Николай Задорнов - Далёкий край
Падека подскочил к яме, но остолбенел, увидя безумные глаза Чумбоки. Подскочил и Кальдука Маленький. Ему очень хотелось отличиться перед народом. Он замахнулся палкой.
— Кальдука! — воскликнул Чумбока.
— Молчи! — крикнул Маленький, но не бросил в брата палкой, а убежал и сам заплакал.
Китаец Тун, видевший все это, подозвал к себе младшего сына Гао. Мальчик хохотал, глядя, как гольды бьют Чумбоку.
— В чем виноват этот парень? — спросил Тун мальчика.
Тот, смеясь, объяснил работнику.
Тун сказал ему:
— Растолкуй этим людям: если они будут бить такого грешника, то нечистые духи разбегутся из него во все стороны.
А-Люн охотно согласился передать гольдам слова Туна. Звонким голосом он закричал, чтобы не смели бить Чумбоку. Но сам подцепил ногой ком земли и швырнул в лицо Чумбоке, так что тому глаза засыпало.
— А вы уходите отсюда! — закричал мальчик на гольдов.
На ночь Чумбоку связали. Игтонгка с парнями сел его караулить. Пошел дождь.
— Никуда не денется он, — сказал Игтонгка. — Пусть мокнет, идемте в дом.
— Куда бы он ни убежал, его всюду схватят, — согласились караульные. По Мангму все теперь знают, что от него оспа.
Ночью Тун спустил на воду лодку. Лил дождь, и, кроме плеска воды и шума тайги, вокруг ничего не было слышно. Тун пошел за юрты, туда, где была яма. Он спрыгнул в яму и нащупал теплое, мокрое тело человека. Чумбока очнулся.
— Кто это? — спросил он.
Чумбока не мог встать на ноги.
— Брат? — прошептал он. — Удога?
Тун молчал. Ни зги не было видно. Тун развязал веревки и вытащил гольда. Он понес его на себе. Дотащив до берега, китаец положил Чумбоку в лодку. Гольд застонал и впал в беспамятство. Из-под амбара залаяли собаки Гао.
Тун, уложил Чумбоку, вылез на песок и хотел было толкнуть лодку, но ему вдруг показалось, что кто-то крадется за его спиной. Тун обернулся. Перед ним темнела чья-то фигура.
— Это кто тут? — послышался встревоженный голос Гао Цзо.
Ни слова не говоря, Тун подскочил на одной ноге, а другой изо всех сил всей ступней ударил Гао в живот. Торгаш упал на песок.
Тун отъехал. Он быстро вывел лодку на фарватер. Ее подхватило и понесло по течению. Ночь была темная и тихая. Во тьме вокруг лодки раздавался сплошной шелест от тихо падаю-щих на воду капель. Дождь был теплый, и вода в лодке, в которой стояли босые ноги Туна, тоже теплая. Стояло самое теплое время лета. Чумбока лежал в воде, все более набиравшейся в лодку. Он пришел в себя. Слышно было, как он пил воду. Потом нашел берестяной ковшик и, несколько раз черпнув и выплеснув воду за борт, опять стих. Видимо, у него не было сил. Когда лодка пошла по течению, Тун сам стал вычерпывать воду.
Чумбока несколько раз о чем-то спрашивал китайца, но, не получив ответа, умолкал. Вскоре он либо уснул, либо опять потерял сознание.
Подул ветерок. Дождь перестал. Чуть засветилось, стала белеть вода.
Когда Чумбока снова очнулся, уже светало. Гольд увидел, что перед ним на корме сидит китаец. Чумбо приподнялся и стал с беспокойством осматриваться по сторонам. Берега были далеко, но по очертаниям сопок он узнал место, где шла лодка.
— Не бойся! Не бойся, — сказал ему китаец.
Чумбока не боялся Туна. Он понимал, что китаец спас его. Он только желал сейчас увидеть место, где можно надежно укрыться. Если бы его спас гольд, Чумбока бы не беспокоился: гольд знал бы, куда ехать. Но на корме сидит китаец, да еще такой, который языка гольдов не понимает. Этот не знает ни реки, ни дороги. Надо помочь ему.
Чумбока показал рукой, куда ехать. Как раз надо было сворачивать в протоку. Тун стал налегать на весло. Лодка шла вперед довольно быстро.
«Хорошо, что легкая лодка, — подумал Чумбо. — Была бы тяжелая, ни за что бы так не пошла».
Лодка вышла на протоку. Потом шла по озеру, потом по речке и еще по озеру. После полудня в кустарниках стал виден бревенчатый домик. Китаец спросил знаками, к нему ли подъезжать. Чумбо кивнул головой.
На берег вышел человек в белой рубахе и штанах, босой, с бородой и с белыми волосами на черных ногах, голых до колена.
Китаец удивился. Он впервые видел такого человека.
Появилась женщина с ребенком на груди. У ребенка были белые волосы, а у женщины черные.
— Это Фомка, — пробормотал гольд.
Фомка узнал Чумбоку.
— Где тебя так разукрасили? — спросил он, помогая ему выбраться из лодки.
Впервые Фомка пришел в низовья Амгуни с купцом Новогородовым, который раз в два года с большим караваном оленей переваливал горные хребты из Удского края.
Новогородов привозил на Амгунь и на Амур топоры, пилы, ружья, железо кусками, сукна, мануфактуру. Вместе с Новогородовым приходили и другие купцы — русские и якуты, люди ловкие и бойкие. Среди этих торгашей безответный работник Фомка считался круглым дурнем. Но руки у него были золотые, сам Новогородов это признавал.
Фомка дважды переваливал с купцами через хребты.
Новогородов ходил старинными тропами. Русские охотники не давали зарастать этим тропам с тех пор, как предки их оставили свои города и крепости по Амуру. Новогородов был потомок купцов, которые уже два века торговали на Амуре и продолжали эту торговлю, несмотря на строжайшие запреты русской полиции. Люди, ходившие с Новогородовым, были потомками амурских казаков, и все они смотрели на земли по Амгуни и по Амуру как на свои.
Многим русским, приходившим сюда впервые с купцами, нравилось на Амуре. Тут было раздолье. Река богата рыбой, лес зверем, непаханная стояла земля. Страна никому не принадлежала. Начальства не было. Не было и богачей. Среди гиляков и гольдов кое-где жили русские. Некоторые здешние жители были потомками русских. К тому же на Амуре теплее, чем в Удском крае; здесь росли совсем другие деревья, ягоды, виноград.
Фомка попал к Новогородову не по своей воле. Родители его, бедные удские крестьяне, занимались охотой. Отец задолжал купцу, и сын пошел отрабатывать долг. Когда долг был отработан, Новогородов нанял Фомку за харчи и небольшую приплату. Фомка был неграмотный и молчаливый человек, но он все понимал, видел, запоминал, хотя и виду не показывал, что понимает и видит.
Но вот однажды, когда караван пошел с Амура обратно в хребты, Фомка исчез.
На Амгуни, в становище тунгусов, ему понравилась девушка, дочь хозяина. Она была с ним ласкова, угощала его, улыбалась ему, позвала с собой в тайгу, там показала своего любимого верхового оленя. Никогда в жизни никто не был так приветлив и ласков с Фомкой. Нежность девушки, ее забота тронули сурового удского крестьянина.
Когда осенью караван собирался в путь, Фомка ворочал тюки, которые не могли бы поднять два-три работника, он заметил, что у девушки заплаканы глаза. Фомке стало жаль ее, но все же он отправился с караваном, потому что дело, как он полагал, должно быть прежде всего.
Дня через два Фомка передумал. «Провались Новогородов со всей своей торговлей и с обманами! Хватит людей дурачить!» — решил он. И бросил купца. Вернулся к тунгусам.
Спустя два года, когда Новогородов снова пришел на Амгунь, Фомка явился к нему продавать меха. Купец не узнал своего бывшего работника, Фомка привык к свободе и выглядел орлом. Он стал весел, разговорчив, жил с достатком. Тунгусы уважали его, говорили, что он очень умный.
— Вот так Фомка! — удивлялись работники купца. — Наш хозяин называл его дураком, а оказывается, не Фомка, а мы дураки.
Новогородов для острастки попробовал припугнуть Фомку полицией и велел ехать домой. Фомка схватил купца за бороду и так ударил его в ухо, что Новогородов пробил головой берестяной чум.
Впоследствии Фомка уехал к югу, где было теплее, где рос виноград, липы, дубы, каких он никогда не видел в своем Удском крае.
На новом месте Фомка быстро перезнакомился с соседями. Со старым Ла однажды он ходил на охоту, когда Удога и Чумбока были еще мальчишками. Когда у гольдов не было пищи, они приходили к Фомке. У Насти, его жены, в тайге за хребтом паслось стадо оленей. Фомка забивал одного оленя и отдавал голодным соседям.
Иногда летом он мыл золото и через тунгусов переправлял его другу Афоне. А бывало, что и Афоня приезжал сам.
Когда Тун привез избитого и израненного Чумбоку, Фомка сказал:
— Живи у меня.
Через три дня Тун простился с Фомкой. Русский дал ему вяленого мяса, юколы, парус из рыбьей кожи и пять лосиных шкур. Китаец поехал вверх, надеясь к осени добраться до Сунгари.
За три дня, проведенных у Фомки, Тун увидел, что Фомка такой же труженик, как и китайцы. Тун впервые понял русского человека. Все, что приходилось слышать Туну про русских, оказалось неправдой.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
ОСПА НА МАНГМУ
Избенка у Фомы маленькая, бревенчатая, светлая. Вокруг росчисть — на огороде растет лук, морковь, бобы. Над крышей из колотых бревен свисают тяжелые ветви лиственных деревьев. В избе белый пол из досок, стол, скамья. У Фомы хватало терпенья вытесать доски топором.
