Спасители града Петрова - Владимир Васильевич Каржавин
Дом Еремея сгорел, осталась нетронутой только печь, на которой Еремей ещё недавно готовил кашу. Но каменный особняк доктора Витковского огонь пощадил. Лишь чёрный дым, слегка клубясь, выходил из окон. Ярцев, с трудом пробравшись через развалины, останки брошенных пушек и лежащие на земле трупы, остановился в отдалении. Угрюмо смотрел он на дом, который часто посещал. На сердце было неспокойно за Кристину и её отца. Но внутреннее чувство подсказывало, что они живы, потому что доктор Витковский наверняка догадывался, слышал, что будет сражение и заблаговременно эвакуировал свою семью. Вот только куда?
Стоп! Как куда? Скорее всего, в больничную избу!
Ярцев снова с трудом пробрался через развалины и пепелища и быстрым шагом, насколько мог, направился к биваку, который находился за городом.
Спросив у Гогнидзе разрешения отлучиться на полдня, он вскочил на коня и помчался по знакомой дороге в сторону больничной избы.
На обширной территории вокруг больничной избы был разводной госпиталь. В палатках, пропитанных от дождя воском, кипела работа. Там резали, пилили, зашивали. В те времена единственным противошоковым средством была водка, которой поили раненых перед операциями; анестезии и антисептиков медицина ещё не знала. Поэтому всё, происходящее в палатках, сопровождалось душераздирающими криками и стонами. Рядом с палатками в беспорядке стояли аптечные повозки, лазаретные кареты и телеги. В телегах доставляли с поля боя раненых. Многие прибывали в госпиталь со страшными ранами в грудь и живот, с раздробленными костями. Иные даже доставлялись без перевязки. В результате у них возникала гангрена (Антонов огонь), а в ранах заводились черви. Всех мучила жажда.
А на земле… Сколько тел! Сколько потоков крови – лужи крови не иссыхали! Разбитые головы, оторванные руки и ноги. Те, которые несли раненых, все были в крови своих боевых товарищей. Если бы не запах варева, исходящего из большого котла на огне, запах крови чувствовался бы повсюду.
Доктора Витковского Ярцев заметил сразу. Он и штаб-лекарь ходили от одной палатки к другой. Штаб-лекарь, небольшого роста, с крепкими руками, часто жестикулировал, что-то объяснял. Белый халат его был весь в крови.
– Здравствуйте, пан Витковский.
Увидев Ярцева, теперь уже в форме русского офицера, Витковский растерялся. Лишь слабая улыбка появилась на его благородном лице. Казалось, он хотел перенестись в другой мир – далёкий от мира раненых, стонущих и умирающих. Он выглядел очень уставшим.
– Матка боска… – прошептал он и потом уже громче: – Именно таким я вас и представлял.
Штаб-лекарь подозрительно посмотрел на Ярцева, как бы говоря: «Что ты тут хаживаешь, здоровый, с целыми руками и ногами? Шёл бы куда подальше, не мешал работать». Витковский словно понял молчаливый намёк коллеги, хоть он и не относился к нему:
– Мы с вами ещё увидимся, обязательно увидимся. А сейчас, простите великодушно: ни минуты свободного времени.
Ярцев даже не успел представиться, как положено. Но, расставаясь, робко произнёс:
– Пани Кристина…
Витковский кивнул головой в сторону:
– Она в самой дальней палатке.
…Осторожно, с волнением в сердце, вошёл он в небольшую палатку и увидел её. Кристина сидела за складным походным столом и готовила какие-то мази и целительные снадобья. Увидев Ярцева, она поднялась:
– Вы?..
– Честь имею представиться: капитан артиллерии граф Ярцев Павел Петрович.
Ему показалось, что за те дни, которые он её не видел, Кристина похудела на лицо. На ней было узкое чёрное платье и кашемировая шаль серебристого цвета. Из-под капора того же цвета с золотистыми ленточками выбивались пепельного цвета пряди.
– Я вижу, сударыня, вы не рады встрече? – вздохнул Ярцев.
Она выглядела растерянной, и это трудно было скрыть:
– Вы так часто меняете мундир, что я, право, не знаю, на каком языке с вами говорить.
– Буду признателен, если вы отдадите предпочтение русскому.
– Потому что вы перешли на русскую службу?
– Должен заверить вас, сударыня, что я с неё и не уходил.
Он посмотрел ей в глаза: поймёт или не поймёт? И добавил:
– По поводу мундира считаю своим долгом сообщить вам, что я менял его только дважды: с русского на французский и с французского на русский.
– А ещё на гражданский, когда арестовывали вас, – заметила Кристина.
Так это она скрытно смотрела из окна, когда его арестовывал Клеман со своими подручными, вспомнил Ярцев.
– Что ж, пусть будет ещё один мундир, гражданский.
– И вам это нравится?
– Простите, не понял. Что вы имеете в виду?
– …переодеваться, как в театре…
Он смотрел на её волосы, уложенные на пробор, пытался прочитать в глазах её мысли, но находил только усталость. Разве могла она сидеть спокойно, когда её отец валится с ног, оперируя раненых.
В это время в палатку вошли два санитара. В присутствии посторонних она почувствовала себя неловко. И он понял, что надо уходить:
– Не такой, сударыня, я представлял нашу встречу. Что ж, прощайте. Честь имею!
Ярцев вышел из палатки. День, как и предыдущий, сделался достаточно тёплым, солнечным. Золотая осень, пусть с запозданием, но вступала в свои права. «И на что ж ты рассчитывал, Павел Петрович, – разговаривал Ярцев сам с собой, едва не спотыкаясь о лежащие на земле тела. – Если думал, что она бросится тебе на шею, увидев мундир капитана русской армии, так это, как видишь, иллюзия. А то, что ты разведчик, рисковал жизнью, это для неё не больше чем смена мундира… театр…»
Кто-то окликнул его. Ярцев обернулся: перед ним стоял Арнольд Граббе.
– Что вы здесь делаете, барон? Ранены? – спросил Ярцев.
– Пуля для меня ещё не отлита! Я, граф, пришёл проведать Петушкова… вернее, проститься…
– Что с ним?
– Ему ядром оторвало ноги.
Ротмистр Петушков лежал в луже крови, нижняя часть туловища была прикрыта рогожей. Лицо бледное – от потери крови. Увидев товарищей по бригаде, он попытался подняться на локте, но это у него не получилось.
Ярцев быстро шагнул к нему, опустился на одно колено:
– Петушков, милый… как же это…
Истекающий кровью Петушков сделал новую попытку опереться на локте:
– Павел
