Николай Лузан - Призрак Перл-Харбора. Тайная война
На том их знакомство не закончилось. Встречи продолжались и нередко проходили на квартире Ольшевских. К радости Павла отец не сторонился их компании и даже принимал участие в разговорах. Они пробуждали в нем интерес к жизни, и в отце все меньше оставалось места для меланхолии и уныния. Четыре месяца общения с Сергеем и ребятами изменили жизнь Ольшевских. А когда пришло время расставания, они искренне сожалели об их отъезде в Советский Союз.
Прошло два года. Однажды в дверь Ольшевских постучали — это был Сергей. Представитель советского торгпредства в Харбине мало изменился с их последней встречи, разве что его басок слегка погрубел, а в глазах появилась грустинка. Он стал частым гостем в квартире Ольшевских и со временем помог отцу получить работу в одном из отделений торгпредства, занимавшегося сбором лекарственного материала. Так продолжалось до осени тридцать восьмого.
В тот злополучный ноябрь отец отправился в заготовительную артель в Хулиане, там простыл, назад вернулся с двухсторонним воспалением легких и за неделю сгорел.
Павел остался один и без работы. На помощь пришли друзья Сергея; они устроили его на место отца. На третий месяц он освоился, и ему доверили самостоятельный участок. Это незримая рука Сергея деликатно вела его по жизни. В мае тридцать девятого они встретились. Тот вечер перевернул жизнь Павла. Он продолжил работу отца — стал советским разведчиком. С того дня минуло два года, и в нем ни разу не возникало сомнение в правильности сделанного выбора. И сегодня, когда вероломный враг рвался к Москве, а фашистский сапог топтал землю, где лежали его предки, Павел меньше всего думал о себе и той опасности, что исходила от встречи с резидентом.
Дервиш появился, как всегда, неожиданно. Задержавшись на входе в зал, он опытным взглядом пробежался по посетителям и, не заметив ничего подозрительного, прошел на открытую террасу. Его серые глаза, спрятанные под густыми, низко нависшими бровями, остановились на Павле и газете. Поздоровавшись, он сел за столик.
Резиденту не было и сорока, но седина уже обильно усыпала густые, с трудом поддающиеся расческе волосы. Она и белый рубец на шее, оставленный саблей басмача из банды Амир Хана в далеком 26-м году, говорили о многом. За плечами Дервиша были годы нелегальной работы в Турции, Монголии, Синьцзяне и шанхайской резидентуре. В начале 1941 года Центр снова направил его в Китай, чтобы возглавить харбинскую резидентуру, понесшую тяжелые потери после разоблачения японской контрразведкой ее агента в штабе Квантунской армии.
Долгая жизнь в Китае наложила на Дервиша свой отпечаток. Он, скорее, походил на корейца, выходца из Северной Маньчжурии, чем на уроженца небольшого уральского городка Верхнего Тагила Екатеринбургской губернии. Довершало это сходство большое, плоское лицо, на котором смешно топорщился слегка приплюснутый нос.
Постучав пальцем по бутылке, Дервиш хитренько улыбнулся и спросил:
— А не рановато?
— А мы, что — не русские? В самый раз будет, — в тон ему ответил Павел.
— Раз так, то наливай!
Павел разлил водку и громко так, чтобы донеслось до ушей официанта, сказал:
— За удачную сделку!
— Принимается! — подыграл Дервиш.
Выпив, они дружно навалились на закуску. Оба успели проголодаться, и в считанные минуты от грибов и рыбы не осталось и следа. Официант, почувствовав денежных клиентов, не дремал, подал на стол душистую, искусно обжаренную на медленном огне свинину и застыл в готовности исполнить новый заказ. Дервиш смерил его придирчивым взглядом, сам потянулся к бутылке, разлил водку по рюмкам и предложил Павлу:
— Выпьем! Тем более ничто так не укорачивает жизнь настоящего мужчины, как ожидание очередной чарки!
Официант, похоже, толком ничего не понял, но изобразил улыбку. Павел залпом опрокинул рюмку, откинулся на спинку стула и вальяжно потрепал его по плечу. Тот согнулся в низком поклоне.
— Свободен! Я позову! — отмахнулся Павел.
— Харасе! Харасе! — пропищал официант и исчез за перегородкой.
— Паша, ну, ты просто барин в загуле, осталось только посорить деньгами, набить кому-нибудь морду и свалиться под стол, — хмыкнул Дервиш.
— У них водки на меня не хватит, а вот хорошие чаевые придется отвалить, уж больно пакостная рожа у этого мерзавца, — буркнул Павел.
— Ничего не поделаешь, из них каждый второй работает на полицию, — согласился резидент. Его лицо утратило благодушное выражение, и он деловито заметил: — Теперь о деле. Что за проблемы у компании?
— Вы имеете в виду работу ее представительства на севере?
— И это тоже.
Павел с грустью посмотрел на остывающую аппетитную свинину. Дервиш перехватил взгляд и предложил:
— Ладно, заморим червячка, а потом поговорим.
Они с аппетитом набросились на нежное подрумяненное мясо, и, когда чувство голода поутихло, Павел приступил к докладу:
— Положение в компании действительно сложное. На севере пришлось сократить часть артелей. Шеф, я имею в виду Ван Фуцзю, намеревается закрыть точку в Хулиане. Позавчера на совете пайщиков этот вопрос обсуждался. Я начал подыскивать места для Виктора и ребят здесь, в Харбине.
— Этого нельзя допустить! — всполошился Дервиш. — Другого надежного канала связи у нас просто нет. Там, — он многозначительно кивнул за Сунгари, — очень тяжело, и наша информация необходима, как воздух. От того, как себя поведет самурай, зависит судьба Москвы. Терять такую «крышу», как филиал Виктора в Хулиане, будет непростительной ошибкой!
— Я делаю все, что в моих силах! Но Ван уперся, и ни в какую! У меня больше аргументов не осталось. Филиал по прибыли сидит на нуле, а позавчера половину бригады потеряли, — в сердцах произнес Павел.
— Что еще там стряслось? — насторожился Дервиш.
— На границе накрыли группу Пака.
— Кто? Японцы?!
— Нет, русские пограничники!
Дервиш поперхнулся и, с трудом проглотив кусок, просипел:
— Они что, с ума сошли?
— Я тоже своим ушам не поверил, пока не услышал от Виктора. Пак, конечно, сволочь, каких поискать, но связники с ним горя не знали, через границу ходили, как к себе домой.
— От Виктора кто был?
— Никого. Шла чистая контрабанда из корня женьшеня. Партия была солидная. В аптеках Харбина пошла бы нарасхват, и филиал встал бы на ноги, — сокрушался Павел.
— Идиоты! Чем там только думают? Им что, мало других контрабандистов? — сокрушался Дервиш.
— Может, на шпионаже прихватили? Виктор высказывал подозрение, что Пак работает на японскую разведку, — предположил Павел.
Дервиш поиграл желваками на скулах и в сердцах произнес:
— Черт с ним, с Паком, сделанного не воротишь. Канал и окно на границе — это моя забота. Что скажешь хорошего?
— Имеются интересные предложения, — оживился Павел и передвинул по столу газету.
В ней среди страниц лежал рекламный проспект компании «Сун Тайхан», между строк которого тайнописью была нанесена информация, добытая агентами советской резидентуры в штабе японской армии, жандармерии и полиции.
Дервиш переложил ее поближе, придавил чашкой и повеселевшим голосом спросил:
— Как продвигаются дела на побережье?
— Есть кой-какие перспективы, — поскромничал Павел и пояснил: — Удалось наладить регулярные поставки препаратов в госпитали Инкоу и Шэньяна. В Даляне наметился контакт с заведующим аптекой и на центральном военно-морском складе.
— Очень даже неплохо. Развивай и дальше, госпиталь хоть и глубокий тыл, но если как следует поразмыслить, в нем можно выловить важную информацию.
— Завербовать врача и получить выход на штаб.
— Молодец! — одобрил Дервиш и продолжил: — И не только это. Предположим, в госпитале Шэньяна появился дополнительный операционный стол. Скажешь, мелочь, ан нет, знающему человеку она скажет много.
— Жди наступления, — ухватил мысль Павел.
— Совершенно верно. Это безошибочный признак, а если применить нехитрую арифметику, то несложно определить силы противника.
— Каким образом?
— Очень просто. Сколько на одного хирурга приходится операций?
Павел пожал плечами.
— Так вот, если знать эту цифру и помножить на коэффициент возвратных потерь в наступательном бою, то в итоге получим общую численность войск. А если пойти дальше, то отыщется и направление удара.
— Пока не соображу, хотя с математикой у меня все в порядке, — смутился Павел.
— Тут работает не она, — и Дервиш усмехнулся, — а логика. О чем может говорить тот факт, что госпиталь приступил к развертыванию полевых отделений?
— Все ясно! Там и жди наступления.
В их разговор вмешались рев голосов и грохот падающей мебели. На террасу вывалила пьяная толпа немцев. Среди них затерялся высохший, словно «спящий» корень женьшеня, хозяин ресторана. Он тщетно пытался их унять. Здоровенный, рыжий детина, гоготнув, схватил в охапку тщедушное тело, поднял над перилами и угрожающе закачал над водой. На каждом замахе худые узловатые пальцы старика отчаянно цеплялись за рубаху мучителя. Высыпавшая из кухни и подсобки прислуга и официанты боязливо жались друг к другу и не решались вступиться за хозяина.
