Рудольф Баландин - Странствующий рыцарь Истины. Жизнь, мысль и подвиг Джордано Бруно
В эпоху Возрождения папы дошли до того, что разрешили продавать индульгенции мертвым (выкупали, понятно, живые). Шутники сочинили даже стишок:
Как только монеток послышится звон,Душа из чистилища сразу же — вон.
Так свершалась подмена церкви как храма бескорыстной добродетели в постыдную лавку, торгующую грехами и преступлениями.
Подобные подмены обычны и понятны. Когда добровольный кружок единомышленников превращается в мощную организацию, бедные обретают богатство, униженные возвышаются, бесправные становятся владыками, гонимые получают возможность быть гонителями, — тут-то и начинается переоценка ценностей, перестройка сознаний, подбор людей, соответствующих изменившейся обстановке.
В первые века христианства за духовной благодатью к нему обращались идейные сторонники учения, вопреки гонениям и притеснениям. В период расцвета католичества к нему тянулись жаждущие власти и богатства, искатели материального благополучия. Посты в церковной иерархии покупались или раздавались родственникам и близким. За них платили «композиции». За высокие посты и цены полагались высокие, и для погашения «композиций» использовались индульгенции. Суммы достигали тысячи дукатов — целые состояния.
По подсчетам Т. Бригера, «эксплуатация чувства раскаяния благочестивых христиан Германии принесла около 60 000 дукатов». Подобные суммы пробуждали зависть у королей, крупных феодалов. И понятно: разоряя народ, папство разоряло государство, посягало, в сущности, на право «земных» вождей взимать налоги. В некоторых государствах правители запрещали под разными предлогами продажу индульгенций.
Усиливались противоречия между властями церковными и государственными, между «стадом» верующих и «поводырями» — владыками, между закоснелыми догмами церковников и смелыми идеями свободомыслящих философов, между роскошным фасадом казенного «Храма Благочестия» и его «верховными строителями», прогнившими от обилия пороков.
Назревали разрушительные конфликты.
Отдельные еретики, отступники от «истинной» официальной веры особых беспокойств не вызывали. В сущности, они критиковали не католическую церковь — как учреждение, систему закабаления, — а злоупотребления тех или иных пап, кардиналов, епископов. Например, англичанин Джон Виклиф в конце средневековья сопоставлял «законы Христа», заповеди апостольской смиренной жизни с пышностью и властолюбием высших католических чинов. Выходило, что папа живет не по Христу, а совсем наоборот; значит, он антихрист. Эти мысли повторял и развивал Ян Гус — преподаватель, а затем и ректор Пражского университета, и многие чехи, считавшие себя католиками, пригласили Яна Гуса на церковный собор в город Констанц для защиты своих взглядов в диспуте. Германский император Сигизмунд гарантировал ему неприкосновенность. На соборе Гуса обвинили в ереси, заточили в тюрьму, потребовали раскаяния и постановили сжечь его сочинения.
30 мая 1416 года были сожжены Ян Гус и приехавший вызволить его Иероним Пражский. Возмущенные чехи восприняли это как оскорбление всего чешского народа. Начались восстания крестьян и городской бедноты. К ним присоединилась часть рыцарей, бюргеров, священников.
Силе восставшие противопоставили силу, жестокости — жестокость, нетерпимости — нетерпимость. Движение гуситов сделалось народным. Попытки подавить его не удались: благословляемая папой римским, армия крестоносцев, под предводительством Сигизмунда I, короля Венгрии и Чехии, была разбита наголову. Тогда агенты католической церкви стали действовать хитростью. Обостряли раздоры в среде гуситов, расколовшихся на несколько партий. И народное движение, разгромившее пять крестовых походов папистов, было подавлено.
Движение показало возросшее самосознание западных славян. Несправедливая казнь двух чехов подняла весь народ на борьбу с «сильными мира сего» — папой и германской империей. И главное — победа над благословленным папой воинством! А еще раньше, в 1410 году, под Грюнвальдом объединенные полки поляков, литовцев, русских и чехов победили могущественный Тевтонский орден, который поддерживали феодалы Западной Европы.
Несколько десятилетий спустя после борьбы чехов против произвола католического руководства в борьбу вступил немецкий народ. И тут формально все началось с малого. В канун дня всех святых, 31 октября 1517 года, монах Мартин Лютер прибил к дверям церкви в замке Виттенберг свиток с 95 тезисами против индульгенций. Цель их: очистить папу и его власть от скверны «торговли грехами». Однако некоторые тезисы утверждали нечто большее: «Папа не может прощать преступления», «Индульгенция папы не в состоянии уничтожить ни малейшего греха», «К дьяволу пойдут со своими учителями те, кто воображает посредством индульгенций обеспечить себе вечное блаженство». По словам Ф. Энгельса, тезисы Лютера оказали «воспламеняющее действие, подобное удару молнии в бочку с порохом».
В своем протесте Лютер не был первым. Почти за полвека до него сходные мысли высказывал преподаватель Эрфуртского университета доктор теологии Иоган Везель. Его вызвали на суд инквизиции, обвинили во многих ересях, потребовали полного отречения от своих взглядов. Измученный в тюрьме, Везель совершил отречение в Майнском соборе и вместо костра испытал пожизненное заключение в подземелье.
Медленная весна религиозного возрождения, Реформации, во времена Лютера вступила в пору расцвета. У него нашлось немало сторонников; среди них — влиятельные сановники и священники. Он обращался к немцам, взывая к их национальной гордости, униженной притязаниями папы римского. Лютер выступил в защиту чехов-гуситов. Он великолепно возразил папистам:
«Следует побеждать еретиков писаниями, а не огнем; иначе оказывается, что палачи — самые ученые доктора на земле».
Правда, вскоре он собственноручно совершил то, что заклеймил в этих словах. В Виттенберге 10 декабря 1520 года, в присутствии своих студентов и горожан он сжег на костре папскую буллу о своем отлучении от церкви и книги церковного права. Студенты веселились. На следующий день он прочел им лекцию. Сказал: «Таким фейерверком ничего не сделано; сам папа, то есть папский престол, должен быть предан сожжению».
Поступок Лютера противоречил его словам. Но для реальной жизни механические законы логики не всегда применимы. Выступая против уничтожения писаного слова, приходится порой сжигать книги, призывающие к сжиганию книг. Поступок Лютера произвел сильное впечатление на многих. Оказывается, послания всемогущего папы, отправляющего на костер книги и людей, тоже легко сгорают, и за это вовсе не следует кара небесная или земная. Лютер даже призывал нарушать библейский запрет «не убий» ради свержения ненавистного папства. Он повторил призывы гуситов броситься «на кардиналов, пап и всю свору Римского Содома», «обагрить руки их кровью».
Его проповеди противоречили евангельскому принципу непротивления злу насилием. Он призывал к насилию во имя евангельского учения! Впрочем, легендарный Христос, воплощение смирения и доброты, бросился гневно изгонять торгующих из храма. Оказывается, дух торгашества может вывести из себя даже святого.
Лютер был понят и поддержан немецким народом. Во многом потому, что в Германии еще сохранялась традиционная средневековая религиозность, серьезное отношение к священному писанию. Ничего подобного уже давно не было при папском дворе. Там царило самое постыдное циничное неверие в те идеалы, которые провозглашались для народа.
Немецкий историк Леопольд Ранке писал: «В Риме считалось хорошим тоном опровергать главные положения христианства. При дворе говорили о догматах католической церкви и о текстах святого писания только в шутку: таинства веры или презирали, или упоминали о них с богохульством. Безнравственный кардинал Биббиена… писал французской королеве-матери, что он почитает ее, ее сына Франсуа и ее дочь Маргариту как святую троицу и готов верно и набожно поклоняться этой троице…»
Однако, несмотря на некоторые резкие высказывания, Лютер не был сторонником вооруженной борьбы за переустройство общества. Государственную власть он признавал, а к папе обращался с увещеваниями. Это не спасло его от гонений. В 1521 году германский император Карл V потребовал у Лютера отречься от своих взглядов, на что последний ответил: «На этом я стою и не могу поступать иначе». Лютеру пришлось укрываться в замке саксонского курфюрста.
Карла V можно было понять. Он владел крупнейшей «Священной Римской империей», распространяя свою власть на Испанию и ее заморские владения. Католичество помогало ему крепить лоскутное государство, сплачивать единой верой. Но и его воля оказалась бессильной, когда последовало стихийное волеизъявление народа. Голос Лютера вызвал разрушительную лавину.
