Мать королей - Юзеф Игнаций Крашевский
Быть может, что Николай из Сонпа рассчитывал на то, что епископ пытался скопить для своей семьи и обогатить её… но не ценой совести.
Ответ Олесницкого был холоден и рассудителен. Он ещё раз признавал, что Витовт был достоин носить корону, но Польша ему её дать не могла. Он же ни за какие сокровища на свете чести и совести не мог продать. Несколько часов продолжались тщетные просьбы и аргументы, что Польша ничего не потеряет от коронации Витовта, что он предложил сразу снять с себя эту корону, что требовал её только, чтобы смыть с себя позор и т. п.
Епископ остался при своём, холодный и невозмутимый. Послы должны были вернуться с пустыми руками. Услышав это, Витовт впал в гнев и неистовство, княгиня Юлианна плакала от злости и бросалась с угрозами. Оба тем сильнее хотели настоять на своём, чем более ожесточённым было сопротивление, а Ягайлло постоянно повторял одно, отсылая к Збышку.
Витовт ещё раз позвал к себе Мацея, епископа Виленского, и через него снова умолял, просил корону, хотя бы на день… обещая её немедленно сложить.
Какая таинственная мысль склоняла его к такой настойчивости, сейчас угадать трудно; определённо то, что не одна прихоть получить королевский титул.
В конце концов великий князь зашёл так далеко, что начал угрожать епископу местью, уверяя его, что добьется, вымолит у короля, что сбросит его с епископской кафедры, как Выша.
И этой угрозой, которую, впрочем, невозможно было осуществить, Олесницкий вовсе не дал себя запугать. Ответ звучал, как всегда, – что не может разрешить.
Упорная настойчивость князя и всевозможные его интриги разбились о грудь священника, защищённую непоколебимым убеждением, что освобождение родины зависело от сохранения уз, которые объединяли два государства.
В течение нескольких дней испытывающий страдание Витовт, после этого последнего разговора с епископом занемог сильнее. Его сломили этот бой, беспокойство, горячка, с которыми он жил с Луцкого съезда.
Испуганная за него и за себя Юлианна уже не знала, что делать. Между тем отовсюду приходила глухая молва, что Свидригайлло уже интриговал и делал явные приготовления для наследства живого Витовта.
Княгиня в течение нескольких дней видела на лице мужа перемену, выражение страдания. Голова наливалась кровью, боли в шее и крестце становились невыносимыми, к ночи приходила горячка.
Однако ни малейшего опасения за жизнь ещё не было; несмотря на возраст, Витовт был сильным и крепостью превосходил Ягайллу.
Несмотря на болезнь, он ложиться не думал. Боли, которые он чувствовал в шее, вынудили его только остаться в комнате, в которой рядом с ним сидел Ягайлло, а беспокойная княгиня каждую минуту вбегала с новыми советами и лекарствами.
На крестце появился нарыв, это признали очень счастливым, он должен был вывести всё плохое.
После проигранной борьбы с Олесницким произошла, однако, полная перемена в характере Витовта; он потерял силы духа, отказался уже от всяких стремлений, на него повеяло какое-то предчувствие конца.
Он подал руку Ягайлле, который сидел рядом.
– Давай забудем обо всём. Нужно отказаться от этот мечты о короне, – говорил он слабым голосом. – Да! Всех я приманил на свою сторону, сломил угрозу одних, других купил золотом, этого человека ничем не мог задобрить. Его и Соньку! Он не дал мне короны, она никогда меня не простит!
Услышав о тяжёлой болезни, Олесницкий пришёл к князю, который принял его без гнева, с почтением.
– Отец мой, – сказал он, – вы победили… О короне уже не думаю. Завидую Ягайлле, что у него есть такой человек, а у Польши – пастырь.
Подканцлер Владислав из Опорова и племянник короля Семко Мазовецкий присутствовали при разговоре. Витовт обратился к ним, повторяя заверение, что от короны отказывается.
Олесницкий красноречиво пытался убедить его, что его величие и слава от этого не потеряют.
Витовт, которого мучили сильные боли, добавил мгновение спустя:
– Сдаётся мне, что иная корона меня ждёт, на том свете… Приближается конец.
Присутствующие прервали, ободряя его и доказывая, что опасности не было.
Однако княгиню уже охватила тревога и этот непримиримый враг Олесницкого, когда тот выходил от Витовта, встретил его на пороге и попросил уделить ему минуту на беседу.
Вся в слезах она заламывала перед ним руки.
– Отец мой, – начала она, – спаси меня, бедную. Я опасаюсь за его жизнь, он старый, может не выдержать, а я, я останусь сиротой и у меня всё заберут. Свидригайлло только поджидает, на его стороне русские бояре; лишь бы пан мой глаза закрыл, всё захватят, ограбят меня. Заберите с собой в Польшу нашу казну, в ваших руках она будет в безопасности.
Этому настойчивому требованию Олесницкий с трудом мог сопротивляться, пытаясь успокоить княгиню тем, что король не допустит грабежа и беззакония.
В этот день, правда, болезнь усилилась, нарывы и температура выросли. Лекари мало чем могли помочь, природа сама должна была побороть болезнь. Король очень беспокоился за него и почти не отходил от кровати, с которой Витовт без конца вскакивал, а склонить его к тому, чтобы отдыхал и сидел в комнате, ни Ягайлло, ни жена не могли.
На него действовала внутренняя боль, он слабел, но сразу поднимался силой воли. Он не хотел поддаться телесному страданию, стыдился этого, как слабости, боролся с болезнью, как привык воевать всю жизнь.
Епископ Збигнев, предвидев уже опасность и осложнения, хотел остаться дольше, но сам король торопил, чтобы он возвращался с подканцлером и несколькими сенаторами для дел королевства. Его почти можно было заподозрить в том, что, решив уже после Витовта отдать Литву Свидригайлле, хотел устранить то, что могло быть препятствием. Епископ был его противником уже из одного того, что не считал его католиком.
Кроме епископа и его спутников, при короле, который выбрался с более многочисленным двором, чем обычно, оставалась довольно приличная свита.
Олесницкий не без некоторого опасения покидал Вильно и Ягайллу, хотя оставлял с ним на страже людей, коим доверял.
Король сначала собирался поехать на охоту в Троки, потом лесами, медленно хотел продвигаться к Гродну. Не ожидали ещё, что болезнь будет угрожать жизни князя.
Тем временем Свидригайлло, который мало показывался в замке, кружил по окрестностям, заезжал в Ошмиану и Лидзу, возвращался, только заглядывал сюда и со своими боярами, казалось, выжидает.
В день Св. Ядвиги, который Ягайлло всегда торжественно отмечал, выслушав во францисканском монастыре на Песке мессу, он хотел с утра поехать в Троки.
Витовт, несмотря на просьбы короля и мольбу жены, упёрся во что бы то ни стало составить ему