Эдгар Доктороу - Марш
Столь поразительная юность большинства пленников подкрепила в Перл веру в то, что она на правильном пути. На расспросы мальчишки отвечали, что они воевали под началом у генерала Харди, который всячески досаждал Шерману еще со времени похода по Джорджии. Все поголовно вежливые, они отвечали Перл с непременным «да, мэм» или «нет, мэм». Бедные дрожащие щенята, — тихо сказала Перл Стивену, — они боятся собственной тени. Но это хорошо, что им вправили мозги, а то как бы они смирились с тем, что теперь работающим на их полях неграм придется платить, а то, глядишь, и черный фермер по соседству объявится!
А потом она конечно же нашла его — этого Джейми, братца номер два. Он был один, сжался в комок, поджав ноги и руки, и весь дрожал, несмотря на то, что сидел в полоске утреннего солнца, которое на его лице резко обозначило костлявые скулы, ввалившиеся щеки, шрамы на коже и грязь под носом; воспаленные глаза его были тусклы, а волосы, отросшие длиннее, чем ей запомнилось, были такими грязными, с засохшей в них глиной, что он и блондином-то больше не выглядел.
Братец номер два, — сказала Перл, — ну у тебя и вид! Смотреть страшно.
Он поднял на нее взгляд, не узнавая.
Пошли с нами. Давай-давай, вставай!
Чтобы заставить его что-то уяснить, и то массу сил затратили. Стивен подхватил его под мышки, поднял на ноги и, пока другие пленные, ничего не понимая, растерянно озирались, взял мальчишку за руку и повел к дороге. Но тут караульный остановил их — дескать, куды? экой прыткий! — а с противоположного конца поля уже ехал к ним на коне офицер, продирался сквозь толчею пленных, расступающихся перед ним направо и налево. Подъехал, спрыгнул с коня и пожелал узнать, что, собственно, происходит.
Стивен Уолш отдал честь. Он заметил, что офицер — лейтенант всего лишь — стоит без головного убора, наполовину расстегнутый и расхристанный, а из-под его форменной тужурки свисают помочи штанов. Охрана пленных — поприще не шибко-то облагораживающее. Сэр, — сказал Стивен, — у нас приказ Сарториуса, полковника медицинской службы, удалить из вашего лагеря заболевших пленных.
Офицер покосился на жезлы со змеями, красовавшиеся у Стивена на петлицах госпитального стюарда, и смерил взглядом Перл. Перл была в плаще санитарки, который дала ей Эмили Томпсон, и кепи рядового пехотинца: предполагалось, что головной убор — пусть уж какой ни на есть — придаст достоверности ее военному обличью.
И зачем же это полковник отдал такой приказ?
Этот человек болен, — сказала Перл. — Вы видите его глаза, видите, какая у него кожа? Он заразный.
Болен? Чем?
Я не больной! — заартачился Джейми Джеймсон.
Сэр, — быстро заговорил Стивен, — у этого человека заразная болезнь. Называется «Антонов огонь». По-простому — «рожа». Бывает, приводит к смерти. От нее, кстати, умерла королева Анна. Тело умершей так распухло, что гроб, в котором ее хоронили, был чуть не квадратный. Так что пациента надо изолировать, пока этой дрянью он не перезаразил вокруг себя всех здоровых. Бывало, Огонь Святого Антония выкашивал целые полки.
Да мне-то что! Пускай заразит хоть всех суржиков! — пожал плечами лейтенант. — Чтоб они сдохли.
Сэр, солдаты в синем тоже от болезни не застрахованы.
Лейтенант отскочил как ошпаренный, не отрывая встревоженного взгляда от пленного.
Так же, как и офицеры, — добавила от себя Перл.
Да не больной я! — по-прежнему упирался Джейми Джеймсон.
Офицер покосился на него с отвращением. Уберите его отсюда, — процедил он, словно сия идея исходит от него, а не от медицинского департамента.
Если бы он додумался спросить у нас письменный приказ, нам бы тогда конец.
Но ты подкован-то как, Стивен Уолш, ай, молодец! — восхитилась Перл и обняла его.
Да какой я, к черту, больной! — возмущался Джейми Джеймсон. Он плелся за мулом на веревке, одним концом которой у него были связаны запястья, а другой намотал себе на руку Стивен.
Перл оглянулась на него, поджала губы. Заткни чавкалку, дурень, — сказала она. — Добро от зла отличить не можешь!
К тому времени он Перл уже узнал.
Будет тут меня учить еще всякая девка черномазая!
Они не стали ничего ему объяснять, готовить его, но когда вернулись в расположение госпиталя и убедились, что Мэтти в доме, мальчишку развязали и послали к ней, чтобы мать с сыном нашли друг друга. Вот только я этого ни видеть, ни слышать не хочу, — проворчала напоследок Перл.
Все готовились к выступлению. По лесам и полям запело, заклекотало — горнисты трубили сбор. Выйдя из фермерского дома, Сарториус глянул в небо и натянул перчатки. С дороги доносились выкрики ездовых, тележный скрип и грохот. Полковые санитарные кареты одна за другой выезжали со двора и присоединялись к веренице телег и фургонов. Перл собрала скудные пожитки Мэтти Джеймсон в мешок и побежала в дом, где мать с сыном сидели рядом на софе; Мэтти плакала, держа сына за руку и неотрывно на него глядя, тому было неловко за нее, он куксился и дулся.
Перл отвела мальца в сторонку. Когда мы уйдем, ты, главн-дело, не попадайся на глаза конвою с пленными. Вон, видишь сарай? Там содержались раненые южане, теперь они свободны, у них даже офицеры есть свои и есть кое-какая еда. Ты с мамкой твоей держись поближе к ним, потом найдете способ, доберетесь как-нибудь до Джорджии.
Да как туда доберешься-то?
Ниче, до Колумбии как-нибудь добредете. А там есть такая мисс Эмили Томпсон, мамка твоя ее знает — попросите, она вам поможет.
Перл вынула из кармана юбки платок с завязанным узелком, развязала его и дала парню один из драгоценных своих золотых. Он оглядел монету на ладони. Это ж двадцать долларов, с ума сойти!
Все правильно, братец номер два. Пока то, се, прокормитесь на них. Зато всю жизнь будете помнить, что это я, Перл, свободу вам дала домой топать.
Малый стоял, вертел в пальцах монету. Эту деньгу дал мне Роско, она осталась от той жизни, когда я была у вас в услужении, — продолжала Перл. — И за всю свою жизнь ты не скопишь такого богатства, чтобы со мной расплатиться. Хочу, чтобы ты наперед это знал.
Перл повернулась к Мэтти, взяла ее за руку. Прощай, мачеха. Спасибо за уроки чтения. Сын как-нибудь доведет тебя до Филдстоуна. Может, там еще стоит какая-нибудь хижина рабов, чтоб вам было с чего начать.
По дороге к двери Перл добавила, обращаясь к братцу номер два: У твоей мамы не всегда с головой порядок. Заботься о ней, слышишь? А то вернусь, ох и задам тебе!
И выбежала за дверь.
V
Стояло раннее воскресное утро, Хью Прайс ехал с дивизией генерала Карлина во главе слокумовского левого фланга и вдруг почуял неладное. В самом начале весны, пока властвует сырость, бывают такие дни, когда всепроникающая энергия возрождения вызывает предчувствие чего-то злого и твоя собственная кровь бежит по жилам нервными толчками. Небо до рези в глазах сверкало голубизной, и все, куда ни глянь, блистало ненатуральной яркостью цвета — леса и лощины, трава и камни, даже грязь на дороге; в этом грандиозном устремлении мира к самореализации все, казалось Прайсу, пребывало на грани взрыва. Впрочем, его предчувствия имели под собой и вполне конкретные основания. Предыдущим вечером разведка докладывала, что неподалеку происходит значительное перемещение войск мятежников. Хотя и Шерман, и Слокум от этих сообщений отмахнулись (Шерман отнесся к ним настолько скептически, что уехал на фланг к генералу Ховарду, а это в добрых двенадцати милях к востоку), по тому, как бригадный генерал Карлин выстроил войска на марше, можно было понять, что он предвидит бой. Да и сам он то и дело с тревогой вглядывался в даль, несмотря на то, что разъезды боевого охранения высланы вперед и должны первыми войти в контакт с кавалерией противника.
Передовые части подходили к развилке — одна дорога отсюда шла на восток к Коксбриджу и Голдсборо, а другая отклонялась к северу в сторону Бентонвиля. В образованном двумя дорогами углу была плантация, которую офицеры между собой называли Поляной Коула. Примерно милей дальше к северо-востоку начиналось густое сосновое мелколесье. Кто бы ни был этот Коул, но за его поля, болота и леса вот-вот должна была разгореться битва, и не потому, что они представляют собой такую уж ценность, не за обладание именно ими, а просто вследствие встречи на этом месте двух армий. Заградительный огонь батареи, вдруг проявившей себя где-то у правого фланга Карлина, остановил продвижение его передовых частей, а значит, день большой битвы настал.
Только когда закончилось развертывание подразделений и их траншеи соединились в общую линию обороны (дивизия Карлина в тесной смычке с полками бригадного генерала Моргана), командиры федеральных войск мало-помалу начали осознавать, насколько велики противостоящие им силы конфедератов. Прибыл генерал Слокум, обозрел позиции и приказал выступать. Солдаты Карлина и Моргана поднялись из окопов, двинулись и были встречены яростным огнем, причем вся линия от дальнего фланга до опушки сосняка вспыхнула, засветилась и замерцала частой цепочкой мушкетных выстрелов. Атака сорвалась. Прайс стоял с двумя генералами, смотрел вместе с ними на то, как адъютант обводит пальцем на расстеленной по земле карте очертания позиций мятежников, какими они представляются по донесениям офицеров с передовой. Нарисовалась линия, похожая на ковш Большой Медведицы. Или сковороду. На которую сами же федералы и сели.
