее ее, на сей раз сдало. Она уже не могла сдержать себя. Плечи ее вздрогнули раз, другой, третий, Екатерина всхлипнула и зарыдала.
Карл остолбенел и вытаращил глаза. Он никогда не видел, как плачет мать. Даже когда умер его брат Франциск. Говорят, слезы на ее лице отсутствовали даже во время похорон ее четверых детей, которых смерть забрала в младенчестве.
Королева стояла и думала, за что Господь посылает ей такое наказание? Она так стремилась к миру, столько сделала для этого, угробила уйму сил и средств, не спала ночами, лебезила перед одними, задабривала других, угрожала третьим; она предприняла целое двухлетнее путешествие для того, чтобы навести порядок в стране, наказать виновных и наградить обиженных; она добилась этого мира ценой невероятных усилий, он был выстрадан ею; она спала и грезила о том, чтобы католики и гугеноты перестали убивать друг друга; она видела своих детей радостными и счастливыми в государстве, где нет войн и ненависти, где царят любовь и согласие. Столько лет Екатерина потратила на то, чтобы все видели ее Францию процветающей страной и великой державой! Отдавшись самозабвенно этой цели, она рассорилась с Филиппом Испанским, который признавал лишь одно средство — террор и костры. От нее отвернулся папа, который заодно с Филиппом. Но она, вопреки всем, полюбовно решила этот вопрос, и теперь в ее королевстве царят благоденствие и мир. Но так ли это? Быть может, ей лишь казалось? А на самом деле?.. Все начинается сначала. И кто опять зачинщик смуты? Гугеноты…
И тогда в душе ее поднялась злость, а в уме стал зреть план мести, как набухшее зерно, попавшее на благодатную почву. Месть — им, отверженным, гонимым, для которых она столько сделала, отплатили ей такой черной неблагодарностью. Пять долгих лет Екатерина будет вынашивать этот зловещий план, когда она жестоко отомстит за свое унижение, и месть старой обиженной королевы как эхо прокатится по Франции и всколыхнет весь мир. И люди на протяжении столетий будут с содроганием вспоминать тот день и час 24 августа.
А сейчас ей нельзя опускать руки. Она все-таки принцесса французского и флорентийского домов, и ей не след предаваться слабости и распускать нюни.
Вытерев платком остатки слез, Екатерина вздохнула полной грудью и повернулась. Никаких следов на лице, ничего, только губы плотно сжаты, да глаза темнее обычного.
Бежать! Он прав, этот молодой человек, слуга коннетабля:
— Крийон! Скорее позовите сюда Крийона!
За ним побежали.
— Господин Шомберг, — королева вплотную подошла к гвардейцу, буравя его глазами, — вы только что были свидетелем моей слабости. Невольным свидетелем…
Шомберг поклонился:
— Ваше величество, клянусь прахом своих родных, ни одна живая душа не узнает о том, что здесь произошло. Вы властительница, а значит, не должны проявлять слабость. Это может дурно повлиять на подданных…
— Вы не скажете о том коннетаблю?
— Нет, ваше величество.
— Я верю вам, господин офицер. Вы честный человек, я вижу это по вашему лицу. Мне бы таких людей… Когда вернемся в Париж, я отблагодарю вас.
В это время вошел Крийон. Она бросилась к нему:
— Крийон, мы немедленно отправляемся в дорогу! Прикажите седлать лошадей! Господин Шомберг поможет вам. Его и ваши приказы — это мои приказы. В дорогу ничего лишнего не брать, моих фрейлин оставить здесь. Вы поняли меня, господа?
— Как если бы эти слова исходили от самого Господа Бога, ваше величество.
— Мы едем в Мо. Факелов не зажигать! За малейшее неповиновение убивать на месте! Только так мы сможем сохранить свои жизни, а значит, жизнь Франции. Идите, мои храбрые дворяне! Король через несколько минут будет готов.
Оба поклонились и стремительно вышли.
Войско гугенотов подошло к замку два часа спустя после бегства королевы с сыном. Увидев большой вооруженный отряд у ворот, стражники заупрямились, не желая впускать непрошенных гостей, и Конде дал приказ выбить ворота бревнами, как это делали в давние времена при взятии крепостей. Когда, наконец, вход оказался свободным, часть войска, состоящая из ста пехотинцев и пятидесяти всадников, сразу же ринулась во двор замка.
Конде в сопровождении Ларошфуко, Ла Ну и двух десятков дворян бросился в королевские покои, ища тех, за кем они сюда пришли. Но кроме насмерть перепуганных нескольких фрейлин да дворцовой прислуги им не удалось обнаружить никого.
— Искать везде! Обшарить каждый уголок замка, они должны быть где-то здесь! — распоряжался Конде.
Начались поиски. Привели двух дрожащих фрейлин и двух слуг и тут же устроили допрос. Вначале все отпирались, уверяя, что ничего не знают, но после того, как захрустели кости у одного из них и потекла кровь из разбитого носа у второго, фрейлины, которым пригрозили, что с ними сделают то же самое, признались, что королева с сыном выехала из замка два часа тому назад.
— Куда они поехали?
— Это нам неизвестно.
— Много ли с ними было охраны?
— Около двухсот швейцарцев.
— Почему королева не взяла вас с собой?
Молчание. Обе пожали плечами.
Матиньон, который примчался сразу же, едва узнал о готовящемся мятеже, резко завернул одной из них за спину руку. Та истошно закричала и быстро заговорила:
— Приехал какой-то человек от коннетабля и что-то передал королю. Их величества быстро собрались и тут же покинули замок, не взяв никого с собой.
— Нас предали! — воскликнул Конде и приказал отпустить фрейлин. — Коннетаблю стало известно о наших замыслах и он предупредил королеву!
— Стоит ли верить этим двум шлюхам? — возразил Ла Ну. — Быть может, все же они прячутся где-то в замке?
Стали возвращаться один за другим посланные на розыски. Никто ничего не нашел. Никаких следов. В дверях показался Бельевр.
— Ну? — спросил его Конде. — Что обнаружилось в ходе осмотра?
— Монсиньор, во дворе и в помещениях нет ни одного солдата, ни одной лошади нигде, только запряжные. Королевская карета пуста, в остальных фрейлины. Мы напрасно теряем время; тех, кого мы ищем, здесь нет.
