Её звали Лёля (СИ) - Десса Дарья

Обо всем этом, конечно, в своих посланиях семье Лёля не сообщала, – не хотела волновать близких. Они и так о ней беспокоятся, а если узнают, как тут дела на самом деле обстоят, вообще спать перестанут от волнения. Ведь вражеский самолет, обстрелявший позиции зенитчиков, – это было лишь начало, и все прекрасно понимали: совсем скоро станет очень жарко.

Глава 61

Мы ехали всю ночь. Точнее, ехали – это слишком громко сказано. Медленно тащились по степи черепашьим шагом, и это было оправдано. Позади нас шли колонны пехоты. Остатки войск, которые до последнего удерживали оборонительные позиции, поддерживаемые нашей батареей. Хотя мы ехали впереди, я несколько раз оглянулся и увидел, как идут солдаты, и от зрелища этого у меня мурашки по коже побежали.

Я спешно отвернулся, чтобы не успокоить нервы. Зомби, целая колонна вооруженных живых мертвецов – вот кого напомнили мне пехотинцы. Усиливал впечатление яркий лунный свет, который делал их лица землисто-мертвенного цвета. Видел в каком-то фильме такую картину. Только там зомби были одетыми в гражданское и без оружия, а тут – с винтовками, автоматами, пулемётами, миномётами и противотанковыми ружьями. Страшно, очень было страшно. И ещё звуки вокруг добавляли нервозности. Мерный топот копыт, но громче всего – гул множества ступающих ног.

Мне стало нестерпимо жарко, хотя солнце давно ушло, и теперь откуда-то веяло пусть небольшой, но всё-таки прохладой. Тайком я стянул с головы пилотку (надеюсь, старшина не увидит, он у нас поборник Устава), заткнул её за пояс и так ехал. Мне стало безумно, почти до слёз жаль тех, кто брёл позади нас. Мы-то что, артиллерия. Да, понесли потери, но всё-таки нас мало, орудия починят или новые дадут.

С людьми так же, конечно. В некотором смысле. Но я помню, какой огромной показалась мне колонна пехоты, когда мы только направлялись на запад. Теперь от неё осталась едва четверть. Это значило, что большинство бойцов навсегда остались там, позади. И далеко не все, кого мы с Петро и Сергеем Глухарёвым отвезли в медсанбат, после выздоровления вернутся в строй. Если оно вообще будет, выздоровление это.

Только теперь я мог оценить масштаб произошедшей катастрофы. Ведь если осталась четверть от нашего пехотного батальона, то, получается, от полка, дивизии, армии – столько же? «Господи, это же какие страшные потери», – думал я, отпустив вожжи. Лощадей даже понукать не приходилось. Они, как роботы, двигались в медленном темпе сами по себе. Да тут и сворачивать некуда – дорога прямая, как струна. Только иногда мы балки обходили.

Петро ехал позади меня и тоже был погружён в свои мысли. За всё время пути мы с ним и парой слов не перекинулись. Некогда было. Во время небольшого привала только и успели, что лошадей накормить и напоить. Потом опять сели верхом и дальше, на восток. За ночь, кажется, километров сорок отмотали. Я же без карты, а тут как ориентироваться? Не по звёздам же. Ничего не понимаю в них. Вон, кажется, Большая медведица. А это – полярная звезда. Вот ещё красный Марс, но что проку знать это, если ты привык полагаться на показания спутников?

Все эти ГЛОНАСС и GPRS так прочно вошли в нашу жизнь, что я несколько раз в Астрахани даже включал навигатор, чтобы найти какой-нибудь адрес. Причем не на машине ехал, а шёл пешком. «Через двести метров поверните направо, потом налево…» Тебя вроде как маленького, за ручку ведут, а ты только успевай глазками зыркать по сторонам, и даже путь запоминать не надо. А здесь, в этой остывающей степи, пахнущей дымом и смертью, всё было по-настоящему.

Примерно в половине шестого утра мы остановились возле какого-то хутора. Это сейчас перед каждым населенным пунктом бело-синий указатель. А тогда если есть, то хорошо. Но чаще всего и не сыскать. Послышалась команда «Батарея, стой!» и такая же позади, обращённая к батальону пехоты. Вернее, к тому, что от него осталось. Я устало сполз с лошади, разминая затёкшие ноги. Понимаю теперь, отчего всадники в древности ходили в раскоряку. Посиди несколько часов в седле, посмотрю я, как ходить станешь, тем более с непривычки. Мышцы болели, но уже поменьше.

Вот после первой поездки – то да, ломило всё страшно. Особенно пятая точка, будто по ней ломом приложились. Внутренняя сторона бёдер опять же. Но это я пару дней назад на такое внимание обращал. Теперь, глядя на измученных, кое-где перевязанных, раненых бойцов, понял: натёртая задница – ничто по сравнению с их страданиями. Да ведь я и сам схлопотал. Потрогал повязку на голове. Ничего, заживает помаленьку. Пока старшина не видит, напялил пилотку.

Пришёл Петро и сказал, что мы здесь задержимся на некоторое время, мол, слышал обрывок фразы от комбата. Вдвоём распрягли лошадей, отвели их на окраину хутора, стреножили и оставили пастись. Напарник остался следить за ними, а я взялся свежей водички поискать. Наша, во флягах, кончилась за время пути. Да и лошадей тоже бы напоить как следует надо.

Прошелся по хутору. Населенный пункт оказался небольшим. По современным меркам даже крошечным. Одна улица всего, а вдоль неё тянутся дома. Причем не как теперь в коттеджных посёлках, где земля дорогая, потому забор к забору, участочки крошечные. Машину загнал, два дерева внутри посадил, грядку с клубникой и клумбу, вот земля и кончилась. Тут – раздолье. Дворы большие, а вместо металлических и кирпичных заборов – плетень. Изгородь из прутьев, в общем. И никаких тебе прочных дверей с замками и засовами. Верёвочкой калитку придержат, и ладно.

«Наверное, тут никто ни у кого не ворует», – подумал я. Дошёл до главной площади. Догадался по тому, что здесь стояла хата с красным знаменем над крыльцом. Да ещё в сторонке торчал колодец, вокруг которого столпились бойцы. Тут были и наши, артиллеристы (я некоторых даже стал по лицам узнавать), но в основном пехотинцы. Мне захотелось подойти к ним, узнать последние новости. Так и сделал. Заодно обе фляги, свою и Петра, наполнить нужно.

Подошёл, поздоровался. На меня особо внимания никто не обратил. Все были страшно уставшими, голодными. Вполголоса костерили какого-то кашевара, который рванул вперёд всех с обещанием, когда на место придут, накормить всех. Видать, дорогу попутал и забрался к чёрту на куличики. Так о нём говорили. У меня от этих слов заурчало в животе. Да, поужинать и позавтракать заодно не мешало бы.

Стоя возле бойцов, я молча пил ледяную воду. Не спешно, поскольку стоило сделать большой глоток, как сразу заломило зубы. Водичка-то была, словно из холодильника. Даже удивительно, почему. Наверху такая жарища, а чуть ниже уровня земли – почти лёд. Но думать об этом слишком долго не пришлось. Солдаты заговорили о том, что здесь им снова придётся держать оборону от немцев. Кто-то слышал, как говорили командиры: сейчас наша батарея и батальон – единственные части красной армии, что остались на этом направлении. Подмога уже в пути, но нужно продержаться до её прибытия.

– А сколько держаться? – робко спросил я. Чувствовал себя мальчишкой, который влез в разговор взрослых мужичин. Хотя здесь мне почти 30 лет, старше многих. Только внутри-то я молодой парень из XXI века, а здесь, в первой половине ХХ-го, самостоятельными и взрослыми становились намного раньше.

– Сутки примерно, – послышался ответ. Это сказал какой-то рядовой из пехоты, среднего телосложения, с перевязанным предплечьем: через бинт просочилась и давно потемнела кровь, и это сказало, что рана давнишняя.

– Выстоим ли мы целые сутки? У нас ведь оба орудия вышли из строя, – сказал я тревожно и прикусил язык, когда несколько пар глаз уставились на меня удивлённо.

– Ну, мне так показалось, – добавил я, поняв, что ляпнул лишнего.

Кто-то выругался, помянув мою матушку недобрым словом. Я, дополнив из ведра флягу, поспешил убраться отсюда. Пока возвращался, ругал себя за излишнюю болтливость. Кто меня за язык тянул? Вдруг состояние артиллерии – военная тайна? И вообще. У парней, может, только и надежда, что их сзади мы прикрываем, танки выбиваем. А теперь что выходит? Им с немецкими панцерваффе один на один? «Тьфу, дурак!» – обругал я себя.