Василий Веденеев - Дикое поле
И надо же, упрямо повторяется одно и то же, словно порчу напустили. Хочет он во сне ухватить скоморохов, а они не даются, проходят, будто туман, между пальцами и вновь начинают свои бесовские пляски, издевательски звеня бубенцами. К чему бы это? Лошадь, кажется, ко лжи? Помнится, кобыла была хорошая, гладкая, белая, как молоко. Стало быть, ложь окажется складной? Но кто солжет и в чем?
Горько усмехнувшись, Бухвостов перевернулся на бок: чего гадать, и так кругом ложь да обман! С тех пор как был он поставлен во главе тайного дела охраны державных рубежей, сколько и сколькие ему лгали? И скольким он солгал не моргнув глазом? Да только ли солгал? Молодым был два десятка лет назад, когда согласился взвалить это тяжкое бремя на свои плечи, не знал, каково оно дается — обманом, клятвопреступлениями, хитрыми заговорами, ядом, тайными гонцами, смрадом пыточных, бессонными ночами. Теперь ни за какие коврижки не согласился бы, да уж поздно назад оглобли поворачивать. Кому отдать и доверить то, что выпестовал, построил, укрепил? В чьи руки передать тайные связи, тянущиеся, как нити, на Юг и Запад, Север и Восток?
Никита Авдеевич поднялся с постели, небрежно перекрестился на тускло горевшую под образами лампаду и подошел к оконцу спальни. Посмотрел на раскинувшийся около его палат густой сад, в этот ранний час покрытый пеленой легкой предутренней дымки. За деревьями угадывался крепкий тын, а за ним — приземистые строения: там у него своя тюрьма, своя пыточная, свой палач, верные люди, готовые отвезти тайную грамоту хоть за тридевять земель и вернуться с ответом.
Ладно, страшен сон, да милостив Бог, решил Бухвостов. Но мысли о привидевшихся ему скоморохах и белой кобыле оказалось прогнать не так-то просто: сон мучил, душа томилась предчувствием грядущей беды.
Да икак ее не ждать, если уже три года — с тех пор, как казаки взяли у турок Азов, — нет покоя душе. Поклонились донцы Азовом государю, как некогда поклонился грозному царю Сибирью атаман Ермак. Но только протяни руку за Азовом, как зашевелится за морем страшный зверь. Турция. И тогда неминуема война!
Пока удается отговариваться тем, что казаки, мол, сами по себе: Войско Донское самостоятельно решает, с кем ему воевать, а с кем жить в мире, и, не спросясь Москвы, захватило крепость. Но долго ли будешь рассказывать туркам сказку про мочало? Крымская орда вот она, рядом, за Диким полем. А хан крымский полностью под рукой султана турецкого. Поднимутся татары — и запылают русские города, поведут людей в полон, чтобы продать на невольничьих рынках, сделав навек рабами. И османы в стороне не останутся: может начаться нашествие похуже Батыева!
На Западе поляки сабли точат: недавняя война с ними окончилась для России неудачно. Правда, себя отстояли, но и потеряли многое. Мир сейчас, как воздух нужен, чтобы Державе в силу войти.
Никита Авдеевич накинул кафтан и вышел в горницу. Там уже вертелся горбатый шут Антипа, для потехи наряженный в иноземное платье, с большой деревянной саблей на боку.
— Здравствуй, хозяин. — Шут скорчил плутовскую рожу, невольно напомнив Бухвостову о кошмарном сне. — Как почивалось?
— На стол собрали? — вместо ответа мрачно поинтересовался Никита Авдеевич. — Романовна моя спит еще? А Любаша?
— И хозяйка твоя, и племянница на теплых перинах нежатся, — сообщил шут. И, понизив голос, добавил: — Вчерашний день опять о женихах гадали, припозднились. Прикажешь разбудить? Я мигом.
— Не надо, — отмахнулся Никита. — Пусть умыться подадут, да вели возок заложить. На торг поеду.
— На торг? — Горбун округлил глаза и радостно хлопнул в ладоши. — Возьми меня с собой.
— Возьму, — вяло согласился Бухвостов, не желая затевать спор с прилипчивым, как смола, Антипой. Парень проверенный и не глупый, иначе не держали бы его в доме. Помехой не будет.
Умывшись, Никита Авдеевич сел завтракать и подумал, к чему бы это гадали на женихов: торопятся, что ли, девку замуж отдать? Год назад, после смерти жениной сестры, они взяли в дом сироту Любашу: кто же ей будет опорой и защитой, если не ближняя родня. Девица пригожая, на выданье. Глядишь, отыщется для нее добрый человек, а уж дядюшка на приданое не поскупится. Да и сама сирота деревеньку имеет. Опять же веселее стало в доме, все кажется, что они с Романовной моложе годами — сыновья-то разъехались на государеву службу — скучно.
Откушав, Бухвостов позвал дюжего холопа и спустился во двор к возку. Антипа уже нетерпеливо пританцовывал около лошадей. Разрешив ему сесть рядом с кучером, Никита Авдеевич забрался в возок и велел трогать. Распахнулись мощные, похожие на крепостные ворота усадьбы, окруженной крепким и высоким забором. Возок выкатил на улицу.
Торг раскинулся неподалеку от стен Кремля. Бухвостов поглядел на пестрое скопление людей, сновавших между рядами лавок и лотков. В глазах рябило от множества товаров, а по ушам резануло шумом — купцы громко расхваливали товар, покупатели отчаянно торговались, стараясь сбить цену. Где-то тревожно ржали лошади, а из ближнего кабака доносилось пьяное нестройное пение мужских голосов.
«Наверное, стрельцы гуляют», — подумал Никита Авдеевич и приказал кучеру остановиться.
— Дальше пешком пойду, — вылезая из возка, ворчливо сказал он и прикрикнул на шута и холопа: — Не отставайте! Чтобы под рукой были!
Важно расправив бороду, Никита Авдеевич пошел между рядов, прислушиваясь и приглядываясь, щупая товар и прицениваясь: смекалистый человек может узнать на торжище много полезного. Вот, к примеру, почему иноземные товары начали дорожать день ото дня? Значит, привезти товар война мешает, либо возмущение какое в той стране, или правитель запретил вывозить. А почему запретил: сам готовится воевать или большую выгоду хочет получить? А то вдруг купцы из какой-то страны разом засобирались домой, начинают товары скорее сбывать с рук или перепоручать верным людям. Что там у них приключилось? Купец, он мошне молится, вести быстро получает. И Никите Авдеевичу о всех иноземных происшествиях надо знать точно, из первых рук. Нет, на торжище только пешком ходить, все примечая и в оба уха слушая.
В рыбном ряду два молодца подняли за жабры осетра: на вытянутых вверх руках держат, а хвост на земле лежит. Хорош!
— Купи, добрый человек.
— Не надо, — отказался Бухвостов и направился дальше, поглядывая на окуньков, нежную стерлядь, тупорылых сомов.
Вот и суконный ряд. Никита Авдеевич зашел в лавку, приценился к серебристой заморской парче. Но ничего не купил, пошел в другую лавку, из нее — в третью. Наконец выбрал кусок бархата, отсчитал деньги. Холоп шустро отнес покупку к возку.
И снова важно шествовал по торжищу дьяк Посольского приказа Никита Бухвостов. В ряду оружейников, и бронников он придирчиво осмотрел звонкие сабли, потом попробовал примерить калантарь — безрукавный, со стальными пластинами доспех. Куда там! На богатырскую его фигуру специально броннику заказывать надо бы. Повертел тонкой работы корду — однолезвийный, слегка искривленный легкий клинок. Но от покупок отказался и распрощался с оружейниками, обещав наведаться еще. Выйдя из лавки, Бухвостов незаметно поманил пальцем Антипу и тихо спросил:
— Поглядел?
— Никто за нами не тащится, хозяин.
— Ладно, — зорко осмотревшись по сторонам, Никита Авдеевич не заметил ничего подозрительного. Решил: — Еще немного походим.
Торг дело такое: не только многое можно узнать, но и многого лишиться. Ладно бы кошелька, который утянут ловкие воришки, а то в толчее нож под лопатку запустят и скроются в толпе. Еще хуже, если выслеживают, куда Бухвостов направился, к кому заходил и сколько там пробыл.
Человека, к которому шел сегодня Никита Авдеевич, он берег как зеницу ока. Даже тени подозрения не должно на него упасть! Не один год потратил дьяк, чтобы найти его и завязать тесную дружбу. Естественно, за помощь в тайных делах приходилось платить золотом, но человек того стоил.
Покружив по рядам, дьяк еще раз внимательно огляделся и направился к лавке перса Аббаса. Холопу приказал остаться у крыльца, а сам, опираясь на плечо горбуна, вошел в душный сумрак увешанной коврами лавки.
— О, какой гость! — выкатился ему навстречу маленький толстый Аббас ар-Рави. — Твое посещение — счастье для меня!
— Ладно, — неласково буркнул Никита Авдеевич. — Показывай товар.
Купец прижал короткопалую руку к сердцу.
— Все самое лучшее для дорогого гостя! — приказал он слугам.
Мгновенно появились китайские шелка, фряжские сукна, английский бархат, хорасанские ковры.
— Здорова ли супруга моего драгоценного гостя? — снизу вверх заглядывая в лицо Бухвостова, почти пропел перс. — Здоровы ли его сыновья и прекрасная племянница?
— Здоровы, — кольнул его глазами Никита.
Что-то больно говорлив и сладок сегодня Аббас. Чует сердце, не к добру. Но спрашивать его здесь ни о чем нельзя, нужно терпеливо ждать. Ох, кто бы только знал, сколько приходится терпеть ради тайного дела!
