Ольга Колотова - Инквизитор. Охота на дьявола
— До встречи!
Бартоломе повернулся и быстро вышел, лишь бы не затягивать прощание.
«Ах, Долорес, если бы ты знала!.. Я иду сражаться с дьяволом, потому что в этом сошедшем с ума городе живешь ты, маленькая и беззащитная. Потому что в темном застенке сейчас томится человек, не повинный ни в одном из преступлений, в которых его обвиняют. А еще потому, что меня влечет вперед дорога, которую сам я не выбирал… Но зачем я пришел к тебе, поддавшись минутной слабости? Лучше бы сейчас я тебя не видел!»
Еще полчаса назад Бартоломе отправлялся на охоту за дьяволом если не с безумной отвагой, то, по крайней мере, с хладнокровием человека, которому нечего терять. Но теперь, когда он убедился в том, что его любят и ждут, он не хотел умирать! И вся его прошлая жизнь, от принятия пострига до сегодняшнего дня, показалась ему ужасно ошибочной и нелепой.
Бартоломе двигался точно во сне, ничего не замечая вокруг, и за углом прямо-таки налетел на Санчо.
— Что ты здесь делаешь?
— Я подумал, вдруг вы задержитесь ненадолго, и не лучше ли будет, если я подожду вас здесь, потому что… потому что…
— Потому что, похоже, я иду ловить дьявола в компании труса! — оборвал Бартоломе его сбивчивые оправдания.
— Вы несправедливы, хозяин!
— Надеюсь убедиться в этом на деле!
— Идемте!
Бартоломе с неудовольствием отметил, что сегодня он совершает одну ошибку за другой и что нелепо сердиться на паренька, который не отважился в одиночку пойти в дом человека, подозреваемого в связи с нечистой силой.
Бартоломе быстро пошел вперед. Санчо следовал за ним, отстав на полшага. Думает, наверно, какой у него решительный и храбрый хозяин, отметил про себя Бартоломе, и не подозревает, какую щемящую тоску и обреченность испытывает сейчас его бесстрашный господин. И Бартоломе с грустью подумал, что мог бы остаться в райском саду, а вместо этого отправляется на поиски черта.
* * *Две ночи Бартоломе и Санчо провели в доме де Гевары, в комнатке служанки Инесильи, примыкавшей к спальне доньи Анны. Старушку временно поместили в другом крыле дома, на что она очень обиделась.
Две ночи Бартоломе и Санчо ждали появления дьявола. Безрезультатно. Невыспавшийся Санчо ворчал, что, если хозяину взбрело в голову сторожить здесь дух дона Фернандо де Гевары, то он вполне может делать это один, а его оставить в покое. Впрочем, Санчо жаловался только потому, что, во-первых, хотел, чтобы его старания оценили, а во-вторых, потому, что, несмотря на показной скептицизм, побаивался дьявола. Санчо не поручился бы, что черт ненастоящий. Однако, несмотря на все страхи, Санчо никогда не бросил бы своего господина в опасности.
Теперь и сам Бартоломе отнюдь не был уверен, что его умозаключения правильны и что дьявол действительно придет.
Положение осложнялось тем, что, после первой неудачи с поимкой дьявола Бартоломе не мог ни на кого положиться, кроме самого себя. К тому же, он не мог просто взять и пристрелить преступника. Во-первых, черта нужно было изловить живым, во-вторых, захват должен был пройти без крика и шума, чтобы случайно не привлечь внимания соседей. Следовательно, Бартоломе должен был обойтись без пистолетов, а положиться исключительно на свое мастерство фехтовальщика. Со вздохом он вынужден был признать, что чувствует себя далеко не таким ловким и сильным, как лет десять-пятнадцать назад.
В отличие от Санчо, Бартоломе молчал, но это не значит, что он не испытывал сомнений. Он даже не смог бы ответить на вопрос, действительно ли он хочет того, чтобы дьявол пришел. Не лучше ли было бы, если б черт не появился, а его предположения не подтвердились? В таком случае, он, брат Себастьян, оказался бы просто-напросто старым ослом, но зато не было бы никакого беспокойства. Одно утешало Бартоломе: если он совершает ошибку, кроме верного Санчо и безразличной ко всему доньи Анны, об этом никто ничего не узнает.
Но дьявол все же пришел. Бартоломе оставил дверь слегка приоткрытой, и, приникнув к щели, мог видеть часть комнаты доньи Анны, скупо освещенной единственной свечой, стоящей перед распятием. Вдруг все вокруг озарилось вспышками пламени: в когтистой лапе дьявол сжимал факел. Это был крупный, коренастый мужчина. Его одежда показалась Бартоломе маскарадным костюмом: на голове — рогатый шлем, лохматая маска закрывает лицо, на руках — такие же перчатки, из-под плаща свисает длинный хвост. Если бы Бартоломе не знал, что перед ним беспощадный убийца, он, может быть, только посмеялся бы над таким странным нарядом. Но сейчас против воли его сердце громко и тревожно застучало. Бартоломе почувствовал, как вздрогнул прижавшийся к нему плечом Санчо. Опасаясь, как бы паренек не вскрикнул и не выдал себя, Бартоломе молча сжал его руку.
Когда черт вошел, донья Анна стояла на коленях перед распятием. Она как будто даже не удивилась и не испугалась, а сразу же узнала своего мужа.
— Силы ада верно служат тебе, де Гевара, — тихо сказала она. — Кажется, в этом мире нет ничего, что могло бы тебя остановить.
Дьявол, не торопясь, укрепил в стене факел, затем направился к донье Анне, сгреб ее одной рукой за воротник и легко, как тростинку, поставил на ноги.
— Так, значит, это ты, верная и любящая жена, вырыла мне могилу, — спокойным, ровным голосом произнес он, но это было спокойствие палача, подготовлявшего к смерти очередную жертву. — Признаюсь, я не сразу догадался. Надо же, какого я свалял дурака! На свете было два человека, желавших мне смерти: старикашка-еврей и глупый мальчишка Диего де Аранда. Первый все пытался меня разорить, наверно, потому, что однажды мои собачки испытали остроту своих зубов на его вонючем заду, второй все время порывался вызвать меня на дуэль. Но они не писали доносов. Перед смертью не лгут, они оба сказали мне правду. И оба умерли. Был еще один человек, если гнусного гробокопателя позволительно называть человеком, который догадывался о моих тайных исканиях. Он мог настучать из корысти. Но он не доносил. Наконец, двоим было известно о моих делах. Люсия знала, потому что я однажды, по собственной глупости, проболтался. Но и она не доносила на меня инквизиции. Остаешься только ты, моя дражайшая супруга. Тебя, прикидывавшейся невинной голубкой, я подозревал меньше всех. Но круг замкнулся. Осталась только ты. Теперь я не могу ошибиться.
Донья Анна не двигалась и ничего не отвечала.
— Что же ты молчишь? Ты всегда боялась меня. Ты и сейчас боишься. Ты всегда была покорной. Ты никогда не лгала. Скажи мне, ведь это ты сочинила гнусную кляузу, не так ли?
— Так.
— Я не сомневался. Сядь за стол.
Женщина, привыкшая во всем подчиняться этому демону, безропотно повиновалась.
— Возьми перо и бумагу. Ты сумела подписать смертный приговор мне, сейчас ты подпишешь свой собственный. Пиши. «Я отрекаюсь от Христа…»
Крупная чернильная капля соскользнула с кончика пера и растеклась на листке жирной кляксой.
— А когда ты сочиняла донос, руки твои не дрожали?! — злобно рассмеялся де Гевара. — Пиши! «Душой и телом предаю себя в руки дьявола». Готово? Теперь подпись. Нет, не так! Собственной кровью!
Донья Анна послушно уколола палец булавкой.
— Теперь ты будешь проклята не только при жизни, которая, впрочем, вот-вот завершится, но и после смерти. И останки твои будут полыхать в костре инквизиции, а душа — в адском пламени. Ведь именно такую участь ты готовила мне, змея? Ну, расписалась? Хорошо.
Де Гевара полюбовался только что подписанным документом.
— Этот договор найдут рядом с твоим трупом, — объяснил он. — И никто не усомнится в том, что ты состояла в связи с дьяволом.
— Я долго думал, как тебя умертвить, — хладнокровно продолжал он. — Еврея я убил отравленным кинжалом, могильщика зарезал, как свинью, с Диего покончил в честном поединке, Люсию удавил. Тебя, ехидна, я задушу собственными руками, вот этими когтистыми лапами дьявола!
— Все пятнадцать лет, что мы прожили вместе, ты убивал меня, — простонала донья Анна, потянувшись к отнятому у нее листку, — убивал ежедневно, ежечасно, ежеминутно… Я уже почти мертва… Вот мое тело, ты можешь делать с ним все, что захочешь, но мою душу, как ты можешь губить мою бессмертную душу?!
— И ты еще смеешь говорить о душе?! — захохотал дьявол. — Гнусная доносчица, подлая тварь! Да твое место рядом с Иудой Искариотом!
— Ты занимался богопротивными делами, а меня заставлял молчать! Выдав тебя, я лишь исполнила долг христианки!
— А я сейчас исполню долг палача! — прошипел де Гевара и потянулся к ней руками в лохматых перчатках.
— Похоже, нам пора вмешаться, — объявил Бартоломе, ударом ноги распахнув дверь. — Дон Фернандо де Гевара, вы арестованы!
— Это еще кто? — прорычал дьявол. — Ну, Анна, не успели меня посадить, а в твоей спальне уже прячется пара мужчин!
