Два брата - Александр Мелентьевич Волков
Русаков дорожил молодым грамотным приказчиком, хвастал им перед другими купцами. Жалованье Иван получал хорошее. Семен мог бы не тачать сапоги — денег сына вполне хватало на прожитье, но старый сапожник по-прежнему сидел в амбарушке на табуретке с кожаным сиденьем и все так же стучал молотком.
И умер он за работой, с сапогом в руках. А вскоре сошла в могилу и безответная Домна.
* * *
Над головой Русакова, как гром среди ясного неба, грянул царский указ:
«Купчине Русакову, Антипу Ермилову сыну, не мешкав, собирать пожитки и переезжать в стольный город Питербурх и тамо строить приличные его состоянию палаты и заводить торговлю…»
Царь Петр зорко следил за своими подданными. Кто выделялся мастерством, либо книжным учением, либо капиталом, всех он перетаскивал в свой любимый город. Русаков, удачливый купчина, сильно расторговался за последние годы. И царский перст безошибочно ткнул в него: ехать в Питер!
Плачь не плачь, охай не охай — царский приказ выполнять надо не мешкая.
Иван был очень доволен. У него давно бродила мысль перебраться в Петербург: там жил его друг, Егор Марков, от которого Иван получал весточки. Только не хотелось ему покидать синеглазую Анку. А тут вышло само собой.
Ракитин ходил по лавке гоголем, заложив руки за щегольской пояс с чеканными серебряными украшениями, пошучивал, покрикивал на молодцов, приглашал постоянных покупателей на новоселье в Питер.
Антип Ермилыч вызвал Ивана в спальню. Он сидел у кованного железом денежного сундука, оплывший, с седой клочковатой бородой, со слезящимися глазами.
— Садись, Иван, слушан!
Иван с поклоном сел.
— Что прикажешь, Антип Ермилыч?
— Была у меня дума в Москве жизнь скончать, на Рогожском кладбище с отцами-дедами упокоиться. Да царский указ — великое дело. Спорить нельзя. Вот тебе, Иван, деньги. — Купец кряхтя нагнулся, открыл сундук, дрожащими руками вытащил мешочки с золотом. — Поедешь в Питер передовым. Построишь мне дом, а там и мы всей семьей, со всеми пожитками тронемся…
— Хорошо удумал, Антип Ермилыч!
— Плохо ли! С моим капиталом да в мои года по постоялым лепиться нестаточное дело. К осени, я чаю, управишься?
— Постараюсь, Антип Ермилыч. Дух вон, сделаю!
— Ладно. Деньги перечти, расписку пиши…
Иван продал родительский домик, перевез Машу к Русаковым — в горничные к Анке. Веселая Анка встретила ее, как сестру.
Иван Семенович помчался в Петербург с двумя подручными: хлопот в новом городе предвиделось много.
* * *
Работа в токарной мастерской оканчивалась, когда к Маркову пришел лакей:
— Егор Константиныч, тебя некий человек спрашивает.
— Кто таков?
— Не сказывает. Просит выйти в сад.
Егор поворчал, скинул фартук и вышел. На главной аллее, тянувшейся через весь Летний сад, стоял невысокий коренастый человек в нарядном купеческом кафтане со сборками позади, в меховой шапочке с пером. Сердце у Егора сильно забилось. Он ускорил шаг. Ожидавший бросился к нему. Раздались два радостных возгласа:
— Егорша!
— Ванюшка!
Два приятеля обнялись, расцеловались.
Начались беспорядочные расспросы, восклицания. Оба оглядывали друг друга, восхищались тем, как вырос и возмужал приятель, каким стал важным! Беспричинно хохотали, жали друг другу руки…
— Надолго ли? — спросил наконец Марков.
— Насовсем! — весело ответил Ракитин. — Моему хозяину указ вышел — в Питере жить!
— Ловко!
Егор в восторге схватил друга, хотел повалить на скамейку, но тот был крепок. Расставив по-медвежьи ноги, Иван уперся в землю — и ни с места. После возни оба друга, запыхавшись, бросились на лавку.
Егор спохватился:
— Сейчас отпущу работников, и пойдем ко мне в камору.
Егор сбегал в мастерскую, потом отвел друга в комнату, где жила их семья, в службах Летнего дворца, предназначенных для придворных лакеев и денщиков Петра.
Аграфена, поседевшая и постаревшая, но еще бодрая, обняла Ивана и запричитала:
— Уж ты свет ты мой Ванюшка! Остался ты без родного батюшки да остался ты без родной матушки!..
— Этому горю не пособить, тетушка Аграфена, — тихо и печально откликнулся Иван.
Аграфена засуетилась, начала готовить угощение.
— Как матушка-Москва стоит, золотые маковки?
— Москва стоит по-старому, а народу в ней порядком поубавилось. Всех, кто получше да побогаче, царь в Питер перетягивает. И нам черед пришел…
— Все сюда переезжаете?
— Да, тетушка Аграфена.
— А Машенька?
— И Маша приедет.
Аграфена всплеснула руками:
— Вот радость мне, старухе! Уж так я по ней соскучилась! Небось большая стала?
— Невеста. Женихи присватывались, да я всех с порога гнал. — Ракитин бросил лукавый взгляд на Егора.
Иван временно поселился у Марковых.
Через несколько дней к матери пришел Илья. Ротный командир, зная, что брат ефрейтора Маркова — царский любимец, изредка давал Илье отпускную — повидаться с семьей.
У Марковых сидели за столом, когда дверь открылась и на пороге показался Илья. Увидев незнакомого, щеголевато одетого купца, солдат приостановился, а Егор засмеялся:
— Что ж ты, Илюша, заходи! Знаешь, кто это? Ваня Ракитин, которого ты в лесу от погибели спас!
По письмам Егора молодой приказчик знал, что Илья Марков нашелся и служит солдатом в Питере.
Ракитин встал, степенно поклонился.
— Здравствуй, Илья Константиныч! Благодеяние твое помню и вовек не забуду. Кабы не ты, моих бы и костей не осталось!
Аграфена Филипповна хлопотала у стола.
Илья Марков и Ракитин вспоминали об удивительной своей встрече в лесу. Теперь, через много лет, им снова довелось встретиться.
После нескольких чарок Иван рассказал Егору и Илье о своей любви к Анке.
— Только не выдаст ее за меня Антип Ермилыч, — грустно закончил Ракитин. — Ему зятя-богатея надо. А я? Сотни три золотых скопил, да разве это богачество?
— Полно, не горюй! — уговаривал друга Егор. — Авось раздобрится твой хозяин.
— Не раздобрится! Торговать, что ли, начать? Уйду от него, свою лавку открою… Одна беда — денег мало, с такими деньгами прогореть недолго.
— А ты б по-простецки! — сказал Илья.
— Как — по-простецки? — не понял Ракитин.
— Увез девку, и вся недолга! Что, в Питере попов не найдется тайком перевенчать? Выйдет твоя ненаглядная вечерком, а там тройка лихих у забора, Егорка за шафера. Свистнет ямщик — и поминай как звали!
— Нет, так негоже, — покачивая головой, сказал Егор. — Как же без родительского благословения?
— А что? — задорно продолжал Илья. — Старик посердится и простит.
— Не простит, знаю я его… — возразил Ракитин. — Не простит и весь капитал на племянников отпишет.
— Ты, стало, не за девкой, за батькиной мошной гонишься? — ехидно усмехнулся Илья.
— Нет, братцы, люблю я Анку… Но как же без приданого?
— У вас, купцов, где же
