Джон Робинсон - Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.
Боэмунд успешно отстоял свое право владычествовать в захваченном городе, вопреки возражениям графа Раймунда Тулузского.
Когда армия свернула на юг к Антиохии, один из крестоносцев решил отстать от прочих, дабы осуществить собственные упования на землю и сокровища. Останься он дома, и вряд ли кто-нибудь из потомков услыхал бы о Балдуине, младшем брате Готфрида Буйонского. Готфрид был герцогом Нижней Лотарингии, его брат Евстахий – графом Болоньи, но для юного Балдуина земель уже не осталось. Впрочем, он в них и не нуждался, потому что семья решила, что Балдуин станет духовным лицом. Однако, проучившись несколько лет, он бросил занятия, избрав жизнь рыцаря при дворе Готфрида, и никто даже не догадывался, какое честолюбие пылает в его груди. Он принял вместе с Готфридом обет крестоносца, потому что жизнь не сулила ему никаких перспектив, а в крестовом походе открывались новые возможности, которыми он и не преминул воспользоваться. Слова Урбана II, что крестоносцы должны взять себе землю, «в которой течет молоко и мед», как сказано в Писании, запало глубоко в его душу.
Балдуин не видел для себя никакой материальной выгоды в походе на юг, где он будет лишь ничтожным участником осады Антиохии, и потому надумал предпринять авантюрную экспедицию на восток, к реке Евфрат. Приспешников в христианском войске у него было не так уж много, но он все же сумел завербовать себе в компанию около сотни тяжеловооруженных рыцарей, голодных до поживы.
Путешествуя на восток к Месопотамии (современный Ирак), Балдуин вторгся не на мусульманские земли, а на земли армяно-григорианской церкви, давно подавляемой православными византийцами, которых армяне считали еретиками. Три христианских культуры должны были вот-вот схлестнуться, но поначалу армяне считали прибывших католических рыцарей долгожданными освободителями. Население встречало их с ликованием, и по пути к Балдуину присоединились кое-какие армянские войска. Князь Торос Эдесский, властитель княжества к востоку от Евфрата, донимаемый постоянной угрозой со стороны турецких цитаделей на севере и на востоке, отправил весточку Балдуину, призывая его дойти до Эдессы. К зиме Балдуин дошел до Евфрата, по пути взяв две турецкие крепости. Испытывая нехватку в надежных соратниках, он отдал захваченные цитадели под командование армянским аристократам, чем еще более подкрепил свою репутацию освободителя армянского народа.
Торос же впал в панику: до него долетели вести, что кровожадный мосульский эмир Кербога собирает рать, чтобы прийти Антиохии на выручку. Эдесса же лежала прямо у него на пути, что грозило армянам по обе стороны реки массовой резней. Посланники Тороса просчитались, полагая Балдуина наемником, предлагающим услуги за деньги, но Балдуин, льстя себя мечтами о собственном царстве, жаждал куда большего, нежели простой платы. И наконец от Тороса прибыло посольство с предложением, способным обратить эту фантазию в реальность.
В обмен за помощь Торос готов был официально усыновить Балдуина, сделав его своим единственным сыном и наследником. Далее, они с того же дня начнут править совместно: по мнению Тороса, полстраны лучше, чем никакой вовсе. Приняв предложение, Балдуин отправился в Эдессу в сопровождении восьмерых рыцарей. Князь Торос и христианское армянское население приветствовали Балдуина, прибывшего туда 6 февраля 1098 года, как своего спасителя – осада Антиохии все еще тянулась, и над городом нависала серьезная угроза прихода подкрепления под командованием Кербоги.
Торос тут же перешел к действиям, исполняя свою часть сделки, устроив публичную церемонию усыновления, – правда, никоим образом не связанную с христианством: ее участники разыгрывали старинный языческий ритуал, символизирующий рождение. Торос и Балдуин, обнаженные до пояса, были облачены в один балахон двойного размера. После того, как они соприкоснулись голой кожей груди, Балдуин выбрался из балахона, аллегорически родившись из тела Тороса. Повторив в точности ту же процедуру с княгиней, он официально стал их сыном и наследником.
Положение Балдуина как соправителя сподвигло армянское население осмелиться на такое, о чем до той поры говорили только шепотом. Тороса ненавидели не только за алчность, выражавшуюся в непомерной дани, но еще и за то, что он позволил армяно-григорианской церкви присоединиться к ненавистной восточно-православной церкви, дабы подольститься к императору Византии. И они поднялись на мятеж, считая, что в Балдуине найдут более достойного правителя. За покровительством Торос обратился к Балдуину, но тот, вероятно зная о мятеже заранее, порекомендовал соправителю отдать себя на волю народа. Торос, покинутый дворцовой стражей, попытался бежать через окно, но оказался в руках дожидавшейся внизу разъяренной толпы, забившей и изрубившей его до смерти, после чего с энтузиазмом провозгласившей Балдуина своим единственным правителем. Дабы укрепить свое положение, Балдуин запустил руку в казну Эдессы и привлек на защиту своего нового царства ряд рыцарей-крестоносцев, направлявшихся на помощь осадившим Антиохию, но увлеченных в сторону от цели куда более щедрыми и безотлагательными посулами Балдуина.
Это нашествие франкских рыцарей, которым направо и налево раздавали высокие посты и армянские земли, побудило некоторых армянских дворян на попытку второго восстания – на сей раз против выскочки Балдуина. К несчастью для них, заговор был раскрыт задолго до начала мятежа. Ответ Балдуина был молниеносен и беспощаден. Двоих схваченных зачинщиков ослепили. Остальных заговорщиков приговорили к отрезанию носов или отрубанию ног. Богатым аристократам позволили откупиться от ослепления и увечий ценой непомерных взысканий. Эти средства вновь наполнили казну Балдуина, но сокрушили могущество знати, обреченной практически на разорение.
Окончательно воцарившись на троне Эдессы, Балдуин присвоил себе титул графа Эдесского, основав первое из четырех больших католических государств, образовавших царство Иерусалимское. Он быстро достиг положения, которое можно было бы счесть зенитом власти, но истинная слава еще ждала его впереди. Благодаря своей дерзости и безоглядной целеустремленности Балдуин просто-таки неизбежно был обязан занять свое место в царственной череде монархов грядущего королевства Иерусалимского.
И хотя Иерусалим находился всего в десяти днях пути, крестоносцы в Антиохии угомонились на целый год – видимо, из-за эпидемии (судя по всему, тифа), унесшей жизнь папского легата епископа Адемара из Пюи. Руководство осталось на долю соперничающих мирских князей, а глашатая идей Папы, способного сплотить их во имя общего дела, с ними не стало. Епископ Адемар был дипломатом, старательно улаживавшим споры между мирскими вождями и относившимся к православному духовенству с уважением и щедростью, напоминая своего повелителя Папу способностью манипулировать людьми, не желавшими, чтобы ими манипулировали. Отныне же все пошло наперекосяк, и воцарилась неразбериха.
Дипломат сумел бы найти общий язык с эмиссарами шиитских правителей Египта, явившимися к крестоносцам. Египтяне отвоевали Иерусалим у турков-суннитов всего за несколько месяцев до того, как турки бросили все силы на отражение нашествия крестоносцев. Поскольку турки были их общим врагом, послы предложили христианским полководцам союз. Каирское правительство обещало гостеприимство и гарантировало безопасность всех христианских паломников в Святой Земле, но его инициатива была отвергнута. Крестоносцы были не согласны на меньшее, нежели полное завоевание, и приготовились выступить на Иерусалим целых пятнадцать месяцев спустя после прибытия под стены Антиохии. Христианские полководцы не видели ни малейшей разницы между турками и египтянами: все мусульмане – неверные, а все неверные – враги Христа и Его церкви.
Крестоносцы выступили на юг, но без князя Боэмунда, решившего остаться и основать свое новое княжество в Антиохии. По пути они взяли ряд городов и деревень, но самые яркие восторги вызвал захват почти полностью христианского города Вифлеем. Вояки, избавившие от нехристей место, где родился Спаситель, испытали новый прилив религиозного пыла. Прибыло послание императора Алексея, предлагавшего присоединиться к ним для штурма Иерусалима, если только дождутся его прибытия. Но это послание только подстегнуло крестоносцев, и, в конце концов, 7 июня 1099 года они узрели стены Иерусалима. При подходе крестоносцев египетский правитель Иерусалима велел засыпать или отравить колодцы в окрестностях города и отогнать прочь стада, излишние для нужд обороняющихся. Всех христиан попросили покинуть город – не из милосердия, а чтобы переложить бремя их потребностей в воде и пище на плечи завоевателей. Одним из выдворенных христиан был Жерар, владелец Амальфийского постоялого двора, тотчас же заявившийся к христианским полководцам и выложивший им все, что было ему ведомо о планировке и обороне Иерусалима. Доставленные им сведения пришлись очень кстати.
