Джейн Харрис - Наблюдения, или Любые приказы госпожи
Прежде чем отправиться в курятник за яйцами, я быстренько осмотрелась вокруг. С одной стороны от дома была конюшня, с другой — огород. Дальше по тропинке находилась ферма с коровником, где я побывала вчера. Сам дом стоял здесь, похоже, уже целую вечность, песчаниковые стены стали грязно-серыми от времени. Он был двухэтажный, с несколькими одноэтажными флигелями, с высокими дымовыми трубами и зубчатыми фронтончиками в виде крепостных башен. Судя по затейливой форме крыши, здесь имелись еще две-три мансарды навроде той, где располагалась моя крохотная каморка. Надо полагать, когда-то усадьба выглядела роскошно, но сейчас пришла в запустение. Стекла в некоторых окнах потрескались, краска на стенах где облупилась, где вздулась пузырями, все дорожки вокруг заросли сорняком. Не то чтобы я разбиралась в таких вещах, но у хозяев явно не хватало либо денег для ухода за домом, либо наемных рук.
С одной стороны я радовалась, что мне позволили поспать подольше, но с другой стороны, странное дело, у меня руки так и чесались взяться за какую-нибудь работу, причем желательно погрязнее и потруднее. Ну, я схватила корзинку и отправилась к куриному вольеру. Господи Исусе, я и не представляла, что несколько паршивых куриц могут так вонять. Оставалось единственно задержать дыхание, иначе я там и полминуты не выдержала бы. Вдобавок несколько яиц были извозюканы в помете, я чуть не сблевала. Но я собрала девять штук, не разбив ни одного, и задом наперед выползла наружу, хватая ртом воздух. Когда я повернулась — как вы думаете, кто там стоял во дворе с ухмылкой до ушей, засунув руки в карманы? Да не кто иной, как вчерашний джоки-горец. Я прям подскочила от неожиданности.
— Какого рожна ты приперся? — заорала я. — Ты что ж, засранец, следишь за мной?
Должна заметить, бранные выражения я допустила потому только, что своим внезапным появлением он напугал меня, чуть сердце не лопнуло, вдобавок я не слишком обрадовалась при виде приставучего малого, сопляку ведь еще и шестнадцати нет, а уже такой похотливец, каких свет не видывал.
— Расталдык твою тудыть, — говорит он, такая у них дурацкая присказка, у деревенщины шотландской. — Могу спросить то же самое.
— Отвали и сдохни, — говорю. — Дубина стоеросовая.
— Дубина моя вона где, — ухмыльнулся мальчишка и упер руки в боки, наставив указательные пальцы на свой шишак, воинственно торчавший под портками. Потом говорит: — Мож пойдем в амбар да покувыркаемся тама как муж с женой?
Он шагнул ко мне, и я швырнула в него яйцо, оно попало в подбородок, и желток потек на шарф и жилетку. Уморительное зрелище, я так и прыснула. Мальчишка вытер рукой подбородок, а руку обтер об штанину. Потом осклабился как малахольный и снова шагнул вперед. Я уже собралась запустить вторым яйцом, но тут увидела миссус, торопливо идущую к нам через двор, и сказала:
— Ну все, сейчас тебе достанется от хозяйки за нарушение владения.
Парень оглянулся посмотреть, кто там идет, потом запустил руки в карманы и принялся насвистывать, озираясь по сторонам с самым невинным видом.
— Миссус, — говорю я, — то есть мэм. Этот мальчишка пристает ко мне. Он притащился сюда за мной, и от него просто спасу нет.
Миссус посмотрела на него и спрашивает:
— Это правда, Гектор?
Гектор?
Малый хитро подмигнул мне, страшно довольный собой, вот мерзавец. Потом повернулся к миссус.
— Да нет же, миссус Рейд, — говорит. — Ничо подобного. Я просто спросил у этой нахалки, какого ляда она ворует ваши яйца, а она швырнула в меня одно.
И такую невинную физиономию скроил, прям святой праведник да и только. Ну и взъярилась же я.
— Врешь! — говорю, и еще много чего сказала бы, но миссус перебила меня:
— Гектор, это Бесси, наша новая служанка.
— Ох, да неужто? — Он удивленно так глаза вытаращил, хотя на самом деле нисколько не удивился, я притворщиков за милю чую. — Новая служанка, значит? Хорошо, хорошо. — И оглядывает меня с головы до ног, точно корову на торгах.
— Это Гектор, — говорит мне миссус. — Он нам помогает по хозяйству. Для него здесь каждый день какая-нибудь работа находится.
Ясное дело, меня эта новость не шибко обрадовала. Я в свою очередь смерила его таким взглядом, словно он был большим куском того, что можно найти в ночном горшке с утра пораньше.
— Как твой зуб, Гектор? — спрашивает миссус.
— Вы только гляньте, какая дыра! — Он засунул грязный палец в рот, чтоб оттянуть губу, как делал намедни чуть не поминутно.
Миссус быстро прикрыла глаза ладонью — и можно ли ее винить?
— Я не хочу смотреть. Просто хочу знать, успешно ли прошла операция.
Мальчишка вытащил палец изо рта и вытер о рукав.
— Ага, очень даже успешно, мэм. Страсть как больно, и в ушах такой треск, будто картошечный куст из земли выдираешь.
— О господи, — поморщилась миссус. — Ну ладно, возвращайся к работе.
Мальчишка слегка кланяется ей, потом иронически отвешивает мне поклон пониже и, еще раз насмешливо подмигнув, убегает со двора. Насчет выдирания кустов мне ничего не ведомо, но что у него промеж пальцев ног можно картошку сажать, это точно.
Миссус повернулась ко мне.
— Гектор действительно приставал к тебе?
— Немного, мэм. Ничего такого, с чем я сама не справилась бы.
— Вот и молодец. Только впредь постарайся обходиться без швыряния яйцами. — Она улыбнулась. — Ты недавно напевала славную песенку. Мне кажется, я никогда прежде такой не слышала.
— Не слышали, мэм, — говорю. — Я сама ее сочинила.
— Правда? — удивилась она. — Какая ты умница. — Потом быстро подняла руку и меня по щеке погладила. — О чем ты сейчас думаешь, Бесси?
— Мэм? Ни о чем, мэм. Я вообще ничего не думала.
На самом деле я думала, что при малейшей возможности расколола бы Гектору черепушку как орех. Но я не хотела признаваться, чтобы миссус не подумала обо мне плохо.
— Уверена, это не так, — говорит она. — Мы всегда о чем-нибудь думаем, все до единого. Впрочем, ладно. Сколько яиц ты собрала?
— Девять… то есть восемь.
— Молодец. — Она улыбнулась ласково-преласково, потом повернулась и пошла обратно в дом. Я смотрела ей вслед.
О чем ты думаешь? Ну и вопрос. Мне сроду никто не задавал такого вопроса.
Остаток утра миссус показывала мне, какие работы нужно делать по дому, а после обеда послала меня в Соплинг купить ячменных лепешек. Соплингом называлась ближайшая деревня, и меня разбирал смех всякий раз, когда я слышала это название, уж больно оно походило на слово, каким обозначают то, что вы из носа высмаркиваете. Когда настало время идти, миссус проводила меня за огород и показала кратчайший путь — по тропинке через поле под названием Каубернхилл, а потом по проселку до перекрестка с Большой дорогой, где и находится деревня.
— Не задерживайся, — говорит она. — Лепешки мне понадобятся сегодня днем. Купишь — и сразу обратно.
— Да-да, — отвечаю. — Бога ради, женщина, не кудахтай как курица.
Нет, конечно. На самом деле я сказала: «Разумеется, мэм» — и взяла у нее монетки. Потом сделала изящный реверанс и пошла прочь. Миссус так мило держалась со мной все утро, я почти забыла о ее ночных чудачествах.
От Каубернхилла я осталась далеко не в восторге, там оказалось коровьего навоза по колено, хорошо хоть сами коровы паслись в тот день на другом поле. Небо было цвета овсянки, съеденной мной на завтрак, но день стоял безветренный и не особо холодный. По пути я громко распевала песенку собственного сочинения, правда пока у меня было только два куплета с припевом, а дальше я еще не придумала.
Немного погодя я подошла к маленькому полю, посередь которого внаклонку стоял мужчина, разглядывая землю. Не желая привлекать внимание, я перестала петь, едва его заметила. Но когда я проходила мимо, мужчина выпрямился и уставился на меня. Он был низкорослый, худой и постоянно сплевывал под ноги. Позже я узнала, что это Бисквит Кротки, один из фермерских работников. Он стиснул кулаки и воззрился на меня с таким негодованием, будто увидал самого Сатану, праздно разгуливающего по проселку. Я на всякий случай помахала рукой и поздоровалась, ведь он мог оказаться моим новым соседом. В ответ мужчина харкнул и смачно сплюнул на землю, но по нему было видно, что это всего лишь очередной плевок из многих тысяч, которые он делает за день, а потому было бы несправедливо сказать, что плевок адресовался именно мне.
Слава богу дорога скоро повернула за живую изгородь и стала спускаться вниз. Я вздохнула с облегчением, скрывшись от глаз неприятного типа. Вскорости я вошла в деревню. Тогда, до открытия новых угольных рудников, деревня была гораздо меньше нынешнего и населена главным образом углекопами да ткачами, чьи дома теснились вокруг Перекрестка и беспорядочно тянулись по обеим сторонам Большой дороги. Я поискала там кофейню или еще какое-нибудь развлекательное заведение, но меня ждало горькое разочарование. Правда на одном краю деревни находилась таверна под названием «Гашет», а в двух шагах от Перекрестка — маленькая гостиница «Лебедь». Двумя другими достопримечательностями здесь были старая кузница и лавка, служившая одновременно пекарней, бакалеей и почтовой конторой. На улице играли с полдюжины чумазых ребятишек, бродили два шелудивых пса, стояли несколько запряженных телег и двуколок. Ни даже какого-нибудь захудалого театрика или танцевального зала. На единственном общественном здании красовалась вывеска, извещавшая, что оно арендовано масонской ложей, обществом «Вольных садовников». Я была ужасно разочарована. В окне лавки висело объявление о званом вечере, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что он состоялся в прошлом месяце и не здесь, а в соседней деревне под названием Смоллер. Несмотря на острое желание выпить пару-другую кружек пива, я прошла мимо таверны и гостиницы, не сворачивая. Заявиться домой навеселе в первый же рабочий день значило бы нарваться на страшные неприятности. Кроме того, мне не хотелось сердить миссус, помогшую мне начать новую жизнь.
