Любовь Воронкова - Герой Саламина
На рассвете эллины оставили лагерь и ушли из Темпейского прохода обратно на Истм.
Фессалийцы были покинуты. Теперь им ничего не оставалось, как перейти к персам, «ибо нет силы сильнее немощи». А их военная сила была ничтожна.
ГРОЗА НАД ЭЛЛАДОЙ
Молодой персидский царь Ксеркс, сын Дария, поднял в поход свои бесчисленные войска, дабы «не умалить царского сана предков и совершить не меньшие, чем они, деяния на благо персидской державы».
К походу готовились несколько лет. Подвозили провиант. Собирали войска со всего персидского государства. Готовили корабли.
На перешейке мыса Акте Ксеркс распорядился прорыть канал. Он хотел по этому каналу провести свой флот. Можно бы пройти и вокруг Акте, но Ксеркс боялся этой красивой, но смертельно опасной для мореходов горы. Его отец, царь Дарий, во время похода на Элладу потерял там триста кораблей. В то время, когда персидский флот шел мимо Акте, вдруг поднялась неистовая буря. Говорили, что это эллины призвали на помощь Борея, владыку северного ветра, ведь он им родственник – его жена Орифия взята из Аттики. И могучий Борей поднял море дыбом и разбил о скалы Акте Дариевы корабли. Почти две тысячи персидских воинов погибло у горы Акте.
Поэтому Ксеркс приказал прорыть канал через перешеек, чтобы его флот мог пройти в Эллинское море. Множество людей из месяца в месяц, из года в год рыли заступами и кирками этот канал.
В это же время египетские и финикийские воины по приказу Ксеркса строили мост через Геллеспонт, мост из Азии в Европу, по которому должны пройти персидские сухопутные войска. Мост строился долго и трудно, у строителей не было ни опыта, ни умения. Но все-таки мост построили, длиной в семь стадиев.[15] И когда строители наконец разогнули спины и с облегчением вздохнули – работа кончена! – Геллеспонт вдруг взбушевался и разметал этот мост, будто его и не было.
Ксеркс чуть не ослеп от гнева. Ему было пророчество: «Один из персов соединит мостом берега Геллеспонта». И предсказатель объявил, что этим персом будет он, царь Ксеркс. Теперь же, когда Ксеркс выполняет волю божества, Геллеспонт противится ему!
Ксеркс тут же велел наказать непокорный пролив, и наказать так, чтобы впредь ему неповадно было противиться воле царя.
– Заковать в оковы! Заклеймить позорным клеймом, которым клеймят преступников! И сверх того – дать триста ударов бичом!
Царские палачи выполнили приказ. Бросили в Геллеспонт железные оковы. Заклеймили его позорным клеймом. И потом хлестали бичами.
– О ты, горькая вода! – приговаривали они, бичуя Геллеспонт. – Так тебя карает наш владыка за оскорбление, которое ты нанесла ему, хотя он тебя ничем не оскорбил. И царь Ксеркс все-таки перейдет через тебя, желаешь ты этого или нет. По заслугам тебе! Ни один человек не станет приносить жертвы такой мутной и соленой реке!
Так наказал царь Ксеркс Геллеспонт. Наказал и строителей, строивших мост, – им отрубили головы.
Начали строить новый мост. Натягивали тугие и очень толстые канаты, укладывали на них доски, на доски насыпали землю… В этих трудах и заботах прошло почти три года. И к тому времени, как с мыса Акте пришла весть, что канал прорыт, новый мост через Геллеспонт тоже был закончен.
Весной 481 года до н. э. армия Ксеркса двинулась к переправе.
Возле города Абидоса, что стоит на берегу Геллеспонта, на Абидосской равнине, царь захотел сделать смотр своим войскам. Жители Абидоса, предупрежденные заранее, поставили на высоком холме для царя белый мраморный трон. Ксеркс был доволен. Ему видна была вся равнина, заполненная его разноплеменным войском. Ему виден был и пролив, где лишь голубая полоска воды у дальнего берега была свободной от его кораблей. Моряки, стараясь показать свою ловкость и отвагу, устроили перед царем морской бой – корабли сражались, не вредя друг другу, с бортов летели стрелы, никого не поражая, весла триер и пентеконтер,[16] пенили воду…
Ксерксу была видна равнина, заполненная его разноплеменным войском.
Ксеркс был счастлив. Его глубокие глаза задумчиво смотрели из-под черных дремучих ресниц. Еле заметная самодовольная улыбка пряталась в блестящих завитках его густой бороды.
Да, он счастлив. Во всем мире нет никого могущественнее его, царя персов, царя мидян и всех неисчислимых племен, населяющих его царство от Индийского моря до Аравийской пустыни. Нынче же его царство перекинулось и на европейский берег – Фракия, Македония и многие города Эллады, завоеванные Дарием, подчинены ему.
Да, каждому своя судьба. После Дария должен был царствовать старший брат Ксеркса, Артобазан. Но мать Ксеркса, Атосса, вторая жена царя Дария, всемогуща. Она убедила Дария отдать царство Ксерксу, своему любимому сыну. Атоссе помог Демарат, спартанский царь, лишенный в Спарте царской власти и поэтому удалившийся из Лакедемона к персам.
«Ты родился, когда твой отец Дарий был уже царем, – сказал он Ксерксу. – Артобазан же родился, когда Дарий был только военачальником, а царем еще не был. Значит, Артобазан – сын Дария, военачальника. А ты, Ксеркс, – сын царя Дария. Поэтому нелепо и несправедливо, чтобы кто-либо другой, кроме тебя, Ксеркс, владел царским саном!»
«Эллины всегда были хитроумны, – думал Ксеркс, наслаждаясь зрелищем своего пестрого войска, шумящего на равнине, – такие советчики нужны царям».
Внезапно настроение его изменилось. Так бывает: светит солнце, и все вокруг светло и радостно, но нашло облачко – и радость исчезла…
Что-то слишком много оказалось у него советчиков. Если разобраться, то почему он здесь, на этой равнине у Абидоса, а не в Сузах, в своем роскошном дворце, не в Вавилоне, прекрасном и веселом городе, не в Экбатанах, в древней крепости за семью стенами, где горы дышат свежестью, спасая от летнего пекла?.. Зачем он созвал сюда народы со всей своей державы? Чтобы разорить и уничтожить маленькую страну на побережье – Элладу, страну, в которой даже хлеба не родится вдосталь? Какие богатства найдет он там?
Месть за поражение при Марафоне? Пустое. Это даже не война была. Просто его отец царь Дарий хотел наказать мятежников в покоренной стране. Так же вот, как недавно наказал египтян сам Ксеркс: он только что усмирил мятеж в Египте и придушил египтян тяжелой данью, чтобы забыли о восстаниях против персидского царя. Да его отец царь Дарий вовсе и не считал Марафон своим поражением.
Тогда почему же он, Ксеркс, сидит сейчас на этом белом мраморном троне на холме возле города Абидоса? Как это все произошло?
К нему в Сузы пришли послы из Фессалии от Алевадов. Алевады – самые богатые и знатные семейства из всех знатных фессалийских семейств. Они ненавидят Афины, где власть – в руках демократии. Поэтому Алевады и прислали сказать о том, что готовы помогать персидскому царю в его походе на Элладу.
Потом явился сын Писистрата, Гиппий, а с ним и его родственники. Писистрат когда-то властвовал тираном в Афинах тридцать шесть лет. Гиппий воевал против Эллады под Марафоном, неистово стремясь захватить победу, а вместе с ней и Афины и власть… Все эти люди, связанные родством с Писистратом, готовы были немедленно идти за Ксерксом на Элладу!
Потом – Мардоний, его, Ксеркса, двоюродный брат. Этому человеку нет покоя. Ксеркс знает, чего добивается Мардоний и к чему ведут все его пылкие речи. Он непрестанно призывал Ксеркса отомстить афинянам за все зло, которое они причинили персам, он соблазнял Ксеркса красотой их страны, обилием их садов и выгодным местоположением… Нужно ли все это Ксерксу? Нет. Это нужно Мардонию. Это нужно Мардонию, потому что он хочет сделать Элладу своей сатрапией.
А еще – этот прорицатель Ономакрит, которого привезли к нему послы Алевадов. Каждый раз, как являлся перед царем, Ономакрит пророчил ему поход и победу.
«И что же? Все сделалось так, как хотели эти люди! По их решению я здесь. По их решению эти полчища моих войск, может быть, завтра лягут в бою или погибнут в морской пучине…»
– Артабан, – обратился Ксеркс к своему дяде Артабану, который стоял рядом, – скажи мне, если бы тот призрак не явился тебе, остался бы ты при своем прежнем мнении и отсоветовал бы идти войной на Элладу?
– В свое время я не советовал твоему родителю, моему брату Дарию, идти походом на скифов, – ответил Артабан, не глядя на царя, – а он меня не послушал, и ему пришлось вернуться назад, потеряв много храбрых воинов из своего войска. Так же и тебе я не советовал идти против людей, которые доблестнее скифов и, как говорят, одинаково храбро сражаются и на суше и на море. Но и тебе и мне явилось во сне видение, которое потребовало, чтобы мы выступили в поход. Пусть же, о царь, то, что обещало это видение, сбудется лишь так, как мы оба этого желаем. Что до меня, то я все время полон страха, тем более что я вижу – у тебя есть два страшных врага.
