Вадим Долгов - Мечник. Око Перуна
Наутро на горизонте не было привычных очертаний городских стен и башен, не было остроконечной крыши княжеского терема с резными коньками. Не было ничего. Не было даже острова. На его месте зияла огромная полынья, в которой плавали обгорелые бревна.
Колохолмцы собрались и, не оглядываясь, молча ушли в лес. На противоположном берегу стояла Добронега. Она сухими глазами смотрела на пустое озеро. Сзади подошел Ворон.
– Пошли.
Добронега повернулась и без слов зашагала вслед обозу, уходящему под темный лесной свод.
Ижица
Доброшка брел по бескрайней заснеженной пустыне. Белое небо сливалось с белой землей. Порой ему казалось, что он ослеп от этой нескончаемой белизны. Ветер завывал и сек лицо колючей снежной крупой. Но Доброшка продолжал шаг за шагом переставлять обшитые оленьей шкурой снегоступы. Впереди маячила спина проводника. Рядом с ним бежала собачка – хвостик колечком. Она то убегала далеко вперед, то возвращалась, оглашая простор звонким лаем. Несмотря на преклонный возраст, проводник шагал по твердому насту как ни в чем не бывало. Чудь белоглазая – она к таким переходам привычная.
С головы до ног старик был одет в одежду из меха и поэтому напоминал странного двуногого зверя. Он согласился за серебряную резану отвести Доброшку к новому поселку, возникшему в пустынных землях совсем недавно. Они шли уже второй день. Хотелось надеяться, что этот переход – последний. Дни были очень короткими. Солнце едва успевало осветить мир, как тут же снова пряталось под снежное одеяло. Дойти обязательно нужно было сегодня.
За спиной остались сотни и сотни верст. Припорошенные снежком голые лиственные леса русской стороны остались далеко позади. Позади осталась и дремучая парма с ее вековыми соснами, глубокими сугробами и редкими поселками белоглазой чуди. Вокруг на многие версты простиралось болото, поросшее чахлыми кривыми деревцами. Оказаться здесь летом – верная погибель. Но зима сковала топь и замостила дорогу, по которой ушли люди Ворона. На край света завел свой народ князь Ворон в поисках нового Китежа. Туда, где не достанет киевский князь со своими кметами, наемными варягами и греческими отцами.
А вслед за ним шел Доброшка. Благо пройти незамеченным такой большой отряд с обозом не мог. С момента их ухода прошел уже почти год. Но следы их пути еще можно было отыскать. Иногда дорогу подсказывали местные жители, иногда приходилось искать путь по приметам. В глубине чудских земель встретился ему и курган, устроенный так, как это заведено у вятичей. Но кто похоронен в нем, так и не смог допытаться у местных. То ли кто-то из китежан не вынес тяжелой дороги. То ли костяной наконечник чудской стрелы нашел слабое место в стальной китежской кольчуге. Об этом приходилось только гадать и надеяться, что не Белкины косточки нашли упокоение в последнем земляном доме. На границе дремучих лесов пришлось распроститься с верным конем. По снежной глади можно было продвигаться только на собачьей упряжке или пешим. Доброшка оставил коня в небольшом чудском поселке. Дал целый серебряный дерхем, чтобы сохранили до его возвращения, кормили, не обижали. Но сохранят ли – бог весть. Думать о возвращении было рано – дойти бы до цели. Шаг за шагом, шаг за шагом.
Вдруг оказалось, что проводник остановился и смотрит на Доброшку глазами-щелочками. Рядом виляла хвостом собачка.
– Однако пришли. Давай серебро.
– Куда пришли? – Доброшка принялся недоуменно озираться. Вокруг простиралась бескрайняя белая пустыня, по которой северный ветер гнал поземку.
Старик указал меховой варежкой куда-то вперед.
– Пришли. Поселок. Черный князь. Белые люди. Давай серебро.
Доброшка посмотрел в указанном направлении. Поначалу он ничего не мог различить, кроме белого марева. Но потом между снежными зарядами удалось разглядеть укрытые снегом холмики, над которыми метались едва заметные дымы. Доброшка застывшими пальцами развязал кошелек и вручил старику серебра даже больше, чем договаривались. Старик довольно улыбнулся, повернулся и через мгновение исчез за стеной метели. Доброшка натянул варежки и зашагал туда, куда указал ему старик. Сердце неистово колотилось в груди.
Поселок встретил его почти полным безмолвием, слышался только приглушенный собачий лай. Погода была такая, о которой говорят, что хороший хозяин даже собаку на улицу не выгонит. По такому случаю все четвероногие вместе с двуногими сидели под кровлей у огня. Солнце уже почти спряталось за горизонт. Вблизи стало видно, что хижины в поселке сложены из чахлых веток, это были настоящие шалаши, покрытые еловым лапником и шкурами. Шалаши были засыпаны снегом почти до самого верха. На вершине каждого из этих холмиков виднелось отверстие, из которого выходил дым. Доброшка шел по поселку, прислушиваясь к вою ветра и лаю собак. Наконец среди маленьких домишек он увидел один побольше. По размерам он не отличался от избы какого-нибудь смерда. Но среди низеньких строений выглядел чуть ли дворцом. «Ага, это здесь», – подумал Доброшка и решительно подошел к избушке.
Дверь была плотно прикрыта. Доброшка взялся за ручку и потянул. Покрытые инеем доски заскрипели и поддались. На него дохнуло домашним теплом, запахом хлеба и еще чем-то кислым. Он шагнул через порог. В небольшой клети перед очагом сидели трое. В одном из них Доброшка, хоть и не без труда, узнал князя Ворона. На князя он теперь был совсем не похож. Обычный человек. Да и делом он был занят совсем не княжеским – подшивал дратвой валенки. Над пламенем костра нависала жуткая старуха. Багровые отсветы отражались в черных зрачках и придавали ее лицу демоническое выражение. Но и она была занята вполне простым и домашним делом – помешивала кашу в большом глиняном горшке. Доброшка узнал Добронегу.
Третья фигура была едва видна в неверном свете пламени. Доброшка до последнего оттягивал момент, но все-таки решился посмотреть… Да, это была Белка. Исхудавшая, как-то странно повзрослевшая, но – Белка. Его Белка. Колохолмская княжна, охотница, защитница родовых бортей. На руках у нее лежал сверток. В свертке кто-то посапывал.
– Белка, я пришел за тобой! – Это все, что смог произнести Доброшка растрескавшимися на морозе губами.
Белка подняла глаза. Изумление, страх и, наконец, печаль сменились на ее лице, как тени от летних облаков.
Вслед за Белкой голову поднял и Ворон. Он почти не изменился. Лишь похудел. Щеки впали. Зрачки черными углями светились в провалах темных глазниц. Не говоря ни слова, он встал и направился к Доброшке. Тот схватился за меч. Но Ворон, не обращая внимания на это движение, взял полушубок и вышел из дома, слегка толкнув растерянного Доброшку плечом. За ним следом ушла и Ега.
Они остались с Белкой наедине. Или почти наедине. Младенец в меховых одеялах запищал, Белка дала ему грудь и решительно посмотрела на Доброшку:
– Садись.
– Я пришел за тобой.
– Я вижу.
– Собирайся, пойдем.
Белка рассмеялась каким-то незнакомым хриплым грудным смехом.
– Разве ты не видишь, здесь присутствует юный княжич. Вряд ли он захочет покидать прекрасные княжеские палаты своего отца ради какого-то юного мечника.
– Он взял тебя силой? Я убью его!
Белка пристально взглянула в глаза Доброшке:
– Он хороший.
Доброшка оторопело молчал. Белка продолжала:
– Он сильный.
Доброшка стиснул рукоять меча. Белка мечтательно обернулась в сторону двери, туда, куда ушел Ворон. Глубоко вздохнула.
– Он добрый.
Повисло молчание. Потрескивал огонь и посапывал сосущий мамину титьку малыш. И тут Белка стряхнула тягостное оцепенение и сказала почти весело:
– Уходи. Переночуй и уходи.
Спустя годы Доброшка вспоминал и никак не мог вспомнить, как он проделал обратный пусть до чудского поселка. Все слилось в одну черную полосу непрекращающейся душевной боли. Несколько раз он порывался вернуться. Выхватывал меч и мчался сквозь снежную мглу, поминутно падая в снег.
В конце концов упал в снег. Метель заметала его. Доброшка лежал и не шевелился. Жгучий холод сменился странным теплом. Сильно хотелось уснуть. Доброшка знал, что сон теперь означает смерть. Он с наслаждением погружался в истому, призывая спасительное забытье.
Очнулся оттого, что ему в лицо дышала собачка, хвост колечком. Откопал его старый проводник. В поселке чуди белоглазой он провалялся в жару до весны. Старик поил его какими-то настоями. К тому времени, когда земля стала оттаивать и по лесам потекли хрустальные родники, Доброшка вполне окреп и, отблагодарив хозяев всем бывшим у него серебром, взнуздав коня, пустился в обратный путь. В Колохолм, где каждый угол напоминал о Белке, он решил не возвращаться. За Илью он был спокоен. Воевода наконец смог расстаться со своей холостой жизнью. Красавица Предслава оправилась, и Илья взял ее к себе в жены. Когда Доброшка уезжал в свой дальний путь, она была уже на сносях. Будущим летом должен был родиться малыш, которому Илья уже и имя придумал – Подсокольничек. Думали, будут на блины друг другу с женами ходить, – не вышло.
