Ильяс Есенберлин - Шесть голов Айдахара
Узбек-хан невесело усмехнулся. Нет на земле ничего вечного – он это знал хорошо. Даже золотое солнце всходит в определенное время и, пройдя начертанный ему создателем путь, гаснет за краем земли, отпылав напоследок зловещим красным светом. И нет такой силы, которая заставила остановиться светило в зените хотя бы на один миг. То же происходит и с государствами. Узбек-хан вспомнил персидского царя Дария, Искандера Двурогого, своего предка Чингиз-хана. Они были великими полководцами, создавшими великие государства. Но настал срок, и, достигнув зенита славы, блеснув яркой звездой, государства каждого из них стремительно покатились вниз, рассыпались на мелкие осколки, похоронив под тяжестью междоусобиц былое величие. Придет пора, и эта участь постигнет Золотую Орду.
Узбек-хан знал, что так оно и будет, потому страшился будущего. Грех роптать на всевышнего, но слишком уж короткий определил он человеку век. Кажется, только вчера поднял хан свой меч на Елбасмыша и сел на трон Золотой Орды, а конечная, главная цель по-прежнему далека, как и в первый день, когда его назвали ханом. Сильно его государство, преданные воины охраняют границы, а удовлетворения нет, потому что не осуществилось главное. И когда оно осуществится, сам Узбек-хан не может с уверенностью сказать.
Решаясь на убийство двоюродного брата, Узбек мечтал, став ханом, раздвинуть границы Золотой Орды от кипчакских степей до Багдада и Шама, присоединить богатые города Мавераннахра. А единственное, что ему удалось, так не дать объединиться врагам Орды. В Сердней Азии добрый десяток правителей, и она не обладает той силой, какую представляла при Кайду. В Мавераннахре сидит хан Кебек, в Хорезме – Кутлук Темир, Хорасаном правят потомки Джагатая. И Афганистан, и Кавказ, и Иран, и Ирак, и Сирия живут своей жизнью – почти не подчиняясь тем, кому должны подчиняться.
Глаза Узбек-хан сделались прозрачными и холодными. Не отрываясь, смотрел он на бушующее море. Ему подумалось, что жизнь схожа с морем. И в ней много таинственного и непонятного, а жизнь каждого человека подобна волне, стремящейся к берегу, где ее ждет конец. На смену одной волне придет другая. И так будет до бесконечности.
* * *Обширна площадь перед новой мечетью, но и она не вмещала всех желающих. Люди стояли тесно, дышали друг другу в затылки, во все глаза глядели на высокий деревянный помост с повисшими над ним двумя ременными петлями виселицы. Вислоусый палач с жирным лицом и тусклыми глазами медленно расхаживал по помосту, трогал сильной волосатой рукой, проверял на прочность ремни.
Ждал палач, ждали зрители. Тихий гул стоял над площадью. Люди старались разговаривать вполголоса, но их так много, что, казалось, шквальный ветер порывами проносился над их головами.
Великое событие совершалось в Крыму. Выносился приговор младшей жене покойного султана Жадигера – Ажар и его младшему сыну Ерке Кулану. Эти двое посмели нарушить законы шариата, переступить через заповеди, оставленные мусульманам для праведной жизни пророком Мухаммедом. Все знают, что за этот тяжкий грех виновных ждет смерть, но ведь последнее слово скажет великий хан Золотой Орды Узбек. Это ли не событие для правоверных мусульман? Это ли не праздник для душ, жаждущих справедливости?
Напротив помоста, где должна свершиться казнь, построен другой. На нем установлен походный трон, на котором сидит сам Узбек-хан, справа от него – советники и знатные воины, слева, во главе с имамом Крыма, – мусульманское духовенство: ишаны, муллы, мюриды.
Туленгиты привели Ажар и Ерке Кулана и бросили их на колени перед помостом, где сидел хан. Руки у молодых людей скручены за спиной волосяными арканами.
С жадным любопытством всматривался в их лица Узбек-хан. И Ажар, и Ерке Кулан знали свою участь, но странно: он не видел в их глазах страха. Даже в этот предсмертный час лица их были прекрасны, а сами они спокойны. Какая сила поддерживала их, что давало им возможность накануне смерти остаться гордыми? Неужели любовь всесильна?!
Откуда-то издалека донесся негромкий голос имама:
– Все готово, высокочтимый хан…
Продолжая думать о своем, Узбек рассеянно кивнул. Ему вдруг вспомнились строки, вычитанные в старой арабской книге: «Радость, пережитая человеком, молодит его, а душевные страдания старят и сокращают жизнь». Казалось бы, к нему, к Узбеку, никогда не должна прийти старость, потому что с самой юности он знал только радость и исполнение всех своих желаний. Он обладал самыми красивыми девушками и женщинами, легко расправлялся с теми, кого ненавидел, любил охоту с соколом на лисиц, гордый и счастливый, много раз ехал впереди своих доблестных туменов. Что нужно человеку для полного счастья, для вечной молодости? В двадцать лет Узбек сел на трон Золотой Орды… Почему же пришла старость, а она пришла, если постоянно одолевают мысли о смысле жизни.
Узбек-хан вдруг почувствовал, что одряхлело у него не тело, а душа. Быть может, испытанные им радости не были настоящими? Что же тогда настоящее и истинное, если не слава, не почет, не золотой трон, не обладание женщинами, не власть?
Снова издалека до хана донесся голос имама:
– Я сказал все… Ажар и Ерке Кулан совершили страшное преступление, и по законам, установленным пророком Мухаммедом, они будут казнены. Так как Ерке Кулан является чингизидом, его кровь не должна пролиться, потому и он, и Ажар будут повешены. Этот приговор, вынесенный по всем законам мусульманской религии, мы просим утвердить вас, высокочтимый тахсир хан…
Еще находясь во власти своих размышлений, Узбек-хан посмотрел на имама. Глаза того остро поблескивали, выжидательно следили за ханом.
«Приговор справедлив, – подумал Узбек. – Закон ни к кому не должен знать снисхождения, только тогда народ будет един, а ислам – вечен».
Узбек поднял руку, чтобы сказать слово, которого ждала, затаив дыхание, вся площадь, но в это время раздался яростный и хриплый голос султана Адилькерея:
– Я не согласен с приговором… Ажар сучка… Но на моей стороне право амангерства. Мой брат платил за нее калым… Пусть повесят Ерке Кулана, сбившего женщину с праведного пути, а жена брата, по законам шариата, должна принадлежать мне…
Узбек-хан усмехнулся и пристально посмотрел на Адилькерея.
«Странно устроена жизнь, – подумал хан. – Человек требует смерти сыну родного брата, лишь бы завладеть его женой. Что руководит сейчас султаном больше – похоть или желание мести? Быть может, оставляя ее жить, султан задумал мучить и унижать женщину до конца дней? И такое бывает».
Узбек опять посмотрел на Ажар и Ерке Кулана. Выслушав приговор, они по-прежнему оставались спокойными. Хану стало любопытно, как отнесется молодая женщина к тому, если он отменит казнь и подарит ей жизнь, но одной, без Ерке Кулана.
– Ты слышала, женщина, что сказал брат твоего покойного мужа? Если ты согласишься стать женой султана Адилькерея, то умрет только Ерке Кулан…
Женщина отрицательно покачала головой:
– Что из того, что нас не соединил мулла? Мы давно стали мужем и женой. Я поклялась, что никогда не покину Ерке Кулана. – Лицо Ажар дрогнуло. Она прикрыла глаза веками. – У нас есть одна просьба, великий хан… Если уж нам не суждено было жить вместе на земле, пусть после того, как будет исполнен приговор, нас похоронят в одной могиле…
По площади пронесся тихий гул. Никто не ожидал такого ответа, такой просьбы.
– Я против!.. – снова прохрипел Адилькерей. – Я должен владеть этой женщиной! Если она не согласна по доброй воле, то я укрощу ее силой, как я делаю это с необъезженными кобылицами!
Что-то заставило Узбек-хана продолжить затеянную им же самим игру, и он сказал:
– А что же делать с сыном твоего брата? Быть может, и ему следует подарить жизнь?
– Нет! – закричал султан, и к лицу его прилила темная кровь. – Он нарушил законы шариата. Он обязан умереть. И смерть он должен принять из моих рук, потому что он опозорил меня, втоптал в грязь честь своего отца!..
Узбек-хану захотелось спросить Адилькерея еще раз, действительно ли тот сможет собственными руками убить сына своего брата, но вдруг страшное воспоминание встало перед глазами, и готовые уже вырваться слова застряли в горле. Хан понял, что султан сделает то, о чем говорит. Ведь смог же он сам убить Елбасмыша – своего двоюродного брата.
Стараясь скрыть охватившее его замешательство, хан повернул голову к имаму, и тот понял, что Узбек ждет ответа.
– Просьба султана Адилькерея согласуется с законами шариата…
Люди на площади безмолствовали, затаив дыхание. Ждали, что же наконец решит хан.
Узбек прикрыл глаза и мысленно повторил про себя: «Надо быть твердым! До конца твердым!» Но ведь в конце концов и такая смерть отвечает требованиям шариата, и он не нарушит устои ислама, согласившись на просьбу султана. Народ должен видеть, что рука хана тяжела и он не знает пощады к отступникам от веры, но народ должен чаще видеть и мудрость своего повелителя. Не все ли равно, как умрет преступник. Но зато пройдут годы, и мудрость Узбек-хана прославится в легендах и сказаниях.
