Империя - Конн Иггульден
– Тебя не было здесь какое-то время, – начал возражать Перикл. – Я не думаю…
– Прошу тебя, Перикл. Ты понимаешь, что я рассуждаю здраво. Ты меня знаешь. Мы – скифская стража для сотен маленьких городов и членов Союза. В нынешней ситуации это работает, но весь мир ждет, когда спартанцы решат, что с них хватит. Они тянут. Выжидают удобный момент. Тогда они выступят, разобьют всех врагов разом и вернутся домой. Так они воевали против Персии, и помнит ли кто-нибудь, сколько времени они уже безвылазно сидят за своими стенами? Нет. Для Спарты война начинается с еды, которой они кормят своих солдат, затем тренировки, изготовление снаряжения, учет рельефа местности, погоды… всего. А когда они наконец выступают в поход, то уверены в том, что́ им предстоит сделать и как.
– Все это мне известно, – сказал Перикл.
Кимон удивил его тем, что снова перебил, не дождавшись, пока он выразит свою мысль. И это больше, чем что-либо другое, показывало, как серьезно друг настроен убедить его в своей правоте.
– Спартанцы пока не готовы действовать, – продолжил Кимон. – Но когда они явятся, нам придется отдать все, чтобы пережить это. Твои стены обеспечивают нам безопасность, я в это верю, но как долго мы можем прятаться за ними?
– Больше месяца нам, вероятно, не понадобится, – немного резко ответил Перикл.
Стены по-прежнему оставались главным делом его жизни, и то, что Кимон пренебрежительно говорил о них, уязвило его гордость.
– Надеюсь, но за этот месяц наши союзники увидят, что мы не способны защитить их. Начало положил твой отец, Перикл, а ты продолжил. Сень Делосского Союза оберегает и защищает всех ее членов. Флот придет и отразит угрозу любому из них. Вот чего ждут наши люди на Кипре, и того же требуют взамен за клятву верности и серебро все члены Союза. Симмахия городов. Империя Эгейского моря. – Он помолчал и заговорил мягче: – Если нас вынудят каждый месяц бежать за свои стены, бросать Союз… будь я царем Спарты, то за один год уничтожил бы авторитет Афин. Ты понимаешь? Когда они придут, а они должны прийти, это нанесет нам урон, какого никто не может себе даже представить. Вероятно, и с Союзом будет покончено.
– Ну и что тогда? Что ты предлагаешь? Оставить без внимания нападение персов на Кипр? Это нанесет не меньший ущерб нашему Союзу и ослабит его, разве не так?
– Так, – кивнул Кимон. – Я должен помочь Кипру, а для этого мне нужно быть уверенным, что Спарта не выступит, пока наше войско находится в другом месте. Они боятся нашего флота, Перикл. Я могу высадить людей на Пелопоннесе, как только спартанцы встанут под нашими стенами. Они это знают. Вероятно, только эта угроза и держит их на той стороне перешейка. Чтобы я мог отправиться на Кипр, нужен перерыв в этой нашей холодной войне. Мне необходимо перемирие со Спартой.
Перикл моргнул, глядя на человека, которого уважал больше всех, и обдумывая его слова.
– Я знаю, ты видел атаку при Танагре, Кимон. Тогда мы с Эфиальтом пытались ослабить Спарту. Мы рассчитывали, что привели с собой превосходящее силой войско, и, хотя было пролито немало их крови, они убили так много наших людей… Ты не видел похороны. Могилы… Думаю, наш расчет оправдался, силы их убыли, но с того дня они жгут наши корабли и отбирают грузы у торговцев, присоединяются к нашим врагам, чтобы давать им советы и тренировать их. Понимаешь? Я бы заключил перемирие со Спартой завтра же! У нас остались бы наши стены и торговля – в Союзе все было бы спокойно, за исключением тех мест, где Спарта охотится на наших людей! Клянусь богами, чего бы я только не отдал за мир! Это Спарта рыщет вокруг загонов, изыскивая способы, как бы утащить ягнят. Это они злятся и несут разор. Их тебе нужно убеждать, не нас.
Кимон молча кивнул, выпучив глаза и надув губы: юнец взялся поучать его. Перикл вспомнил об опыте Кимона в командовании, гораздо большем, чем у него. Без сомнения, все высказанные им доводы уже приходили в голову архонту. Ах, он слишком увлекся! Перикл покраснел и решил больше ничего не говорить.
– У меня есть друзья в Коринфе, – сказал Кимон, – люди, которые имели дела с моими предками не одно поколение и которые, я уверен, меня не обманывают. Они говорят, новый спартанский царь отстраивает заново город, заставляет людей из разных классов проходить обучение в школах агогэ, делает их спартиатами еще до того, как они закончат подготовку, – старается как может, лишь бы вернуть свой народ к былой силе. Сменится одно поколение, и не останется следов ни землетрясения, ни восстания илотов. Это проблема для наших сыновей, Перикл, не для нас. Меня подмывает предложить ему серебро в обмен на десять или двадцать лет мира.
– Они не пользуются деньгами… ты, конечно, это знаешь, – сказал Перикл и откашлялся. – Почему ты считаешь, что они примут предложение?
– Это верно, спартиаты не применяют деньги в обычной жизни. Они все делают сообща: от еды и сна в казармах до тренировок. Однако государству деньги необходимы. Они знают цену серебру, когда входят в контакт с другими городами. У Спарты имеется сокровищница вроде нашей, хотя, по-моему, сейчас там мало что есть, кроме пауков и мышей. Илотов, чтобы ремонтировать щиты или складывать стены, у них теперь тоже меньше, чем в прежние времена. Так что, если они хотят нанять мастеров или архитекторов из Аргоса, им нужно хорошее серебро. У нас есть рудники в Лауриуме, и мы хотим заключить мир. Им нужно время и серебро. За разумное его количество, думаю, я смогу свести вместе обе стороны.
Кимон со смущенным видом поскреб носком сандалии по земле.
– В прежние времена я набрал бы необходимое в семейных сундуках. Мне не хочется ни о чем просить совет, Перикл, не говоря уже о серебре в таком количестве, чтобы хватило соблазнить царя Спарты. Однако члены совета доверяют мне больше, чем многие афиняне. Если я поеду в Спарту, то должен сделать там наилучшее предложение. Один шанс, и, кто знает, через неделю я могу вернуться с перемирием, в котором поклянутся богами.
– Сколько тебе нужно? – спросил Перикл, страшась услышать ответ.
– Десять талантов. Столько я смогу увезти на повозке. – Он увидел, что Перикл колеблется. –
