Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария
Глава 2
Берестянские огнищане
Ранней весной, когда ещё студил по ночам землю уходящий на полночь Мороз-батюшка, пришла к Берестянской пуще семья огнищанина Звенислава Лемеша.
На прежнем месте прожили они четыре лета, теперь пришло время искать новые нетронутые угодья, где поля будут давать щедрый урожай злаков.
Место понравилось всем: и старому деду, и самому Звениславу, и троим его сыновьям – Вышеславу, Овсениславу и Младобору. Земля была ровной, с полуночи её защищал могучий лес, а невдалеке протекала небольшая речка, в чьих камышовых заводях должно водиться изрядно рыбы.
Огнищане стали выпрягать лошадей из возов, отвязывать коров, коз, распутывать ноги ягнятам и овцам, снимая их на землю. Те, почувствовав под ногами твёрдую опору, радостно заблеяли.
Накормив скот и перекусив с дороги, принялись за работу. Четверо мужчин, взяв заступы, приступили к привычному для огнищан делу: рытью ямы для жилища. Комья влажной жирной земли полетели в стороны, потом пошла рыжая глина и жёлтый песок. Женщины – жена Звенислава Живена и невестка, жена старшего из сыновей Вышеслава, Беляна – пошли в лес за сушняком для костра. Старый дед Лемеш, корень Рода, весь белый и высохший, как степная кость, отправился с правнуками Ярославом и Цветеной к реке, чтобы поставить верши на рыбу. Ярослав, не по летам серьёзный, вёл себя важно, помня, что скоро ему исполнится семь годков, и, значит, обреют волосы, оставив только хохолок на темени, и вставят в ухо серьгу. На прежнем месте часто долгими зимними вечерами, слушая шуршание мышей за бревенчатыми стенами землянки, Ярослав, затаив дыхание, внимал рассказам прадеда о старых временах, храбром князе Олеге Вещем и походах на хитрых греков. Пятилетняя Цветена, как малый воробышек, прыгала и щебетала, тоже радуясь красивому месту, речке и лесу.
День за днём, от утренней до вечерней зорьки, трудилась семья Лемешей, и боги радовали их погожими днями. Поэтому к весеннему Яру уже было засеяно поле и готова яма-землянка на две половины. В первой – топить печь, готовить еду и спать тут же на лавках, а старому деду на печной лежанке греть косточки; внизу же, возле тёплого, спать Вышеславу с Беляной и детьми. А вторая половина – Красная. На той половине богам молиться, – с прежнего места привезли с собой деревянные фигурки Даждьбога и Белеса, – в праздники за большой стол садиться, за белы руки туда невестку вводить для сына, и если какие гости-родичи приедут, чтобы на Красной половине привечать и усаживать. А также страву справлять по умершему или отмечать приход в явский мир долгожданного младенца.
Ещё подготовили ямы-землянки для скота: одну – для коров, телят и ягнят, другую – для овец и коз, а третью – для лошадей и кур. Осталось только закончить яму для хранения урожая, который ещё только прорастал в поле.
В заботах незаметно подоспели Купалины дни.
Овсенислав с Младобором затопили свежесрубленную баньку-мовницу и натаскали воды в большой медный котёл. Им помогал Звенислав Лемеш, следя, чтобы вода закипела ключом, а крупные камни, на которых стоял котёл, накалились как следует. Вскоре ядрёный, настоянный на травах и еловом лапнике, парной дух бани заполнил всё пространство. При каждом осторожном вдохе он живительным огнём очищения входил в лёгкие, наполняя тело приятной истомой купальской чистоты. Душа вместе с телом и мыслями становилась невесомо-спокойной и сама собой воспаряла в бездонную высь, подобно лёгкому облачку в пронзительно-синем небе.
Звенислав с сыновьями, выпарившись до скрипа враз помолодевшей кожи, попарили старого деда Лемеша. Он теперь блаженно сидел на колоде подле баньки в новой рубахе, наблюдая, как Хорс старается направить свой одноколый огненный воз в дальний угол лесной заводи, чтобы охладить его после горячего дневного труда.
В это время Ярослав и Цветена получали от Живены лёгкие шлепки душистых берёзовых веников по розовым от пара спинам и ягодицам. Пятилетняя девчушка довольно смеялась при каждом осторожном шлепке бабушкиного веника, а серьёзный Ярослав, хмурясь, возмущался:
– Нечего меня веником гладить, я не маленький! И вообще, в следующий раз с дядьками и дедом мыться пойду, пусть лепше дед меня постегает как следует!
– Ладно уж, я и сама тебя могу стегануть, – добродушно отвечала разомлевшая от пара бабушка, прикладывая чуть больше усилий к венику. Только упрямый внук продолжал ворчать, невольно копируя старого прадеда, что уже начал тихонько клевать носом, сидя на колоде. Живена, иногда поддавая на камни ковш воды, довольно глядела на внучат, слушая их щебетание, словно птичьи трели на утренней заре.
Вышеслав и Беляна, видно, до сих пор где-то управлялись с немалым хозяйством. Они любили делать это вместе. Всякая работа тогда выходила складно и споро. Живене вспомнилось, как вначале настороженно отнеслась она к красавице невестке. Сомнения брали, сможет ли та справиться с нелёгкой огнищанской работой. Да и непривычно было, что любимый сын теперь всё внимание и любовь отдает незнакомой девице. Только невестка оказалась, несмотря на хрупкий вид, крепкой и сноровистой в работе, а когда появился на свет внучек, Живена всю свою любовь обратила на него. Когда же невестка подарила ей ещё и внучку, то сердце материнское и вовсе оттаяло и уже радовалось тому, что сын с невесткой по сей день глядят друг на друга такими же зачарованными очами, как и в тот даждьбожий вечер, когда они пришли, держась за руки, и смущённо объявили, что повенчаны живым венцом Солнцеликого бога.
Однако пора уже на вольный воздух вместе с внучатами.
– Идёмте-ка, цветики мои полевые, айда в речку после пара горячего и одеваться в новые рубахи, бегом! – распорядилась Живена.
Ребятишки мокрыми задиристыми воробьями, сверкая пятками и ягодицами, выпорхнули из баньки. Цветена вначале опередила старшего брата, но когда тот увидел, что сестрица может первой добежать до тихого зеркала речной заводи, то отбросил важность и стремглав ринулся по тропе. На один краткий миг Ярослав опередил Цветенку у самой воды и, не останавливаясь, сильным толчком обеих ног взлетел в воздух, распластав над водою руки подобно птице. Он хотел, подражая отцу, пролететь над водою, перевернуться и войти в неё, сложив руки над головой подобно острию стрелы. Только задуманное не вышло, малец провернулся в воздухе больше чем нужно, да ещё и запрокинул назад согнутые ноги. Удар о воду получился громкий, и целая туча брызг поднялась в воздух. Дремавший прадед проснулся, высоко поднимая свои кустистые брови, а довольная неуклюжим падением братца Цветенка от всей души смеялась на берегу, приплясывая на одной ноге.
Когда Солнцеводитель-Хорс уже спрятал свой воз за виднокраем, Цветенка с Ярославом, сидя за столом в землянке, пили парное молоко с краюхой житного хлеба и радовались, что скоро начнётся самое интересное – прыжки через купальский огонь, который уже разводили на берегу дядьки Овсенислав с Младобором.
В это время наконец подоспели и Вышеслав с Беляной. Захватив чистую одежду, они направились в баньку.
Горячий пар ударил в лицо.
– Жарко, – немного устало молвила Беляна и стала снимать прилипшую от пара одежду.
– В предбаннике надобно было раздеться, – сказал Вышеслав, помогая жене снять сорочку.
– Так я постираюсь заодно. – Беляна, освободившись от одежды, тряхнула головой, и белые волосы заструились по округлым плечам. Она оглянулась на Вышеслава и рассмеялась, озорно сверкнув глазами, потому что он всё стоял с одеждой в руках, очарованно глядя на ладную фигуру жены. – Так всегда глядишь, будто первый раз меня нагой увидел, а ведь уже двое деток бегают, чудно право, – с тихой радостью произнесла Беляна, коснувшись загорелой рукой непокорных вихров мужа.
– Правда, чудно, сколько ни гляжу на тебя, а насмотреться не могу! – ответил таким же тихим голосом Вышеслав, целуя кончики пальцев любимой.
– Скажи, Вышеславушка, разве ты не замечаешь других красивых и статных жён, которых и в округе, а особенно в Киеве, немало? – спросила она, нежно поглаживая волосы мужа и его крепкую шею.
– Замечаю, Ладушка моя, и радуюсь. Ведь это всё красота земли нашей, как цветы полевые, как злаки золотые. – Он помолчал, собираясь с мыслями. Руки сами собой единым движением обтекли плечи Беляны, устремились вниз и остановились на её бёдрах. Крепко, но нежно привлёк он жену к себе и зашептал ей на ухо, будто кто мог подслушать: – Только, лапушка моя, ты же одна у меня, одна на всём белом свете, понимаешь? – Он горячо поцеловал мочку её уха, шею, укромную ямку между грудями. Женские перси затрепетали и налились упругостью, как спелые яблоки.
– Понимаю, любый мой… – таким же жарким шёпотом, задыхаясь от страсти и нежности, ответила Беляна, обвивая руками стан мужа. Их уста встретились и соединились…
