Эдвард Резерфорд - Лондон
За исключением того, что каждый день она ловила себя на желании закричать.
Теперь же – в том заключался страшный секрет, неведомый ни детям, ни мужу, – если с малышкой Бранвен стряслась беда, мужчина, скорее всего, умрет.
Бранвен услышала волка, когда тот был уже в двадцати футах. Она повернулась, увидела и закричала. Волк следил за ней, готовый прыгнуть. Однако помедлил, ибо случилось нечто удивительное.
Девочка перетрусила, но, поскольку была смышленой, знала, что если побежит, то мигом угодит в волчьи зубы. Как же ей поступить? Выход только один. Как все деревенские дети, малышка пасла коров. Размахивая руками, человек в состоянии развернуть даже бегущий скот. Возможно, всего лишь возможно, что она испугает дикую тварь. Если не показывать страха.
Вот было бы у нее оружие, хотя бы палка! Но увы! Ее единственным оружием, каким, кстати, она частенько и вполне успешно пользовалась дома, был неистовый нрав. Надо притвориться злой. А еще лучше – разозлиться по-настоящему, тогда и перестанет бояться.
Так и случилось, что волк вдруг очутился перед крохотной девочкой, лицо которой раскраснелось и исказилось яростью; сама же она размахивала ручонками и выкрикивала непристойности, хотя и непонятные волку, однако вполне очевидные. Еще удивительнее: девочка не бросилась наутек – она наступала. Хищник неуверенно попятился на пару шагов.
– Уходи! Убирайся! – неистово завопила кроха. – Глупая зверюжина! Уматывай! – И, скорчившись, как делала это, когда закатывала истерику дома, буквально взвыла: – Проваливай!
Волк отступил еще, поводя ушами. Однако замер, пристально наблюдая за ней.
Бранвен била в ладоши, орала, топала. Она преуспела и ввергла себя в подлинное бешенство, хотя в глубине души тщательно просчитывала поединок двух воль. Посмеет ли она наброситься на волка и обратить его в бегство? Или тот прыгнет на нее? Если он бросится – ей крышка.
Хищник уловил ее колебания и приободрился. Заворчав, сделал два шага вперед, изготовился прыгнуть. Девчушка, поняв, что игра проиграна, в исступлении на него завопила, но больше не двигалась с места. Зверь припал к земле.
И в этот момент он увидел позади маленькой фигурки другую, несколько крупнее. Волк напрягся. Охотники? Он зыркнул по сторонам. Нет. Только один. Еще одно человеческое дитя. Не желая расстаться с легкой добычей, он снова напрягся перед прыжком. Людское отродье имело при себе лишь палку. Волк кинулся вперед.
Жгучая боль в плече застала его врасплох. Мальчик метнул заостренную палку так быстро, что проворное животное не успело этого отследить. Боль была острой. Волк остановился. Затем, сбитый с толку, обнаружил, что не может идти. Потом рухнул на землю.
Сеговакс не хотел рассказывать взрослым о волке.
– Если прознают, мне еще больше достанется, – объяснил он.
Но девочка была вне себя от волнения.
– Ты убил его! – вскричала она восторженно. – Копьем!
И он понял, что спорить бессмысленно.
– Ну, пойдем, коли так, – сказал он со вздохом.
И они стали спускаться с холма.
Реакция матери обескуражила. Сперва, когда отец расцеловал обоих и потрепал по спине сына, она промолчала, смотря через реку, как будто и не было никакого воссоединения их маленькой семьи. Но как только отец удалился снимать с волка шкуру, она повернулась и вперилась в Сеговакса ужасным, затравленным взглядом.
– Твоя сестра чуть не погибла. Это тебе ясно?
Мальчик потерянно уставился в землю. Он знал, что ему попадет.
– Ты мог убить ее! Позволил уйти одной… Ты понимаешь, что натворил?
– Да, матушка.
Конечно, он понимал. Но вместо того чтобы бранить его, Картимандуя издала тихий вздох отчаяния. Сеговакс никогда не слышал ничего подобного и потрясенно взглянул на нее. Она же словно забыла о нем – лишь трясла головой и прижимала к себе дочурку.
– Нет, не понимаешь. Ты ничего не понимаешь.
Затем развернулась с воплем, почти подобным животному вою, и устремилась к деревне. Дети не знали, что и подумать.
Ужасная сделка была заключена весной, когда вельможа впервые прибыл от великого вождя Кассивелауна с намерением спланировать речные укрепления. Возможно, ей не пришла бы в голову эта мысль, когда бы не его случайная реплика, брошенная жительницам хутора по ходу проверки оружия мужчин.
– Если римляне придут искать сюда брод, вас отправят вверх по реке.
Темнобородый воин не жаловал женщин близ поля боя. По его мнению, они лишь путались под ногами и отвлекали своих мужей.
Но этих слов хватило, чтобы Картимандуя призадумалась, а после ее осенило. Тем же вечером она дерзнула приблизиться к нему, когда он в одиночестве отдыхал у огня.
– Скажи мне, господин, дадут ли нам охрану, если отошлют? – спросила она.
Тот пожал плечами:
– Наверное. А в чем дело?
– Вся округа доверяет моему мужу, – заявила она. – Я думаю, что лучшего сопровождающего не найти.
Вельможа вскинул на нее глаза:
– Ты думаешь?
– Да, – тихо подтвердила Картимандуя.
Ей было видно, как он усмехнулся. Облеченный властью человек, который видит насквозь и знает цену словам.
– И что же меня в этом убедит? – спросил он осторожно, взирая на нее средь темневших вод.
Она пристально посмотрела на него. Ей было известно, чего она стоила.
– Что пожелаешь, – ответила она.
Некоторое время воин молчал. Как большинство военачальников, он не держал счета женщинам, которые предлагали ему себя. Одних брал, других нет. Но выбор его стал неожиданным.
– Днем я заметил при тебе белокурую кроху. Твоя?
Картимандуя кивнула.
И в считаные секунды она отдала малютку Бранвен.
Все делалось из лучших побуждений. Она повторяла это себе тысячу раз. Конечно, Бранвен будет принадлежать военачальнику. Формально ее дочь станет рабыней. Он сможет продать ее и сделать с ней вообще что угодно. Но жребий девочки мог оказаться не так уж плох. Она будет при дворе великого Кассивелауна; военачальник может дать ей волю, если пожелает; она даже имеет шанс вступить в удачный брак. Такое случалось. Все лучше, чем прозябать в скучной деревне, – так оправдывалась Картимандуя. Если девочка научится обуздывать дикий нрав, то появятся прекрасные возможности.
А муж, в свою очередь, не станет сражаться с ужасными римлянами и отправится с ней в целости и сохранности.
– Вы все уйдете в верховье, – заявил военачальник без обиняков. – Девочку доставишь мне в конце лета.
До той поры ей только и оставалось скрывать этот уговор от мужа. А после, хотя она и знала, что тот ни за что не согласится, будет слишком поздно, ибо дело уже сделано. В мире кельтов клятва есть клятва.
Поэтому неудивительно, что с того дня, как девочку едва не убил волк, Картимандуя не отпускала ее ни на шаг.
Известий о Юлии Цезаре так и не было.
– Он, может статься, и не придет, – осторожно заметил отец Сеговакса.
Для Сеговакса же летние дни полнились блаженством. Хотя мать по-прежнему находилась в странном, мрачном расположении духа и не спускала глаз с бедняжки Бранвен, отец, похоже, проводил с ним время с превеликим удовольствием. Он обработал для мальчика коготь с лапы убитого волка, и Сеговакс носил его на шее как амулет. Отец же, казалось, что ни день был счастлив научить его чему-то новому, будь то охота, резьба по дереву или предсказание погоды. А в середине лета, к его изумлению и восторгу, объявил:
– Завтра возьму тебя в море.
Селяне пользовались несколькими видами лодок. Обычно отец довольствовался простеньким челном, выдолбленным из дубового ствола, – ставил сети вдоль берега или пересекал реку. Имелись, разумеется, и плоты. Минувшим летом деревенские мальчишки сладили свой, пришвартовали у берега и использовали как платформу, с которой ныряли в искристые воды реки. Еще были маленькие кораклы,[5] а иногда Сеговакс видел торговцев, прибывавших из верховья в длинных лодках с высокими плоскими бортами. В их изготовлении островитяне-кельты тоже славились мастерством. Но для путешествий вроде намеченного деревня располагала более удобным судном. И за ним присматривал отец. Если у мальчика сохранялись сомнения насчет того, что долгожданный поход действительно состоится, они в итоге развеялись отцовскими словами:
– Испробуем на реке, возьмем плетеную лодку.
Плетеная лодка! То была мелкая плоскодонка со шпангоутами из светлой древесины. Но этот тонко сработанный остов – единственная твердая составляющая корпуса. Каркас обтягивало не дерево, а плотно переплетенные ивовые прутья; поверх же них для пущей изоляции была натянута кожа. Заморские торговцы издавна восхищались плетеными изделиями британских кельтов – малой толикой славы островитян.
Лодка, хотя и была всего двадцать футов в длину, имела еще одно достоинство. В центре была установлена короткая мачта, укрепленная опорами и с тонким кожаным парусом. Изготовили ее из обычного древесного ствола – небольшого, свежесрубленного, тщательно отобранного так, чтобы не был слишком тяжелым, с естественной развилкой на верху, служившей основанием для фалов. Существовал еще древний обычай сохранять там пару-другую побегов с листьями, благодаря чему плетеная лодчонка уподоблялась живому дереву или кусту, плывущему по водам.
