Натан Рыбак - Переяславская Рада (Том 1)
Глава 13
После отъезда Вимины гетман говорил со своим казначеем. Крайз стоял у порога, склонив голову набок. Он выслушивал вопросы гетмана и почтительно давал ответы. Да, деньги поступают в личную казну гетмана в нужном количестве. Золото, как и приказал гетман, отправлено в Субботов. Место, где спрятали, как приказал гетман, известно только гетманичу Тимофею.
Посполитые платят подати гетману исправно. Внесли все поборы.
Хмельницкий задумался. Крайз молчал. Какую-то неприязнь чувствовал гетман к угодливому и сметливому немцу. Но Хмельницкий отогнал это чувство от себя. А что, в конце концов, от Крайза требовать? В денежных делах разбирается. Да и то, что Елена рассказала сегодня о замечании, сделанном ей Крайзом, свидетельствует о его преданности. Хмельницкий кивнул головой.
Крайз поклонился, однако не уходил. Хмельницкий спросил:
– Еще что-нибудь есть ко мне?
– Да, ясновельможный пан гетман. Не мое это дело, но я должен сказать, ибо вы так милостивы ко мне, что и не ведаю, чем вас отблагодарить.
– Говори, – нетерпеливо сказал гетман, он не любил излишнего суесловия.
Крайз на цыпочках сделал шаг к гетману – и скороговоркой:
– При встрече с венецианским послом пани гетманова поступила неосторожно.
– Знаю, – перебил гетман. – Не твоего это ума дело. Ступай.
***Вечером гетман был в гостях у Выговского. Приехал с хутора отец писаря Евстафий, привез старого меда, от которого шел приятный терпкий дух. За трапезным столом сидели гетман, веселая и живая пани Выговская, Волевач, Выговский. На блюдах возвышались белые пышные индюки, поросята, присыпанные зеленью, стояли серебряные чаши, наполненные вишнями. В вазах лежали апельсины и миндаль. Гетману поднесли большой серебряный кубок меду. Выговская низко поклонилась. Гетман выпил. Выговский начал рассказывать про немецкого купца Вальтера Функе. Евстафий накручивал музыкальный ящик-диковинку. Беседа становилась непринужденной, как вдруг на пороге непрошенным гостем возник Капуста.
– По мою душу? – неприветливо спросил гетман. – Не пойду.
– Не пустим, гетман! – пани Выговская стала перед Хмельницким и раскинула руки, как бы защищая его от Лаврина Капусты.
– Вести из Варшавы, – спокойно проговорил Капуста через плечо Выговской.
Гетман отстранил протянутый Выговским кубок. Пани Выговская опустила руки. За столом стало тихо.
– Идем, – буркнул гетман.
Вышли вдвоем.
***...Нагнувшись над столом, Капуста читал:
– "Посол ханский Мустафа-ага вручил королю грамоту от хана, а в ней писано: «Что скажет наш посол, то будут наши слова. Дело ваше начинайте, только дайте нам знать через Мустафа-агу, когда будете готовы, а мы готовы. Дело великое, много можно приобресть царств и земель. А казаки запорожские будут служить вам, такой с ними договор у нас, без нашей воли они никуда не пойдут».
– Это грамота хана, – вставил Капуста.
– Понятно. Дальше! – торопил гетман.
«Вот оно, начинается», – подумал, набивая трубку.
Капуста читал:
– "Доподлинно известно нам, что Мустафа говорил: татары хотят воевать Москву вместе с Речью Посполитой, и в той войне войско гетмана будет им помогать. А также писана грамота от короля польского хану, и в ней сказано такое: «Московиты – наши общие враги, они владеют царствами Казанским и Астраханским. Если ты, великий хан, соединишься с королем для завоевания Московского государства, то получишь снова в вечное владение сии царства».
И еще была тайная беседа о том, чтобы после войны с Москвой обратить сообща силы против гетмана Хмельницкого и покончить с гетманством".
Капуста свернул в трубку коротенькие листки и спрятал в карман.
– Вишь, какое дело, – произнес гетман. – Что ж, мы того и ждали.
Проси ко мне посла Григория Богданова. Немедля!
Хмельницкий встал.
– В Киеве у Киселя, – сказал Капуста, – подозрительная суета. Наехала шляхта, совещаются, грозятся. Надо бы тряхнуть немного.
– Только осторожно, – согласился гетман. – А Малюга молодец. Молодец.
Ты ему отпиши: получит пять тысяч злотых.
– Слушаю.
– Эх, Лаврин, – гетман остановился перед Капустой и положил ему руку на плечо, – вот какие дела. Не обдурят нас паны, нет. Теперь и Москва поверит. Теперь и бояре взглянут другими глазами. А все твоя рука, твои глаза, твои уши. Золотой ты человек.
Капуста покраснел. С радостью слушал слова гетмана.
– Всей душой готов тебе помочь, Богдан. Ты об этом сам ведаешь.
– Ведаю. И ценю за это. И Украина это оценит. И никто и никогда не одолеет нас, Капуста! Никто и никогда, ни хан, ни султан, ни король, – если будем стоять плечо в плечо с братом нашим, народом русским.
...Ночью, после беседы с гетманом, Капусту разбудил гонец со сторожевой линии.
– Турецкий посол Осман-ага в ста верстах от Чигирина, пан полковник, – оповестил казак.
Глава 14
...Началось с переписки. Бутурлин доложил царю о содержании грамот Хмельницкого. Выходило так, что сообщение гонца Кунакова из Варшавы подтвердилось. Польский король готовился поправить свои дела за счет Москвы.
Бутурлин, вытирая платком пот, басил:
– Надо слать посольство в Варшаву. Надо прижать панов к стенке.
Начать речь о возврате Смоленска, воспользоваться сообщениями Хмельницкого о том что в польских книгах поносят царя и ругают бояр, что титул царя пишется неверно. Одним словом, есть за что ухватиться.
Царь ответил:
– Быть по сему. В Варшаву поедет Пушкин, прочих подбери ему сам.
Гетману отпиши: намерение его стать на защиту веры православной весьма похвально. В обиду братьев наших не дадим.
Бутурлин, склонив голову, слушал царя. Он думал иначе. Считал, что с Хмельницким надо договориться теперь же. Потеря времени чревата опасностями.
Солнечный жар струился в окна посольского приказа. Алексей Михайлович не переносил жары. Самое время сейчас поехать в Преображенское. Сидеть над прудом, дышать свежим воздухом, избавиться от докучных забот. Но и думать об этом грех. Надвигались события, требовавшие неусыпного внимания. Докука немалая. На одних бояр положиться нельзя. Алексей Михайлович, пристально поглядев на Бутурлина, как бы взвешивая каждое слово, спокойно проговорил:
– Мыслю – надлежит, боярин, нам не токмо на судьбу уповать. – Бутурлин, вытянув шею, приоткрыв рот, слушал напряженно. – Униаты худое творят. Поистине пора усмирить сих вероотступников! Не можем мы спокойно зреть, как людей единой с нами веры теснят и бесчестят.
У Бутурлина в голове прояснилось. Напрасно думал он: царь-де с неохотой пойдет на возобновление переговоров с Варшавой. Выходило не так.
Более того: царь подсказал путь, как трактовать с королем польским.
Алексей Михайлович, помолчав, произнес твердо:
– Про унию послы должны сказать недвоесмысленно. Касательно Хмельницкого – самим речь не заводить, не дать королевским сенаторам понять, как это нам важно.
Замолчал, поглядел поверх головы Бутурлина в окно. Ветер кружил по двору столб пыли. Царь потер руки и сказал:
– Людям русским, по разным землям рассеянным, давно пора быть в единой державе.
У Бутурлина дыхание захватило.
– Истину глаголешь, государь, истину.
Хотел еще что-то сказать, но царь, остановив его движением пальца, продолжал:
– Недруги в заморских краях злым рвением живут: как бы устроить, чтобы во веки веков люди русские, дети одной матери, земли русской, не купно были. Уразумел, боярин, чего хотят? Будем ли мы покойны, когда тело матери нашей, земли русской, на куски разрывают? Неужто дадим разбить нас поодиночке? Неужто подарим недругам Смоленск, исконную нашу вотчину?
Никогда! Никогда!
Голос Алексея Михайловича звучал твердо и уверенно. Давно не слыхал боярин подобных слов от царя. Ничего, что зной и духота стояли на дворе и проникали сквозь толстые каменные стены в палату. Повеяло вдруг свежим ветром. Легче стало дышать. Дрогнувшим от радости голосом боярин проговорил:
– Давно бы так, батюшка царь Алексей Михайлович.
– Хмельницкий начал дело святое и великое, – продолжал царь. – Будет ему в сем деле моя рука.
Бутурлин поспешно добавил:
– Истинно так, государь, земля эта искони славянская, черкасы <Украинцев в те времена часто называли черкасами.> нам братья по вере и крови, и не можем мы в беде их кинуть.
Вместо ответа царь сказал:
– Ехать Пушкину в Варшаву немедля.
Он встал. Вздохнул. В раздумьи подошел к окну. На кремлевском дворе было тихо. Только на ступенях крыльца Грановитой палаты сидели челобитчики. Нет, не отдохнуть ему сим летом. Все дела докучные. На одних бояр положись – до добра не доведут. В Преображенское не придется ехать.
