Наталья Павлищева - Елена Прекрасная. Красота губит мир
– Она не девственница, – буркнул Тесей.
– Ага, – согласился с ним приятель, – совсем не девственница.
– Вы уже проверили?!
Два друга изумленно уставились на Эфру, она что, думает, что двое сильных мужиков могут несколько дней видеть перед собой этакую обнаженную красотку и молча грызть орехи?!
– И кто теперь поверит, что это не ваших… не ваша вина?!
Но сделанного не вернуть, Эфра попыталась уберечь Елену от любви своего беспокойного сына и его приятеля, хотя это редко удавалось. Оставалось надеяться, что Тиндарей, перебесившись, согласится на брак младшей дочери с Тесеем.
Вечером мать попыталась расспросить, как это приятелям пришло в голову выкрасть Елену. Тесей пожал плечами:
– Подсказала какая-то старуха. Это обычное дело для Спарты, там будущую жену крадут, помещают у подруги, посещают по ночам и лишь потом женятся.
– Но не царскую дочь, – вздохнула Эфра, – и не такую молодую.
– Она не сопротивлялась…
– Может, обойдется…
Но дома приятелям спокойно не сиделось. В первый же вечер Пирифой позавидовал другу, мол, у тебя жена вон какая, а мне что?
– Мне своя дочь Зевса нужна. Добуду себе.
Подвыпивший Тесей согласно кивнул:
– Кого хочешь?
– Персефону!
– Кого?!
– Персефону! – упрямо замотал головой пьяный Пирифой.
– Жену Аида?!
– Да! Тебе одна дочь Зевса, мне другая! – заартачился друг Тесея.
Елена прислушалась:
– Кто дочь Зевса?
Тесей махнул на нее рукой:
– Ты дочь Зевса.
– Я?!
У юной женщины даже дыхание перехватило. Она знала, что ее мать Леда была соблазнена Зевсом, и знала, что у Леды двое божественных детей, но считала сыновьями Громовержца своих братьев Кастора и Полидевка, а никак не себя или Клитемнестру.
Тесей вытаращил на юную супругу глаза:
– Ты что, не знала?!
Хотелось закричать: что же вы раньше молчали?! Потом Елена подумала, что это ничего не изменило бы. Впрочем, ей вполне нравилась ее жизнь, разве что афиняне косились… Но на остальных красавице наплевать. Да вот еще: начал выпирать живот, сказались тайные встречи с Агамемноном. Но и это мало беспокоило, мать Тесея Эфра относилась к ней хорошо, в крайнем случае Эфре можно будет оставить ребенка.
Пока она размышляла над тем, что ей дает новое знание, приятели договаривались о своем, разгоряченные вином, они твердо решили добыть у Аида его супругу Персефону и привезти в этот же дом! Когда Елена поняла, что они задумали, покачала головой: сумасшедшие. Ясно, что из Подземного мира эти двое ненормальных не вернутся, но переубеждать их не было никакого желания, в конце концов, дочь Зевса могла достаться и более молодому и красивому герою или царю. Конечно, Тесей весьма знаменит, но он немолод…
Елена сделала вид, что вместе с Эфрой отговаривает двух приятелей от опрометчивого поступка, но тех уже понесло: Аид, так Аид! Как ни умоляла Эфра своего неугомонного сына, герои отправились в Царство мрака, словно нельзя было подождать, когда Персефона выйдет на полгода жить на землю. Причина была простой, Тесею страшно не терпелось вступить в свои мужские права на Елену по-настоящему, а не украдкой, значит, скорее сыграть свадьбу, но сделать это он не мог, пока у Пирифоя не было супруги…
Забегая вперед можно сказать, что Аид жестоко пошутил над претендентами на его жену, приклеив обоих задами к камням у входа в Царство мертвых. Тесея через несколько лет сумел вызволить Геркулес, правда, оторвав ему часть седалища (а как иначе?), а вот Пирифой так и остался сидеть… Сердобольная Персефона приносила незадачливому ухажеру еду и питье, жалела бедолагу, но помочь ничем не могла…
ЯБЛОКО РАЗДОРА
На Крите горы совсем иные, чем в Аркадии. У Аркадии бесплодны не только верхушки, часто безжизненно и то, что не скрыто за облаками. Скалы громоздятся друг на дружку, кажутся неприступными, но в действительности они легко крошатся под ударами молотка. В этих сморщенных, искореженных, серых скалах множество пещер, где издревле находили прибежище люди. На этих же спрятавшихся за облаками вершинах живут бессмертные боги.
На Крите между гор прячутся от ветров изумительные ущелья и долины, покрытые пшеничными полями, склоны усеяны виноградниками, оливковыми рощами, зарослями сладкой смоковницы… Даже сами горы здесь кажутся разноцветными. Он везде разный и такой прекрасный, этот Крит. Сития и Ласити, хотя и безлесные, в сплошном ковре трав, Ида заросла дубами, бальзаминами и кипарисами, Амари ладанником, каменным и греческим дубом, на юге аллепские сосны спорят с мастиковыми деревьями, в Белых горах сосны с гигантскими кипарисами, на западе Семон и Касамос покрыты ковром вереска и каштана… И всюду луга, а где луга, там и пастухи со своими стадами.
Добравшись до Крита с материка (или наоборот?), люди поспешили назвать привычными именами похожие на домашние места – реки, ручьи, горные вершины. На Крите тоже есть Олимп и Ида, Дикта, Гиппокоронейон…
Эти же названия путешественники понесли и дальше в Азию, в Троаде тоже своя Ида. И на Иде свои пастухи…
Нимфа Энона с тихим смехом наблюдала, как во сне пытается отмахнуться от несуществующей мухи ее муж Парис. Просто это сама Энона тоненькой травинкой проводила под носом у возлюбленного, дразня его.
Но Париса разбудила не травинка, а голос их сынишки. Кориф восторженно кричал, поймав какого-то жука. Жуку в ладошке малыша было не слишком уютно, тот вовсю ерзал, пытаясь выбраться, щекоча руку мальчика лапками. Прибежав к матери и отцу, Кориф поторопился показать пойманное сокровище, раскрыл пальчики и, конечно, выпустил жука, который тут же раскрыл крылья и полетел прочь, сердито жужжа. Кориф заревел во весь голос.
Энона подхватила мальчика и понесла к реке умываться. Лучше бы осталась рядом с мужем, потому что произошедшее в следующую минуту изменило жизнь не только их с Парисом, но и очень многих людей…
Боги сидели вокруг стола и веселились, празднуя свадьбу. Очередное увлечение Зевса Фетида выходила замуж за простого смертного Пелея. Что заставило Громовержца на радость Гере своими руками отдавать другому понравившуюся ему красотку? Пророчество, что родившийся у Фетиды сын будет много сильнее отца и станет причиной его гибели. Зевс, прекрасно помнивший, как сам же скинул своего папашу Крона, не рискнул продолжать ухаживание за Фетидой, но никто другой тоже, пришлось бедолаге выходить замуж за смертного.
Все шло хорошо, веселые голоса богов и богинь славили будущую семью и желали скорейшего рождения сына, Пелей обещал вырастить малыша действительно крепким и сильным, а что до собственной гибели, так на земле смертных больше, чем бессмертных… Ахилл, родившийся после этой свадьбы, действительно превзошел отца силой.
И вдруг Гера заметила на столе невесть откуда взявшееся красивое яблоко. На его боку сияла надпись: «Прекраснейшей».
– Это для меня, – улыбнулась супруга Громовержца.
– Почему это?! – возмутилась Афродита. – Всем известно, что Прекраснейшая я!
Не осталась в долгу и Афина:
– Кому это «всем»?! Может, для своих любовников ты и прекраснейшая, но для меня так… фи!
– Для тебя?! Да кто ты такая, чтобы вообще о красоте судить?! Коза с оружием!
– Я?!
– Обвешалась доспехами, чтобы не было видно, что больше похожа на колонну, чем на женщину!
– А ты свой пояс сними, сразу все увидят, чего ты стоишь!
– Да я и без пояса во сто крат краше тебя в твоих побрякушках!
– Девочки, девочки, не ссорьтесь! Яблоко мое, – Гера протянула руку за красивым плодом. Ей наперерез метнулась Афродита:
– Сама себя Прекрасной назвала?!
Чуть со стороны раздался тихий голос богини раздора Эриды, которую попросту не пригласили на свадьбу, но которая это яблочко и подкинула:
– Пусть Зевс рассудит.
Зевс сверкнул глазами на Эриду, богиня раздора есть богиня раздора, чего от нее ждать? Но как рассудить, если требуется выбрать между тремя богинями? Отдать Гере, тогда про стрелы Эрота можно забыть и сидеть привязанным к супруге, а Зевсу очень нравились любовные похождения. Отдать Афродите, значит, навлечь на себя гнев Геры, отдать Афине (тоже ведь хороша!) – обидятся первые две. Громовержец с тоской оглянулся. И тут его взгляд сквозь просвет в облаках упал на сладко потягивающегося после сна Париса.
– Вон он рассудит. Простой смертный, так честней будет.
– Он?.. – разочарованно протянула Афродита. – А кто это?
Зевс подозвал Гермеса и что-то спросил. Тот объяснил, Громовержец кивнул и хмыкнул, подзывая теперь богинь:
– Это пастушок Парис. Пусть он отдаст яблоко той, которую сочтет Прекраснейшей.
– Вечно ты норовишь уйти от ответственности, – проворчала Гера. – Во всем так. – И вдруг подозрительно поинтересовалась: – Это тоже твой сын?
– Нет! – быстро отказался Зевс. – Мамой клянусь!
Возможно, Гера и продолжила бы допрос супруга с пристрастием, но две другие богини уже поспешили за Гермесом вниз, пришлось и ей поторопиться.
