Алексей Новиков-Прибой - Цусима. Книга 2. Бой
На мостике еще раз собрали совет. Нужно было торопиться; поэтому присутствовало на нем немного лиц: сам командир Лебедев, капитан 2-го ранга Блохин, лейтенанты Старк, Гирс, Дурново и спасенный с «Осляби» флагманский штурман, подполковник Осипов. Был поставлен вопрос: как при данных условиях должен будет поступить «Донской»? Некоторые офицеры отвечали на это неопределенно:
— Едва ли мы сможем причинить хоть какой-нибудь вред противнику, у которого шесть крейсеров и несколько миноносцев.
— Придется сражаться, если не можем поступить иначе. И угрюмо посматривали на командира, ожидая от него спасения.
Откровеннее всех был подполковник Осипов. Большая сивая борода его взлохматилась, на лбу, как длинные гусеницы, зашевелились глубокие морщины.
Он заметался по мостику, округляя голубые глаза и с жаром выкрикивая:
— Я полагаю — нам нельзя сражаться с такими превосходными силами противника!
По своему безумию это было бы равносильно тому, как если бы мы вздумали зубами перегрызть якорный канат. В самом деле — на что нам надеяться?
Сегодня, чтобы дотопить свой миноносец, пришлось выпустить в него восемь снарядов на таком близком расстоянии. Разве это не показательный факт нашей беспомощности? Вчера все видели, как японцы громили нашу эскадру, которая находилась в гораздо лучших условиях. Неужели изношенный и хилый «Донской» может оказать врагу серьезное сопротивление? Нас утопят в какие-нибудь десять минут. Кто же имеет право взять на себя страшную ответственность за те восемьсот жизней, которые находятся на борту крейсера?..
Командир не дослушал его до конца и, подойдя к старшему офицеру, шепнул на ухо:
— По моему мнению, совет надо распустить.
Блохин сейчас же сурово распорядился:
— Прошу господ офицеров лишних с мостика удалиться и приготовиться занять свои места, когда будет пробита боевая тревога.
Лебедев, приказав направить судно в Дажелет, сообщил остальным о своем решении:
— Если исход неравного боя будет для нас роковым, то я разобью крейсер о прибрежные скалы.
Глава 6
ФЛАГМАН НЕ ОПРАВДАЛ ЦАРСКИХ НАДЕЖД
«Бедовый» и «Грозный», не прибавляя хода, продолжали свой путь тем же курсом. Неизвестные суда, гнавшиеся за ними, шли гораздо, стремительнее их.
Справа впереди обрисовался остров Дажелет. На мостике «Бедового» офицеры, разговаривая, обменивались мнениями:
— Это догоняют нас какие-нибудь наши отставшие крейсера.
— Ну да! Отбились вчера от эскадры и теперь торопятся.
— Никаких сомнений в этом нет. В пользу такого предположения говорит тот факт, что они идут с нами одним курсом.
Лейтенант Вечеслов угрюмо заметил:
— А вдруг окажутся японские?
Но его сейчас же опровергнул полковник Филипповский:
— Японские попарно не ходят, а всегда вчетвером.
Лейтенант Вечеслов не унимался:
— Надо бы на всякий случай развести пары и в остальных двух котлах.
Но против этого возразил командир:
— Зачем же это делать раньше времени? Подождем, выясним, чьи это суда.
Если окажутся наши крейсеры, тем лучше будет для нас. А развести пары мы всегда успеем.
К адмиралу спускались Клапье-де-Колонг и Баранов и о чем-то с ним беседовали.
За кормою определились два одномачтовых судна. Немного погодя можно было точно сказать, что гонятся миноносцы. Передний из них был трехтрубный, а задний — четырехтрубный.
С «Грозного» было передано по семафору: «Миноносцы неприятельские».
На «Бедовом» и на этот раз машина работала только под двумя котлами.
Инженер-механик по своему почину увеличил ход.
Приближался ответственный момент. Чины штаба и командир миноносца забеспокоились. Как им замаскировать перед другими свое намерение. И началась какая-то нелепая игра. Вызвали на мостик инженер-механика Ильютовича и приказали ему:
— Разводите пары в остальных котлах!
Но через две минуты флаг-капитан Клапье-де-Колонг это распоряжение отменил.
Командир Баранов вызвал кочегарного Старшину Воробьева и начал допрашивать его:
— Через сколько времени, можно будет развести пары в остальных двух котлах?
— Минут через сорок, ваше высокоблагородие.
— Почему так долго? Ведь вода в них горячая?
— Никак нет. Успела остыть.
Командир придумал новый вопрос:
— А сколько у нас угля?
— Угля у нас еще много, ваше высокоблагородие. Хватит нам вполне.
— А ты сходи в угольные ямы и узнай. Да хорошенько сообрази. Потом доложишь мне. Слышишь?
— Есть! — ответил Воробьев и, озадаченный таким распоряжением командира, отправился в угольные ямы.
На палубе, перед тем как спускаться в люк, он увидел машиниста Попова и, кивнув головою на мостик, забормотал:
— Они там наводят тень на ясный день. Говорили бы прямо: не хотим, мол, больше сражаться. А мне эта война и подавно не нужна.
— Я уже давно заметил, как они поджимают хвосты, — промолвил Попов. — Но это будет номер, если мы без боя сдадимся! Ахнет вся Россия, когда узнает обо всем.
Тем временем по распоряжению начальства сигнальщики приготовили белый парламентерский флаг (скатерть) и флаг Красного креста, пристопорив их к фалам.
На мостике между командиром и штабными чинами шел разговор, торопливый, с оттенком растерянности.
— Наш «Бедовый» — только госпитальное судно, — говорил Баранов, оглядывая всех с таким выражением на бородатом лице, как бы прося у них еще раз подтверждения этой нелепой мысли.
— Да, да, совершенно верно, — вторил ему полковник Филипповский, сутулясь и кивая головой, обмотанной бинтом.
Он был спокойнее других, но почему-то часто срывал с толстого носа пенсне, наскоро протирал платочком стекла и опять приставлял их к темно-карим, немного навыкате глазам.
— Конечно, на нем столько раненых! — соглашался флаг-капитан Клапье-де-Колонг, недовольно хмуря черные густые брови.
— А главное, сам командующий эскадрой вышел из строя, — заявил флагманский минер, лейтенант Леонтьев.
В их суждениях были и лицемерие и ложь, но они продолжали приводить всякие доказательства в пользу выдвинутого положения, словно хотели убедить и друг друга и самих себя в своей правоте. И никто на это не возразил, что, согласно международному праву, госпитальное судно, в противоположность боевым кораблям, должно иметь особую окраску и другие отличительные знаки.
Об этом заранее сообщают противнику. А в данном случае боевой миноносец считали за госпитальное судно только на основании того, что на нем находилось несколько человек раненых. С такой логикой можно было бы любой крейсер, любой броненосец поставить под защиту Красного креста — на каких судах наших не было раненых?
А между тем неприятель не ждал… Имея ход почти в два раза быстрее, чем «Бедовый», он с каждой минутой приближался. Теперь уже невооруженным глазом можно было видеть, что гонятся японские миноносцы.
На мостик еще раз был вызван инженер-механик Ильютович.
— Владимир Владимирович, во сколько времени будут готовы пары? — спросил командир.
— Через полчаса, — ответил Ильютович.
Флаг-капитан Клапье-де-Колонг сказал:
— Разводите же скорее пары!
Ильютович пошел было, но его снова окликнули:
— Нет, постойте. Не надо!
Инженер-механик стал боком к начальству и, повернув к нему лишь голову, вдруг сбычился. Бронзовое лицо его, черноглазое, с ястребиным носом, шевеля свисающими усами, вздулось и помрачнело. Он уставился на Клапье-де-Колонга угрожающим взглядом и, выдержав небольшую паузу, громко крикнул:
— Как — не надо?
— Хорошо, разводите, — чуть слышно пролепетал флаг-капитан.
На юте безучастно стояли флаг-офицер, лейтенант Кржижановский, врач Тржемеский и волонтер Максимов. Потом из кают-компании вылез наверх капитан 2-го ранга Семенов и, хромая на правую ногу, заковылял по направлению к мостику. Этот маленький и круглый человек, или, как его прозвали моряки, «Ходячий пузырь», был самый ловкий и хитрый офицер во флоте. Из всякого пакостного дела он мог выйти сухим, как гусь из воды.
Кают-компания на миноносце была так мала, а говорили в ней офицеры так много о подготовляемой сдаче судна, что нельзя было их не услышать. Все это было ему известно. Но тогда он молчал. И разве не ему принадлежала идея, возникшая еще на «Буйном», превратить боевой корабль в госпитальное судно? А теперь, когда замыслы его коллег по штабу и самого адмирала осуществлялись на практике и когда у обеих мачт уже стояли сигнальщики с приготовленными флагами, он обращался к каждому встречному человеку и возмущенно кричал:
— Что такое? Почему не даем полного хода?
То же самое Семенов повторял, приблизившись к мостику, и потрясал руками, как актер, желая обратить на себя внимание. Таким образом, его невиновность в сдаче в плен была обеспечена. Назад, к корме, не смущаясь своим штаб-офицерским чином, он пополз на четвереньках, как бы совсем изнемогая, и скрылся в кают-компании[6].
